Развал Советского Союза, произошедший в декабре 1991 года, был, вероятно, одним из наиболее удивительных и поворотных событий 20 века. Неожиданное на тот момент завершение холодной войны привело к зарождению нового мира, новых возможностей и вызовов. Несмотря на полуторагодичный процесс, приведший к распаду СССР в декабре 1991, крах могучей коммунистической сверхдержавы многих поймал врасплох - как в США, так и в самом Советском Союзе. Российский президент Владимир Путин счел падение Советского Союза «величайшей геополитической катастрофой 20 века».

Однако был ли распад Советского Союза неизбежен? В наши дни общеизвестно, что к концу 1991 сохранить СССР в том виде, в котором он существовал десятилетиями после 1922 года, было невозможно. Согласно принятому нынче мнению, политические, экономические и общественно-культурные процессы, происходившие в стране с 1986 года, в конце концов, разорвали ее на части, а сравнительно быстрый конец крупнейшего государства планеты был предпочтителен иным возможным исходам. Тем не менее, советское правительство пыталось продлить существование собственной страны, используя новые подходы в ее управлении. В России до сих пор продолжается обсуждение вероятных альтернатив произошедшему, а российские политики, интеллигенция и националисты пытаются понять, можно ли было сделать что-то, чтобы сохранить страну в целости, и была ли в этом нужда. Сумеем ли мы найти ответ на этот вопрос, внимательнее изучив предшествовавшие развалу СССР события?

Что произошло

Конституция СССР включала 72 статью, согласно которой входившие в него республики имели право на выход из его состава. Однако будем честны - если бы так было в действительности, этот процесс начался бы задолго до 1990. Советские власти никогда бы не позволили республикам самостоятельно покинуть страну в качестве независимых образований. Подобное привело бы к ослаблению советского государства в «игре с нулевой суммой», каковой была холодная война.

Все 15 советских республик были взаимосвязаны сложной матрицей экономических отношений, благодаря которой Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика оказалась в центре всех значимых промышленных, экономических и политических процессов страны. Мы до сих пор сталкиваемся с отзвуками этого строя в сложных отношениях между Россией и Украиной. Даже посреди войны между этими странами российские войска продолжают полагаться на продукты украинской военной промышленности, а украинские заводы и промышленные объединения зарабатывают на продаже своих технологий россиянам. Лишь недавно Москва объявила о том, что начиная с 2018 года будет готова к «импортозамещению» украинских военных изделий. Советский Союз удерживал свои обширные регионы и республики воедино благодаря системе субсидий и фиксированных экономических квот, по которым менее развитые регионы получали советские технологии и потребительские изделия в обмен на сырье и сельскохозяйственные продукты. В отдельных случаях Москва предоставляла как готовые продукты, так и сырье, дабы восполнить недостаточно развитую промышленную базу некоторых регионов.

Когда советская экономика проявила признаки значительного спада в 1980-х, население СССР и многие из его законодателей заволновались. Принятый незадолго до этого курс на политическую свободу и прозрачность высвободил силы, пошатнувшие легитимность правящей коммунистической партии и подорвавший самое основание государства. Перенесемся в 8 декабря 1991 года. Распад страны стал возможен благодаря так называемому Беловежскому соглашению, подписанному в Белоруссии. Главы трех советских республик - России, Украины и Белоруссии - подписали документ, формально положивший конец существованию СССР. При подписании была сделана ссылка на ранее упомянутую 72 статью конституции, позволявшую «мирный» выход из состава страны. Стоит отметить, что решение это было принято без учета мнения населения, пребывавшего в неведении на протяжении предшествовавших месяцев. Пока потрясение от произошедшего в Беловежской пуще еще отзывалось по всему миру, 21 декабря произошла новая встреча, на этот раз в столице Казахстана Алма-Ате. Там главы 11 советских республик (кроме Грузии и прибалтов) окончательно распустили то, что оставалось Советского Союза. Вне всякого сомнения, эта вторая встреча стала возможной благодаря предшествовавшему ей Беловежскому соглашению, заложившему легальную основу и окончательный прецедент для дальнейшего и необратимого распада СССР. 25 декабря 1991 года своеобразным рождественским подарком стал для Соединенных Штатов и их союзников спущенный в Кремле советский флаг, сменившийся нынешним российским триколором и возвестивший о конце холодной войны и зарождении нового и непредсказуемого мира.

Что могло произойти

Сейчас ясно, что большинство советских граждан желало сохранения СССР в том или ином виде. Однако для этого нужна была иная парадигма управления и более решительный правительственный аппарат, готовый устранить конкуренцию со стороны альтернативных политических или этнонациональных моделей. Перед путчем августа 1991, смертельно ослабившим тогдашнего советского президента Михаила Горбачева и приведшим к власти Бориса Ельцина, советские власти обсуждали достоинства Союза Суверенных Государств (ССГ). 17 марта 1991 года в девяти советских республиках - России, Украине, Белоруссии, Казахстане, Азербайджане, Узбекистане, Кыргызстане, Туркменистане и Таджикистане - был проведен народный референдум. Большинство проголосовавших поддержало сохранение советской федеральной системы. 23 апреля 1991 года, вслед за референдумом, центральные советские власти подписали с девятью республиками соглашение, по которому СССР должен был превратиться в федерацию независимых республик с общим президентом, единой внешней политикой и армией. Трудно сказать, как сработало бы это соглашение в действительности, учитывая происходившие по всей стране масштабные политические и социальные перемены. К августу 1991 все девять республик кроме Украины одобрили проект нового соглашения. К несчастью для Горбачева, проведенный советскими консерваторами в августе 1991 путч окончательно устранил его с политической сцены и покончил с дальнейшими попытками реформировать страну.

Было ли это возможно?

Возможно, идея ССГ и была жизнеспособна, однако ее заранее подорвали те же политические силы, которые разрывали на части СССР. В 1986 году Горбачев начал два процесса, в конце концов приведших к гибели страны под его руководством. Гласность подразумевала политическую прозрачность, тогда как перестройка означала политическую и экономическую реорганизацию. Хотя их задачей была постепенная либерализация отдельных элементов государственного управления и взаимодействия с населением, на деле и то и другое ослабило способность советских властей к контролю и надзору, приведя к политическому и экономическому хаосу, а также росту националистических и сепаратистских настроений во многих республиках. Вероятно, в свете этих событий участники Беловежского соглашения считали свои действия неизбежными, а потому оправданными. Но что, если бы Горбачев провел реформы иначе? Что, если бы Коммунистическая партия Советского Союза начала либерализацию экономики СССР, при этом сохранив твердый контроль над политической идеологией?

У подобных мер уже был прецедент. В 1921 году, следом за победой советских властей над царистами и антибольшевистскими силами в гражданской войне 1918-1920 годов, была введена новая экономическая политика (НЭП). Пока экономика страны пребывала в руинах, власти дозволили частным предприятиям сосуществовать с зарождающейся государственной промышленностью. Хотя и с переменным успехом, НЭП все же привела к практически полному восстановлению национальной экономики до уровня, предшествовавшего Первой мировой, пока ее внезапно не свернул в 1928 году Сталин. Можно лишь гадать о возможной судьбе Советского Союза, если бы НЭП позволили продолжиться. Малая промышленность, как и агрикультура, принадлежали бы частному сектору. «Опорные высоты» экономики, такие как тяжелая промышленность и шахты, управлялись бы государством. Если это напоминает современный Китай, возможно так оно и есть - китайское экономическое чудо произошло под жестким контролем коммунистической партии, не терпевшей инакомыслия.

Чтобы подобный сценарий сработал в поздних 1980-х, Горбачеву потребовалось бы убедить своих соратников по партии в том, что его новая политика не подорвет ее положение и репутацию. На деле, в конце 1980-х цинизм и недоверие советского населения к партийным лозунгам и управлению достигли пика. Утрата доверия к способности правительства как следует управлять страной и обеспечивать интересы граждан вызвала усиление альтернативных идеологий и движений, приведя в конце концов к Беловежскому и Алма-Атинскому соглашениям. Но что, если бы Горбачеву удалось убедить своих коллег в том, что улучшение экономического положения в Советском Союзе привело бы к восстановлению доверия населения к партии и государству? Результаты проведенного в марте 1991 голосования свидетельствовали, что многие советские граждане все еще хотели жить в едином государстве. Обновленный экономический план оставил бы средние и крупные предприятия в руках государства, при этом позволив населению страны заниматься малой экономической деятельностью, особенно в области агрикультуры. В таком сценарии не было бы места гласности, открытой критике государства, признанию темного советского прошлого и росту этнического национализма в отдаленных республиках. Советские власти открыли бы для зарождающегося делового класса доступ к малым коммерческим займам, допуская наиболее успешных его представителей в партию, что позволило бы правительству взаимодействовать с наиболее предприимчивыми гражданами. Такой сугубо экономический подход перенаправил бы энергию множества людей от антигосударственной деятельности и протестов к заработкам, как это позднее произошло в Китае, хоть и с некоторыми заметными исключениями. В середине 80-х советское общество уже было готово к таким постепенным экономическим переменам, и могло бы принять большую экономическую свободу. Однако все это основывается на допущении, что государство сумело бы успешно провести подобную экономическую трансформацию. Заманчива мысль, что, несмотря на многочисленные изъяны советской системы, отсутствие значимой политической конкуренции Горбачеву позволило бы постепенно реформирующемуся Советскому Союзу преодолеть внутренние проблемы и пережить 1991 год в обновленном и оздоровленном виде. Не будь сепаратистских движений в Прибалтике и на Кавказе, и не случись августовский путч, план по экономической либерализации Советского Союза мог бы преуспеть.

Новый союз?

Сумела бы такая обновленная страна эффективно конкурировать на мировой арене с Соединенными Штатами, Западной Европой и усиливающимся Китаем? Возможно, спустя годы и десятилетия сама советская коммунистическая партия начала бы либерализироваться, как это происходит в Китае, который настойчиво пытается переосмыслить коммунистическую идеологию в такт развивающемуся обществу. Свернул бы этот новый союз (для кратости назовем его «НС») свои многочисленные международные обязательства, дабы сохранить ресурсы и валюту? Вполне возможно, что именно это бы и произошло, как и последующий выход Восточной Европы из Варшавского договора. Также могла бы возникнуть необходимость в отказе нового союза от активного участия в африканской и латиноамериканской политике - хотя если бы эта новая советская страна сумела бы провести экономические реформы, подобные таковым в 1928 году, в конце концов Запад столкнулся бы с мощным и единым советским государством, стремящимся сохранить свое место в качестве конкурентоспособной сверхдержавы.

Схожим образом трудно предсказать, как НС взаимодействовал бы с восходящим Китаем, поскольку тот был бы для него непосредственным конкурентом в роли коммунистического надсмотрщика за либерализирующейся экономикой. Возможно они сумели бы достичь понимания, учитывая сходства в их государственном управлении. С учетом стран, принявших или раздумывающих над принятием китайской модели государственного капитализма в 2017 году, легко представить себе появление советской модели государственного капитализма в качестве конкурента американской, западноевропейской и китайской. Тем не менее, для выживания НС после 1990-х потребовалось бы уверенное и крепкое коммунистическое правительство, готовое принимать трудные решения ради государственного блага. Сами китайцы были вынуждены делать подобные выборы в 1989 году, когда армия раздавила демократические протесты на площади Тяньаньмэнь. Кроме того, успех НЭП в 1920-х стал возможен благодаря предпринимательскому классу, пережившему Октябрьскую революцию и Гражданскую войну. Однако к 1980-м эти люди и их деловой опыт давно канули в Лету, и советским властям не хватало экспертов уровня, достаточного для успеха на свободном рынке.

Сегодня принято считать, что, несмотря на готовность Горбачева использовать насилие для подавления протестов в Прибалтике, он не сумел бы удержать страну воедино одной лишь силой. Быть может, он оказался на своем месте не в то время - приди он к власти позднее, когда НС попытался бы осуществить переход к государственному капитализму, его таланты и видение могли бы сделать его хорошим управленцем. Также стоит отметить, что, несмотря на последовавшую за 1991 годом эйфорию среди западного мира, развал СССР не был предопределен заранее. События декабря 1991 поймали большинство экспертов и аналитиков врасплох. Следовательно, если бы НС выжил, он столкнулся бы с той же враждебной политикой со стороны Америки и НАТО, призванной сдержать Москву. Несмотря на постепенное введение в стране рыночных принципов, НС остался бы коммунистическим государством, для которого реформы были бы разумным шагом на пути к глобальному противостоянию с Западом.

Вероятно, сохранить Советский Союз было невозможно, учитывая обстоятельства, в которых оказалась страна к концу 1980-х. На тот момент ее внутренние механизмы и политические процессы затрудняли воплощение даже тех решений, с которыми было согласно большинство. Идея реформированного Советского Союза может быть продолжена в наши дни в виде ряда экономических, военных и политических союзов, заключённых Россией (официальным правопреемником СССР) с бывшими советскими республиками по соседству. Евразийский экономический союз, в состав которого входят Россия, Белоруссия, Казахстан, Армения и Кыргызстан, а также тесная связь между российскими и армянскими вооруженными силами, напоминают о советском наследии. Возможно, СССР не было суждено остаться в целости, однако вопросы и предположения о его возможной судьбе продолжат занимать нас в грядущие годы.

Принято считать, что распад СССР был неизбежен, и такой точки зрения придерживаются не только те, кто считали его "тюрьмой народов", или "последним из вымирающих видов - реликтом" - "многонациональной империей", как выразился эксперт по проблемам межнациональных отношений в СССР М. Мандельбаум в предисловии к альманаху статей, выпущенного американским Советом по внешним сношениям в преддверии распада СССР.* Однако к происшедшему более корректно применять термин "расчленение", хотя он несет в себе некий заряд эмоциональной оценки. Распадом, то есть естественным отделением от не ставшего единым сросшимся организмом тела можно было бы назвать процесс, когда государство теряло бы именно те этно-территориальные единицы, те существовавшие до вхождения в Россию государственности, которые и собирались в течение российской истории. Однако разделение произошло в подавляющем большинстве случаев совсем не по тем историческим швам, которые почти везде почти рассосались, а по совсем другим линиям. Вряд ли можно отрицать, что при всем обилии проблем был нанесен определенный удар по тем линиям, что были уже надрезаны произвольным решением на теле государства и многих его народов в сооответствии с исторической идеологией и политическими задачами создателей социалистической федерации. Уместно привести суждение А.Мотыля, что "вопреки широко распространенному убеждению, народы Советского Союза вовсе не столько сами пробуждаются, как их пробуждают. Они самоутверждаются вплоть до требования независимости потому, что к этому их принудила перестройка. По иронии, ни кто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев, доморощенный пролетарский интернационалист par exellence, должен считаться отцом национализма в СССР".

В 1991 году главным аргументом признания существовавших внутренних границ между союзными республиками в качестве международных и неприкосновенных стал тезис о необходимости мирного и бесконфликтного демонтажа, а также доктрина о праве самоопределяющихся наций на отделение. Однако в реальных условиях многовекового единого государства и политических амбиций элит эти инструменты оказались негодными для последовательного легитимного и бесконфликтного решения.

Так, война в Нагорном Карабахе, кровь в Бендерах и категорическое нежелание Приднестровья подчиниться диктату Кишинева, война между абхазами и грузинами, стойкое нежелание русского населения Крыма превратиться в украинцев показали, что именно принятый подход имманентно содержал потенциал конфликтности и столкновения интересов, который продолжает характеризовать геополитическую ситуацию на территории исторического государства Российского. Каждая из союзных республик, по сути, представляла редуцированную копию Союза - тоже многонациональное образование. Причем в отличие от страны в целом, складывавшейся веками, некоторые республики были скроены зачастую отнюдь не по границам этнического или исторического единства населения. Титульные нации этих республик, провозгласив свое право на самоопределение, проявили полную неготовность предоставить такое же право, какого они добились для себя, нациям, попадающим в положение национальных меньшинств в составе ранее не существовавших государств.

Объяснение этому, как правило, сводились к невозможности идти по пути бесконечного дробления страны, хотя в реальности такая перспектива не коснулась бы всех республик. Но было очевидным, что демонтаж СССР путем выхода из него через конституционную процедуру объективно в большей степени способствовала бы интересам России, русских и тяготеющих к ним народов. При этом сама РФ даже не была бы затронута. Вопреки распространенной иллюзии РФ не заявляла о выходе из СССР, и, даже, если бы все остальные заявили о выходе, она оставалась бы его юридическим продолжателем, и ее автономии не имели по конституции права выхода, а проблема выбора юридически встала бы лишь перед народами отделявшихся республик.

СНГ с самого начала не внушало надежд на то, что его институты будут реализовывать механизм с признаками субъекта мировой политики, в новой форме сохраняющий геостратегический облик исторического государства Российского или СССР. Причины и в неслучайной аморфности первоначальных юридических инструментов, и в ставших очевидным глубинным центробежным тенденциям. Тем не менее потенциал центростремительных побуждений входящих в него народов, вопреки тиражируемому мнению, также очевиден. Однако специфика оформления новых субъектов международных отношений в 1991 году была такова, что именно интеграционный потенциал оказался скован, если не парализован юридически, так как народы, тяготеющие к России (кроме Белоруссии) оказались лишены правосубъектности. Эта отнюдь не случайная реальность не только затруднила сохранение Россией своего геополитического ареала, который немедленно стал объектом внешней политики окружающих интересов, но также сделала новые государства внутренне нестабильными, породило вооруженные конфликты, противоречивость правительств.

Сейчас достаточно очевидно, что одной из глубоких и уже вряд ли устранимых причин, как трагических столкновений, так и противоречивых интеграционных и дезинтеграционных тенденций в СНГ, является двойная (в 1917 и 1991 гг.) перекройка исторической российской государственности, осуществленная по доктрине права наций на самоопределение, взятой на вооружение как большевизмом, так и воинствующим либерализмом, двумя учениями, которые стремятся в историческом итоге к уничтожению наций и границ. "Со времен Вудро Вильсона и Владимира Ленина в течение всего столетия идея, что этничность дает право претендовать на культурные и политические права и территорию, возымела широкий резонанс" - признает американский автор Р.Г.Сьюни.

Национальный принцип организации советского государства путем выделения на произвольно определенной территории титульной нации и наделения ее особыми правами (государственный язык, приоритет в развитии культуры, формирования органов управления, распоряжения ресурсами и капиталами, налоговыми поступлениями) есть закономерный плод как учения Локка и исторического материализма как философии, а также конкретной политической доктрины строительства "первого в мире государства рабочих и крестьян", осуществляемой российскими большевиками и либералами на обломках исторической России, объявленной для успеха революции "тюрьмой народов".

В теории и практическом плане содержались антиномии и взаимоисключающие задачи. С одной стороны политическим лозунгом было обеспечение самобытности, сохранения и "равных условий" для государственного развития всех больших и малых народов, хотя равное представительство малого и большого народа означало возможность крошечным народам диктовать свою волю многомиллионным народам. Однако, как с точки зрения малых, так и с позиций интересов крупных народов выделение титульных наций не снимало, а лишь обостряло проблему, так как ни один этнос не локализован внутри одного автономного образования, а иногда специально разделен по политическим соображениям.

"Социалистические нации" и "социалистические народы" конструировались на основе реальных или воображаемых этнокультурных различий и "прикреплялись к определенной территории" - пишет М.Стрежнева, а "члены этнической нации, которая давала название соответствующей республике…, принадлежали к титульному населению если они жили в "своей" республике, и к национальным меньшинствам, если они постоянно жили где-либо еще в пределах Союза. При этом этнические русские по существу были транснациональным советским этносом и категория нетитульного населения в Советском Союзе состояла прежде всего из русских". На территориях этих образований во второй сорт попадали не только русские, но и многие другие народы, Во многих образованиях русские составляли большинство, а в некоторых титульная нация находилась даже на третьем месте (в Башкирии, например, башкиров меньше, чем русских и татар).

Однако эта проблема мало занимала архитекторов, ибо исторический материализм не считает нацию субъектом истории и отводит ей лишь временное значение, исходя из движения к единому коммунистическому образцу вплоть до слияния и исчезновения всех наций. Поэтому создание квазигосударственных автономных и республиканских образований по произвольным границам с марксистской целью всеобщей нивелировки духа с сохранением лишь национальной формы (лозунг культуры - социалистическое содержание - национальная форма), в сочетании с никогда не отменявшимся лозунгом "о праве наций на самоопределение вплоть до отделения", в начале ХХ века заложило заряд огромной разрушительной силы в самый фундамент российской государственности.

Нужно иметь в виду, что количество народов и народностей, некогда объединенных в Российскую империю, было гораздо больше, чем число произвольно начертанных "социалистических" автономий и квазигосударственных образований. При многократных переделах республиканских границ и русский народ, и некоторые другие наpоды либо полностью, либо частями оказались произвольно включенными в состав создаваемых субъектов федерации в нарушение некогда самостоятельно заключенных ими договоров с Россией. Таковы случаи Абхазии и Осетии, которые самостоятельно вошли в Россию, а затем были сделаны частью социалистической Грузии, pасчленение лезгинского наpода, положение Нагорного Карабаха, а также очевидная ситуация Крыма и Приднестровья. Такое произвольное деление не имело определяющего значения для жизни в СССР, но обернулось драмой отрыва от России или расчленения нации надвое при его крушении. Это необходимо учитывать при суждении о причинах конфликтов, о перспективах всего геополитического пространства СНГ, взаимоотношений между его участниками, так и о роли внешних сил, весьма заинтересованных во втягивании в свою орбиту новых субъектов и использующих конфликты между ними для своих целей.

Относясь к расчленению СССР как к свершившемуся факту истории, нельзя не осознавать при рассмотрении процессов на его пространстве, что обстоятельства его ликвидации во многом заложили многие из сегодняшних конфликтов и тенденций, а также запрограммировали самое заинтересованное участие внешнего мира в процессах. Строго по юридическим нормам, отделяющиеся союзные республики можно было считать конституированными в качестве государств только при консенсусе всех входящих в них народов и после процедур, обеспечивавших на территории союзной республики, заявившей о желании независимости, каждому народу и территории возможность свободного выбора своей государственной принадлежности.

В некоторых республиках положение в целом удовлетворяло этим критериям, но в ряде из них с самого начала ситуация была далека от таковой. Тем не менее эти новообразования были немедленно признаны международным сообществом, а конфликты, возникшие именно по вопросу выхода из СССР и конституирования в независимое государства, возникшие до факта признания и оформления независимости были объявлены "сепаратистскими", как если бы возникли на территории давно сформировавшихся и легитимно признанных государств.

Непредоставление конституционной процедуры выхода из Союза позволяет и сегодня сторонам в конфликтах оспаривать навязанную им историческую судьбу. Именно по этим причинам процесс национально-государственного переустройства постсоветского пространства в самих этих государствах не всеми считается законченным, а территориальный и правовой статус его бывших республик - окончательным. Но так или иначе, и это также данность, Москва в соответствии с внутриполитическими обстоятельствами избранного ею самой способа ликвидации СССР, а также в связи с внешним давлением признала существовавшие административные границы в качестве международных.

Таким образом потенциал конфликтности был имманентно присущ начатому процессу дезинтеграции единого государства по неисторическим границам. Он не преодолен, лишь меняя свои формы и динамику в зависимости от ориентации новых государств на мировой арене. Здесь мы подходим к весьма важному и определяющему аспекту проблем СНГ и всего геополитического ареала исторического государства Российского.

Бессмысленно отрицать, что революция 1917 г. и крушение СССР 1991 г. имели внутренние предпосылки. Однако, также бесспорно, что внешний контекст в 1991 г. играл во внутриполитической жизни России бoльшую роль, чем когда-либо в истории. К тому же, в ХХ в. "Realpolitik" в отличие от времен "тиранов" прячется под идеологические клише, что демонстрировал коммунистический универсализм, а теперь повторяет философия "единого мира".

Параллели с революцией очевидны в политике Запада, прежде всего англосаксонских интересов. Любопытно, что США откликнулись на драматические события 1991 года в духе своей стратегии 1917-го и приветствовали разрушение державы коммунистической теми же словами, что в начале века крах державы Российской. Политика вездесущих американских интересов в середине 90-х проявила отчетливо черты "неовильсонианства". Когда протагонист "свободы и демократии" в Москве, Киеве и Тбилиси президент Буш, пообещав признание Украине, благословил Беловежские соглашения, когда США признали Грузию, не дожидаясь легитимизации тбилисского режима, невольно вспомнились времена Брестского мира, Хауз и В.Вильсон с их Программой из XIV пунктов, план Ллойд-Джорджа по расчленению России, попытка признать сразу все "де-факто" существующие правительства на территории "бывшей" Российской империи и т.д. Но за всем этим схема Х. Маккиндера - пояс мелких и слабых государств от Балтики до Черного моря, подтвержденная заключением американского Совета по внешним сношениям от августа 1941 года о необходимости "буферной зоны между славянами и тевтонами", подконтрольной англосаксам через многосторонние структуры и наднациональные механизмы.

В эти августовские дни мы традиционно слышим из уст разномастных антисоветчиков и антикоммунистов слова о якобы "неизбежности" развала Советского Союза. Здесь, помимо откровенной лжи и ненависти к советскому прошлому и социализму в целом, мы сталкиваемся с сознательным смешением понятий. Одно дело, если говорить конкретно о ситуации, сложившейся после ельцинского переворота 21 - 23 августа 1991 года и откровенного перманентного попустительства "демократам" со стороны пока еще президента СССР Михаила Горбачева, - тогда, пожалуй, великая страна действительно оказалась обречена. Но ведь это был уже финал трагического процесса, начавшегося с прорывом предателя Горбачева к верховной власти в партии и стране весной 1985 года. А вот есть ли хоть какие-то основания утверждать, что Советский Союз был-де "обречен" еще до начала губительной "перестройки"?

МЫ НЕ БУДЕМ здесь останавливаться на откровенно бредовых измышлениях оставшихся малочисленных "демократов" ельцинско-гайдаровского пошиба относительно каких-то якобы "нараставших межнациональных противоречий" в советском обществе в 1970-е - начале 1980-х годов. Достаточно вспомнить, что в любом живом развивающемся организме - будь то человек или общество - определенные противоречия неизбежны. Другое дело, если мы сравним отдельные возникавшие в советское время коллизии на национальной почве на бытовом уровне с теми, что сейчас буквально на наших глазах множатся на "развитом" Западе, то советские противоречия придется разглядывать в микроскоп! Тем более говорить о каком-то их "нарастании" - разумеется, до прихода команды Горбачева к власти - ни один здравомыслящий человек не станет. Вообще здесь очень уместно вспомнить о более чем показательных результатах проведенного в декабре прошлого года в связи с 25-летием развала СССР и подписанием преступных Беловежских соглашений общероссийского опроса "Левада-центра", опубликованных в официальной "Российской газете". Особый интерес вызывают ответы на вопрос об основных причинах распада СССР.

Так вот, первые три места - с большим отрывом от остальных - заняли следующие варианты ответов: "это был безответственный и ничем не обоснованный сговор Ельцина, Кравчука и Шушкевича", "это был заговор враждебных СССР зарубежных сил", "недовольство населения руководством СССР, Михаилом Горбачевым и его окружением". Как видим, все три названные россиянами основные причины, пусть не совсем полно и систематизированно, но зато, как сказал бы В.И. Ленин, с точки зрения политики абсолютно верно отражают мнение большинства народа об отсутствии какой-либо "неизбежности" развала Союза.

Особо примечательно, что лишь на шестом месте стоит вариант "полное исчерпание ком! мунистической идеологии". А ведь мы постоянно слышим и на государственных телеканалах, и из уст высокопоставленных деятелей "партии власти" прямо противоположное - то есть именно о подобном "исчерпании", якобы охватившем все общество и даже большинство членов КПСС. Некоторое время назад "отметился" на этом поприще и сам лидер "Единой России" - премьер Дмитрий Медведев, заявивший на одной из встреч с активом "единороссов" о том, что к 1980-м годам "уже никто (имелись в виду члены Компартии. - О.Ч.) ни во что не верил". Что же, если на кафедре профессора А. Собчака в Ленинградском университете собрались люди, мягко скажем, неискренние, то это вовсе не основание приписывать подобное качество всему советскому народу... Тем более, как видим, даже сегодняшние россияне четко высказались в пользу того, что сама по себе великая идеология - в отличие от самих главных идеологов горбачевского ЦК! - вовсе не исчер! пала себя. А потому, несмотря на существовавшие отдельные трудности, деятельность определенных, дискредитировавших партию личностей, с этой стороны никаких объективных оснований для развала СССР к марту 1985 года не было.

А теперь - об экономике. Уже набили оскомину заклинания о "научно-технологическом отставании" СССР. Но как быть с тем неоспоримым фактом, что к началу 1980-х годов, к примеру, советское станкостроение было на мировом уровне - как с точки зрения организации производства, так и по качеству выпускаемой продукции? Вот что пишет в журнале "Вольная экономика" профессор Кембриджского университета, директор Центра научных исследований проблем развития Кембриджа Питер Нолан: "В начале 1990-х я был в Москве на заводе "Красный пролетарий". Там было установлено сложнейшее оборудование мирового уровня, передовые системы с числовым программным управлением (выделено мной. - О.Ч.)". Обращаем внимание на важнейшую деталь: на одном из ведущих московских предприятий еще к началу 1990-х годов сохранилось оборудование мирового уровня, а ведь установлено-то оно было как раз до разрушительных процессов "перестройки"! Или, может быть, для господ "демократов" в компании с "единороссами" свидетельство из Кембриджского университета, перед которым они обычно стоят по стойке "смирно", вдруг стало неавторитетным?.. Кстати, не худо бы вспомнить, что один лишь "Красный пролетарий" выпускал со своих конвейеров ежемесячно по нескольку тысяч самых передовых станков различных систем, часть из которых направлялась на экспорт в 32 страны мира. Не сырая нефть с газом, заметьте!.. Для сравнения: как напоминает профессор Яков Миркин из Российской академии наук, сегодня вся Россия выпускает в месяц не более 350 металлорежущих станков. Нужно здесь что-то говорить или нет?

Или, может быть, напомнить "реформаторам", чьи научные открытия лежат в основе действия всех мобильных телефонов, всевозможных смартфонов, айфонов и айпадов, которыми пользуются они сами, их жены и детишки? Так вот, эти открытия сделали в 1960-е - 1970-е годы выдающиеся советские физики, нобелевские лауреаты Жорес Алферов - ныне здравствующий и Виталий Гинзбург - ныне покойный. Да, у Советского Союза во время руководства Л.И. Брежнева не хватило сил и возможностей в полную меру использовать эти гениальные открытия, но, может быть, сегодняшняя, вся из себя "продвинутая" и "демократическая" Россия их использует? Организовала их производство? Так нет же, все эти, как принято говорить, модные гаджеты Россия, как, впрочем, и почти весь остальной мир, закупает в Китае, руководимом Коммунистической партией! Так что кому-кому, но не сегодняшним "демократам" что-то вещать о "советской техникотехнологической отсталости". И, наконец, еще один пример, касающийся предмета, ставшего для нынешних поколений чуть ли не символом всей жизни, - интернета. Свидетельствует профессор коммуникационных технологий Университета Тусла (США) Бенджамин Питерс: "В 60-е годы XX столетия советские и американские ученые практически одновременно делали важные шаги на пути развития компьютерных технологий. Причем СССР не! редко обгонял США (выделено мной. - О.Ч.)".

В своей изданной в США книге "Как не опутать сетью страну: Непростая история советского Интернета" профессор Питерс пишет: "Так, в конце 1969 года в Соединенных Штатах была запущена компьютерная сеть ARPANET (прародитель интернета). А в СССР идею связать ЭВМ единой сетью впервые высказал со! ветский ученый Анатолий Китов еще в 1959 году, а первые наработки в этой области появились в 1962 году, когда академик Виктор Глушков представил проект Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации(ОГАС), которая предназначалась для автоматизированного управления всей экономикой СССР (выделено мной. - О.Ч.)".

"Впервые предложенная в 1962 году, - пишет далее профессор Питерс, - ОГАС была нацелена на то, чтобы стать об! щенациональной компьютерной сетью удаленного доступа в ре! альном времени, созданной на основе существовавших телефонных сетей и их предшественников. Амбициозная задумка предполагала охватить большую часть Евразии - каждый завод, каждое предприятие советской плановой экономики такой "нервной системой" (выделено мной. - О.Ч.)".

Да, к сожалению, подобные гениальные предложения не были, что называется, вовремя поставлены на поток: мешали и недостаточный - по сравнению с временами В.И. Ленина и И.В. Сталина - интеллектуальный уровень послесталинского руководства, о чем "Правда" неоднократно писала, и непомерная тяжесть военных расходов, необходимых для противостояния США и их союзникам в мировом масштабе. Но такие предложения и открытия были, что указывало на высочайший уровень научно-технического развития СССР. Упомянутые же проблемы были в принципе решаемы, и ни одна из них не делала развал Советского Союза "неизбежным", как бы ни витийствовали на эту тему сегодняшние антисоветчики в компании с русофобами.

Примеры, демонстрирующие неэффективность советской экономики, известны. В СССР потребление сырья и энергии в расчете на единицу конечного продукта было соответственно в 1,6 и 2,1 больше, чем в США. Средний срок строительства промышленного предприятия в СССР превышал 10 лет, в США – менее 2-х. В расчете на единицу конечного продукта СССР расходовал в 1980 г, стали – в 1,8 раза больше, чем США, цемента – в 2,3 раза, минеральных удобрений – в 7,6 раза, лесопродуктов – в 1,5 раза. СССР производил в 16 раз больше зерноуборочных комбайнов, чем США, при этом собирал намного меньше зерна и поставил себя в зависимость от его поставок по импорту.

Попытки повысить эффективность советской экономики административными методами, были безрезультатны. Усиление роли низших эшелонов управления не повышает эффективности функционирования социалистической системы, не решает проблем, порожденных отсутствием рыночных инструментов. Недостаток рабочей силы, вызванный устойчивым превышением числа рабочих мест по сравнению с имеющимися трудовыми ресурсами, приводил к снижению эффективности труда. Невозможность в рамках существующей системы компенсировать сокращение притока рабочей силы капитальными вложениями один из главных факторов краха советской экономики. Эти проблемы реальны, но они растянуты по времени, трудности нарастают на протяжении десятилетий.

Темпы экономического роста снижались, но это не создавало угрозы сложившимся экономико-политическим установлениям. Вот как оценивал состояние советской экономики член Политбюро ЦК КПСС В. Медведев: «Восьмая пятилетка (1966–1971 годы) была, пожалуй, последним успешным периодом социально-экономического развития страны. Темпы экономического развития под влиянием хозяйственной реформы 60-х годов, более или менее благоприятных внешнеэкономических факторов оказались даже несколько выше, чем в предшествующие годы. В дальнейшем экономическое развитие стало быстро и неуклонно ухудшаться. До поры до времени экономическая конъюнктура поддерживалась высокими мировыми ценами на топливно-энергетические и сырьевые ресурсы. Лишь один сектор экономики постоянно пребывал в цветущем состоянии – это военно-промышленный комплекс. Страна изнывала под гнетом непосильного бремени военных расходов» .

Переход от привычного дефицита конца 70 – начала 80-х годов к настоящему кризису продовольственного снабжения в конце 80-х, неспособность власти обеспечить выполнение обязательств по выделению ресурсов даже в рамках рационированного распределения, были важнейшей экономической причиной утраты доверия общества к режиму и его краха.

В 30-х – начале 50-х годов основа устойчивости коммунистического режима – страх общества перед властью. Он был порожден массовыми репрессиями, парализующими возможность людей даже в узком домашнем кругу выражать недовольство происходящим в стране, не говоря уже об участии в акциях протеста. В 60-х годах страх перед массовыми репрессиями уходит в прошлое. Отказ от государственного террора, к чему политическую элиту подтолкнули ее собственные интересы, со временем оказывает влияние и на поведение населения. Режим воспринимается как данность, но не внушает панического ужаса. На смену приходит новый контракт власти и общества. Его суть понятна: вы – власть, обещаете нам – народу, что не будете отменять введенные социальные программы, даже когда они будут более дорогостоящими, гарантируете стабильность розничных цен на важнейшие товары. За это общество готово вас (власть) терпеть, воспринимать как данность.

Что происходит при нарушении подобного контракта, показали события 1962 г. в Новочеркасске – последовавшие за решением о повышении розничных цен на ключевые товары. В Новочеркасске вспыхнули беспорядки, в которых приняли участие тысячи людей. Солдаты братались с народом. Со времени новочеркасских событий страх советского руководства перед тем, что солдаты откажутся стрелять в народ, присоединяться к тем, кто протестует против режима – важнейший фактор, который руководство было вынуждено учитывать. Массовые беспорядки, последовавшие за повышением цен в Польше в 1970, 1976 и 1980 гг., убедили советское руководство в том, что на этот шаг нельзя идти ни при каких обстоятельствах.

Политическое руководство СССР оказывается в ловушке: наращивать производство сельскохозяйственной продукции темпами, необходимыми для удовлетворения растущего спроса, невозможно. Привести спрос на них в соответствие с предложением без повышения цен – также, решение о повышении цен – нарушение неявного контракта власти с народом. Разрыв между растущими закупочными ценами на сельскохозяйственную продукцию и розничными увеличивается. Кроме того вынужденный рост доли сельского хозяйства в объеме капитальных вложений ограничивал возможность развития высокотехнологичных отраслей.

Власть, наращивая поток выделенных селу ресурсов, пыталась компенсировать долгосрочные последствия ущерба, нанесенного сельскому хозяйству аграрной политикой конца 20-х – начала 50-х годов. Результаты решений, принятых на рубеже 1920–1930 гг., создали проблемы, которые будут ключевыми для СССР на десятилетия вперед.

Между тем процесс урбанизации продолжается, доля населения, обеспечивающего свои потребности в продуктах питания за счет личного подсобного хозяйства, сокращается. Снабжение городского населения в условиях социалистической экономики зависит от государственных заготовок сельскохозяйственной продукции. Роль механизмов, включающих рыночные элементы – колхозного рынка, потребкооперации – ограниченна.

В последующие годы становится ясно, что закупки зерна за границей – закономерный результат непреодолимого в рамках избранной модели управления экономикой кризиса сельского хозяйства. К середине 1980-х годов каждая третья тонна хлебопродуктов производилась из импортного зерна. На зерновом импорте базировалось производство животноводческой продукции. СССР был вынужден заключать долгосрочные соглашения о поставках зерна, взять обязательства ежегодно закупать не менее 9 млн т в США, 5 млн – в Канаде, 4 млн – в Аргентине, 1,5 млн – в Китае. Импорт зерна, других видов продовольственных товаров, потребление которых в Советском Союзе увеличивается, колеблется по годам в зависимости от погодных условий, но в долгосрочной перспективе устойчиво растет.

В 1981–1985 гг. под влиянием растущих трудностей в снабжении населения продовольствием, доля машин и оборудования в импорте СССР из капиталистических стран сокращается с 26% до 20%, доля продовольствия, промышленных товаров народного потребления возрастает до 44%. СССР поставлял на рынки развитых капиталистических стран металлы, но одновременно импортировал высококачественные продукты металлургии. Так обстояло дело и во многих других отраслях промышленности.

Когда в начале 60-х годов страна столкнулась с острой потребностью в финансировании импорта продуктов питания, руководители государства могли бы надеяться, что его удастся обеспечить за счет экспорта продукции обрабатывающей промышленности. Но эта возможность всерьез даже не рассматривалась. Руководство прекрасно знало, что продукция гражданского машиностроения в подавляющей части неконкурентна на мировом рынке. Можно поставлять военную технику вассальным режимам, но ждать ее оплаты в конвертируемой валюте нет смысла.

Руководство страны понимало угрозу, которую создает зависимость продовольственного снабжения от стран, рассматривавшихся в качестве потенциального противника. Но и аграрный кризис, и неконкурентоспособность отечественного машиностроения были данностью. Советское руководство мало что могло сделать, чтобы решить накопившиеся в течение десятилетий проблемы.

Месторождения нефти Западной Сибири, открытые в 60-х годах позволили на время решить продовольственную проблему. Внешнеторговый баланс, платежный баланс, снабжение населения продовольствием, сохранение политической стабильности все в большей степени определялись тем, какой будет погода на целинных землях, как сложится ситуация в нефтедобыче. В качестве основы экономической и политической стабильности мировой сверхдержавы – это немного.

Сохранению стабильности советской экономики в 70-х годах способствовало также беспрецедентное повышение мировых цен на нефть в 1973–1974 гг. и скачок цен в 1979–1981 тт. Поток валютных ресурсов от продажи нефти позволил остановить нарастание кризиса продовольственного снабжения городов, увеличить закупки оборудования, потребительских товаров, обеспечил финансовую базу наращивания гонки вооружений, достижения ядерного паритета с США и позволил начать осуществление таких внешнеполитических авантюр, как война в Афганистане.

На фоне высоких цен на нефть, СССР, тем не менее, в 1979–1981 гг. сталкивается с проблемой финансирования дефицита текущего платежного баланса. Причиной, как обычно, стали аграрные проблемы: три года низких урожаев, вынужденное увеличение импорта зерна. Однако цены на нефть, оставаясь высокими, перестают расти. На этом фоне в стране усиливается дефицит потребительских товаров, растет денежная эмиссия, повышаются цены колхозного рынка. Начиная с середины 70-х годов, примерно половина прироста товарооборота достигалась за счет ухудшения качества и повышения цен. Все это происходит на фоне роста экономической преступности и коррупции.

В 1981–84 гг. в распоряжении правительства СССР имеется один инструмент управления нарастающими трудностями во внешней торговле – увеличение поставок нефти. Они повышаются с 93,1 млн т в 1975 г. до 130 млн т в 1983 г.

Вторжение в Афганистан, воспринятое государствами Персидского залива и, в первую очередь, Саудовской Аравией, как потенциальная угроза, стало одним из факторов радикального изменения их отношения к США. Потенциальная военная поддержка сверхдержавы оказалась востребованной. Америке были нужны более низкие цены на нефть.

Рейган подписал директиву о национальной безопасности в которой была поставлена задача нанести ущерб советской экономике. Разумеется, ставилась задача ослабить СССР в экономико-политическом отношении. О том, чтобы развалить его, используя экономическую уязвимость СССР, никто в американском руководстве в эти годы и не мечтал.

В 1985 г. увеличение затрат на ввод в действие новых скважин и поддержание добычи на действующих, приводят к падению нефтедобычи в СССР на 12 млн т. В это же время медленное снижение реальной стоимости нефти, начавшееся в 1981–1984 г., после решения Саудовской Аравии увеличить добычу более чем в трое, сменяется беспрецедентным в истории отрасли обвалом цен . В 1985–1986 гг. цены на ресурсы, от которых зависел бюджет Советского Союза, его внешнеторговый баланс, стабильность потребительского рынка, возможность закупать десятки миллионов тонн зерна в год, способность обслуживать внешний долг, финансировать армию и ВПК, упали в несколько раз.

Это не было причиной краха социалистической системы. Он был предопределен базовыми характеристиками советской экономико-политической системы: сформированные в конце 20 – начале 30-х годов институты были слишком ригидными, не позволяли стране адаптироваться к вызовам мирового развития конца XX в. Наследие социалистической индустриализации, аномальная оборонная нагрузка, тяжелый кризис сельского хозяйства, неконкурентоспособность обрабатывающих отраслей делали крушение режима неизбежным.

Крушение Советского Союза было невероятным сюрпризом для американских властей, если не сказать потрясением. То, что ЦРУ не увидело признаков приближающихся кризиса и краха СССР, критики этой организации считали важнейшим провалом в ее работе. Отсюда защитная реакция многих советологов – если мы ошиблись, значит, не могли этого не сделать, предсказать экономический кризис в СССР было невозможно. Широкое распространение среди этой группы специалистов получило представление о субъективном характере причин произошедшего, его обусловленности ошибками, сделанными советским руководством после 1985 г. Эта точка зрения близка тем, кто считает случившееся результатом международной интриги. В России она представлена в публикациях авторов, верящих в существование мирового заговора против России. Надо учесть и существование в России давней традиции списывать собственные проблемы на иностранные происки.

Широко распространенное в России представление о демоническом всесилии ЦРУ – зеркальное отражение доминирующего в Вашингтоне убеждения в том, что ЦРУ продемонстрировало в конце 80 – начале 90-х годов полную некомпетентность во всем, что было связано с развитием событий в СССР.

Гонка вооружений сыграла свою роль в крушении СССР. Если страна, имеющая экономику примерно в четыре раза меньшую чем США, поддерживает с последней, да еще и с ее союзниками, военный паритет, и при этом финансирует содержание группировки из 40 дивизий, чтобы контролировать ситуацию на китайской границе, то на уровне здравого смысла нетрудно понять: все это стоит дорого. Масштабы военных расходов сдерживали развитие гражданского сектора экономики СССР. Однако свидетельства того, что столкнувшись с интенсификацией военного соревнования с США в начале 80-х годов, Советский Союз начал бурно наращивать военные расходы, малоубедительны.

Характерная черта советского военно-промышленного комплекса – инерционность. Объемы производства вооружений определялись не военными потребностями, а тем, какие производственные мощности созданы. Если технологически возможно нарастить выпуск – всегда находился способ обосновать необходимость этого. На вопрос помощника Генерального Секретаря ЦК КПСС М. Горбачева Г. Шахназарова: «Зачем надо производить столько вооружений?», начальник Генерального штаба С. Ахромеев ответил: «Потому что ценой огромных жертв мы создали первоклассные заводы, не хуже, чем у американцев. Вы что, прикажете им прекратить работу и производить кастрюли?»

Так СССР в 1970-х годах производил в 20 раз больше танков, чем США. Например, главным аргументом в пользу продолжения производства танков, – в беспрецедентных для мирных условий масштабах, было убеждение в том, что США имеют больше возможностей нарастить их выпуск в условиях войны. Аналитики Генштаба доказывали, что потери советских войск в танках в первые месяцы войны могут быть крайне высокими. Отсюда вывод: надо выпускать их как можно больше в мирное время. Но главным фактором при обсуждении этой проблемы в СССР были не военные соображения, а то, что танковые заводы построены, на них работают люди. Они должны выпускать продукцию. То же относится и к другим видам военной техники. Как показывают документы, никто в советском руководстве к смертельной схватке с мировым империализмом в эти годы не рвался. Все это сдерживало развитие гражданских отраслей обрабатывающей промышленности.

От руководства страны зависело многое, однако, отнюдь не все. Анализ ситуации, в которой к середине 80-х годов оказался Советский Союз, позволяет сделать вывод: на фоне новых реалий (прежде всего резкого снижения мировых цен на нефть) были бы бесперспективны попытки продолжить политику предшествовавших десятилетий, суть которой состояла в том, чтобы законсервировать сложившуюся экономическую и политическую систему и ничего в ней не менять. Руководству страны, чтобы хотя бы поверхностно разобраться в том, что происходит с советской экономикой, понадобилось больше трех лет. В условиях кризиса это срок слишком долгий. Пойти на меры, необходимые для управления кризисом, значило создать угрозу не только для действующего руководства СССР, но и для всего коммунистического режима. Отказ от них делало крах социалистической экономики и советской империи неизбежным.

К этому времени у советских граждан, не имевших возможности купить товары, пользующиеся спросом, накопились вынужденные сбережения. По состоянию на 1 января 1986 г. излишек наличных денег в обращении составлял 29 млрд руб. За 1971–1980 гг. избыток денег в обращении возрос на 15 млрд руб., в 1981–1987 гг. – на 16 млрд руб. Даже приняв решение о проведении масштабного повышения цен, советское руководство вынуждено было бы считаться с риском того, что дефицит базовых продуктов массового потребления сохранится. Оседание денежных средств у населения возрастало с каждым годом. При этом логику происходящего общество не понимало тогда и не понимает сейчас.

Сложившаяся ситуация – выбор между повышением розничных цен или сокращением капиталовложений и военных расходов – ставила советское руководство перед непростой дилеммой – решаться на конфликт с населением или с партийно-хозяйственной элитой. Отказ от принятия решения по этому ключевому вопросу повышал риски того, что придется вступить в конфликт и с обществом, и с элитой.

Серьезное движение в направлении рынка, пусть даже социалистического, сочетающегося с сохранением власти коммунистической партии, предполагает переход к ценам, балансирующим спрос и предложение. Без них рыночные механизмы в лучшем случае работают плохо, чаще не работают вовсе.

Первым признаком желания властей двигаться в направлении либерализации экономической деятельности, по-своему повторить путь, на который Китай встал в конце 70 годов, был Закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», принятый 19 ноября 1986 г. В 1987 г. под влиянием китайского опыта легализовали индивидуальную фермерскую деятельность. Но заметного воздействия на экономические процессы эти решения не оказали. Сказалась разница между тремя поколениями советских граждан, жившими вне рыночной экономики, и одним поколением – в Китае. Навыки ведения собственного хозяйства, не контролируемого государством, были почти утрачены. В Китае 1979 г. уже первые признаки готовности властей хотя бы в ограниченных формах разрешить самостоятельную хозяйственную деятельность крестьян, распустить коммуны, были поддержаны массовым народным движением. Однако в СССР ничего подобного не случилось.

В 1988 г. был принят Закон «О кооперации в СССР», открывающий дорогу экспансии частного сектора в советской экономике. Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О расширении внешнеэкономической деятельности ВЛКСМ» и «О содействии хозяйственной деятельности ВЛКСМ» открыли возможности доступа организаций, контролируемых выходцами из комсомольской элиты, к коммерческой, в том числе внешнеэкономической деятельности. Создание на протяжении беспрецедентно короткого срока более тысячи коммерческих банков, для которых нет квалифицированных кадров, при отсутствии традиций банковского надзора, делает их инструментом обналичивания денег, вывода средств предприятий из-под контроля.

Тем, кто принимал участие в выработке ключевых политических и экономических решений в этот период, осознавали необходимость немедленной либерализации экономики, введения рыночных механизмов. Однако непоследовательные либерализационные меры не помогли решить ключевые проблемы, с которыми столкнулась страна.

Тем временем продолжается падение нефтедобычи – в связи с нарастающим ухудшением горно-геологических условий и истощением запасов наиболее высокопродуктивных месторождений в отрасли ежегодно выбывают мощности по добыче почти 100 млн. тонн нефти. Дебиты скважин снизились более чем в два раза. Новые месторождения были более сложными. Их освоение требовало значительно больших затрат в расчете на тонну добываемой нефти.

В то время руководители СССР видели единственным реализуемым выходом – привлечение крупномасштабных западных государственных кредитов, позволяющих компенсировать сократившиеся ресурсы. Заместитель Министра внешнеэкономических связей А. Качанов – Первому заместителю Председателя Совета Министров СССР Л. Воронину (октябрь 1990 г.): «Предоставление кредитов со стороны большинства западных стран увязывается со скорейшим принятием в Советском Союзе реальной программы перехода к рыночной экономике и подписанием союзного договора с четким распределением компетенции центрального правительства и союзных республик. До осуществления этих мер Запад, видимо, будет проявлять сдержанность в отношении предоставления СССР новых кредитов. Сейчас западная сторона жестко ставит вопрос об оплате советскими организациями поставок товаров западными фирмами по уже исполненным контрактам».

Выбора нет – риск коллапса советской экономико-политической системы вынуждает идти на договоренности с Западом об условиях предоставления финансовой помощи разваливающейся экономике СССР.

Лишь зная остроту экономических проблем, с которыми столкнулся Советский Союз к 1988 г., можно понять инициативу Горбачева о сокращении вооружений, сформулированную им в декабре 1988 г ., согласие советского руководства на несимметричное сокращение войск в Европе, на заключение соглашения по ракетам промежуточной дальности на условиях, практически идентичных тем, которые предлагало НАТО.

Тем временем политическая и экономическая ситуация в странах Восточной Европы стремительно меняется. О применении силы для сохранения политического контроля в восточноевропейской части империи приходится забыть. Любые шаги в этом направлении ставят крест на надеждах получить масштабную экономическую помощь Запада.

С конца 1988 года, когда общество и политическая элита восточноевропейских стран поняли, что применение военной силы Советским Союзом в условиях экономической зависимости СССР от западных государств невозможно, крушение Восточно-Европейской части империи было лишь вопросом формы и времени.

Как обычно бывает в истории, процессы крушения империй, начавшись, идут быстрее, чем можно представить. Еще в сентябре 1989 г. в ЦК КПСС были уверены в том, что польское руководство в ближайшее время не поставит вопрос о выходе из Варшавского договора. Вскоре этот вопрос ставить было бессмысленно – Варшавского договора не стало.

Руководство СССР получает однозначные сигналы: хотите экономической помощи – соблюдайте права человека, не злоупотребляйте силой. Но что значат для политико-экономической системы, в основе стабильности которой всегда была готовность к неограниченному применению насилия против собственного народа, подобные советы? Они равнозначны требованию ее ликвидации.

Как это обычно бывает в авторитарных многонациональных государствах, либерализация режима, демократизация прежде всего приводят к политической мобилизации сил, готовых эксплуатировать национальные чувства. Риски, связанные с межнациональными конфликтами в полиэтнической стране с тоталитарным режимом, проявляющиеся при первых признаках его либерализации, были наглядно продемонстрированы событиями 1986 г. в Алма-Ате. Там произошли студенческие волнения под национальными лозунгами. В них приняли участие примерно 10 тыс. человек. Студенты протестовали против назначения русского, Г. Колбина, первым Секретарем ЦК Казахстана. Советское руководство, еще не чувствовавшее себя связанным какими-либо ограничениями в применении силы, их быстро подавило. Союзный центр после беспорядков демонстрирует первые признаки слабости: решение о назначении Колбина отменено, а Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана назначен казах Н. Назарбаев.

Уже к лету 1988 г. формируются сильные национально ориентированные движения в Прибалтике, Армении, Грузии. Начинается череда все более кровавых столкновений на национальной почве, погромов, иногда переходящих в военные действия. Сохранить империю, не используя силу, – невозможно. Экономическая катастрофа, которая последует, когда выяснится, что путь к западным деньгам закрыт, влечет за собой гарантированную утрату власти, причем не только лидером, а всей коммунистической верхушкой.

В 1989–1990 гг. союзное руководство все в большей мере теряет контроль над ситуацией в стране. Нарастающие экономические трудности, рост дефицита на потребительском рынке, расширение круга нормируемых товаров, – подрывают основы легитимности власти, обеспечивают массовую поддержку антикоммунистической агитации.

Нужны действия и политическая воля. Их нет. Экономика страны подошла к той грани, за которой начинается катастрофа. Степень неуправляемости экономикой достигла катастрофических размеров.

Если не сами политические лидеры Запада, то, их экономические советники хорошо понимали, что структурные проблемы советской экономики не решить, если не будет реализована серьезная программа финансовой стабилизации и либерализации экономики. Иначе израсходовав полученные средства, страна вновь столкнется с теми же проблемами.

Начинается диалог между руководством СССР и западными лидерами. Его суть с советской стороны – деньги нужны срочно, иначе нас ждет катастрофа, с западной – выработайте четкую программу действий, позволяющую вывести страну из кризиса, тогда можно обсуждать вопросы финансовой поддержки.

Хаос, межнациональные конфликты на территории разваливающейся, напичканной ядерным оружием мировой сверхдержавы, никому не нужны. То, что лидеры Запада хотели сохранить СССР, хорошо видно по тональности выступления Дж. Буша в Киеве 1 августа 1991 г. Он пытается убедить украинские власти и общество не выходить из Союза: «Свобода и независимость – это не одно и то же. Американцы не станут помогать тем, кто будет злоупотреблять своей свободой, заменив прежнюю тиранию местным деспотизмом. А также тем, кто склонен приветствовать самоубийственный национализм, основа которого – этническая ненависть».

Европарламент в декабре 1990 г. принимает резолюции о предоставлении продовольственной и медицинской помощи Советскому Союзу и обязуется в кратчайшие сроки обеспечить срочную продовольственную помощь Советскому Союзу.

Последняя надежда на стабилизацию ситуации – совещание «Большой семерки» летом 1991 г. М. Горбачев просит, чтобы его туда пригласили. Е. Примаков, приехавший в Лондон перед визитом Горбачева, в выступлении по Британскому телевидению говорил об угрозах, связанных с крахом Советского Союза, и хаосом в случае, если Запад не предоставит экономическую помощь. Но этот вопрос и не пришлось обсуждать. Советское руководство так и не решило, что оно собирается сделать для стабилизации экономической ситуации, даже если получит финансовые ресурсы. В таких условиях содержательный разговор в Лондоне был невозможен.

Лучше всех ситуацию охарактеризовал сам Горбачев, сказавший на Сессии союзного парламента: «Дело пахнет керосином».

К весне 1991 г. для Горбачева становится очевидным, что сохранить империю силой невозможно. Во время переговоров в Ново-Огареве 30 июля 1991 г. М. Горбачев пошел на ключевую уступку лидерам республик, по существу подводящую черту под историей СССР, как единого государства. По сути, это было решение о роспуске империи, дающее надежду на ее трансформацию в мягкую конфедерацию.

17 июня М. Горбачев подписал, а 18 июня направил в Верховый Совет СССР и в Верховные Советы республик проект договора «О Союзе суверенных государств». 29–30 июня на встрече М. Горбачева, Б. Ельцина и Н. Назарбаева было принято окончательное решение о подписании договора главами союзных республик 20 августа 1991г.

В канун подписания договора, оформляющего мирный, упорядоченный роспуск империи, ГКЧП приняло решение сделать то, на что, на их взгляд, президент не решается из-за слабости характера – употребить силу для сохранения центральной власти. В течение трех дней выясняется, что дело не в Горбачеве, а в уже изменившейся стране. 19-21 августа 1991 г. то, чего в течение десятилетий боялись власти, стало реальностью – армия отказалась стрелять в народ. В развитом урбанизированном обществе трудно найти командиров, готовых отдать приказ давить танками сограждан, так же как и солдат, которые такие приказы выполнят. Офицеры, по опыту конца 1980-х годов хорошо усвоившие, что отвечать придется им, сделали все возможное, чтобы не оказаться крайними. Понадобилось лишь трое суток, чтобы социально-политическая система сверхдержавы, стержнем которой была способность и готовность в неограниченных масштабах применять насилие по отношению к собственному народу, перестала существовать.

Путч оказался дурацким, потому что народ перестал быть дураком. Был создан важнейший прецедент – впервые за 73 года граждане сумели принудить до зубов вооруженное государство к капитуляции. Вместо инерции страха общественная жизнь начала определяться инерцией бесстрашия. Даже если бы организаторы переворота смогли удержать власть, это не меняло экономического положения страны , а его контуры к этому времени были строго заданы.

От банкротства, прекращения платежей по внешним долгам, страну отделяли недели – и то при полной остановке расчетов по импортным поставкам. О крупных западных кредитах в случае успеха ГКЧП думать не приходилось. Новым властям пришлось бы принимать решение о дальнейшем сокращении закупок продовольствия, сбросе поголовья скота, сокращении импорта других продовольственных товаров, остановке заводов из-за отсутствия импортных комплектующих. Удавшийся переворот вызвал бы неминуемый развал Союза, ибо республики не захотят ходить под такой властью.

После путча 19–21 августа 1991 г. гибель империи фактически состоялась. Разумеется, советские власти могли бесконечно ссылаться на проведенный 17 марта референдум по вопросу о сохранении СССР, доказывать, что проведенный 1 декабря на Украине референдум, на который пришли 84% жителей республики, а 90,3% из них высказалось за независимость второй по величине союзной республики, противоречит союзному законодательству. К реальному политическому процессу все это уже отношения не имело. Когда рушатся империи, их судьба не решается на плебисцитах. Всесоюзный референдум о сохранении СССР был бессмысленным ответом граждан СССР на бессмысленный вопрос. Осенью 1991 г. речь шла уже не о возможности сохранения единого государства, а о том, как выйти из политического и экономического хаоса, и при этом избежать гражданской войны.

Угроза того, что развитие событий на постсоветском пространстве пойдет по югославскому сценарию, была реальной. 26 августа 1991 г. пресс-секретарь президента РСФСР П. Вощанов предупредил о возможности пересмотра границ России и тех республик (исключая Литву, Латвию, Эстонию), которые не подпишут Союзный договор. Заявление предполагало претензии на Северный Казахстан, Крым и часть Левобережной Украины. Мэр Москвы Г. Попов 27 и 28 августа 1991 г. предъявил Украине еще более широкие территориальные претензии. Они распространялись не только на Крым и часть Левобережья, но и на Одесскую область и Приднестровье.

Ядерное оружие, задававшее границы возможных действий во время холодной войны, оказалось сдерживающим фактором и во время распада СССР. Руководство государств, обретающих независимость на постсоветском пространстве, оказалось достаточно зрелым, чтобы понять: когда речь заходит о границах, как бы ни были они условны и несправедливы, речь идет о войне. Договоренности, достигнутые в Белоруссии 8 декабря и подтвержденные 21 декабря в Алма-Ате, открыли дорогу подписанию соглашения по стратегическим силам (30 декабря 1991 г.). В нем были зафиксированы обязательства государств-участников содействовать ликвидации ядерного оружия на Украине, в Белоруссии и Казахстане.

Стратегическое вооружение Украина готова была передать России после получения компенсаций и гарантии безопасности со стороны США и России. Соответствующее соглашение было подписано 14 января 1994 г. в Москве. 3 февраля парламент Украины его ратифицировал. Вывод ядерного оружия из Украины в Россию и уничтожение пусковых шахт были завершены к 1 июня 1996 г. За этот период были выведены в Россию ядерные боеголовки и взорваны пусковые шахты на территории Казахстана. В Республике Беларусь вывод ядерных вооружений был начат в 1992 г. и к концу года в Россию была переправлена подавляющая часть ядерных вооружений.

25 декабря 1991 г., после отречения М. Горбачева, независимость бывших республик Советского Союза становится не только политическим, но и юридическим фактом.

По материалам книги Егора Гайдара «Гибель империи»

В эти августовские дни мы традиционно слышим из уст разномастных антисоветчиков и антикоммунистов слова о якобы «неизбежности» развала Советского Союза. Здесь, помимо откровенной лжи и ненависти к советскому прошлому и социализму в целом, мы сталкиваемся с сознательным смешением понятий. Одно дело, если говорить конкретно о ситуации, сложившейся после ельцинского переворота 21—23 августа 1991 года и откровенного перманентного попустительства «демократам» со стороны пока ещё президента СССР Михаила Горбачёва, — тогда, пожалуй, великая страна действительно оказалась обречена. Но ведь это был уже финал трагического процесса, начавшегося с прорывом предателя Горбачёва к верховной власти в партии и стране весной 1985 года. А вот есть ли хоть какие-то основания утверждать, что Советский Союз был-де «обречён» ещё до начала губительной «перестройки»?

МЫ НЕ БУДЕМ здесь останавливаться на откровенно бредовых измышлениях оставшихся малочисленных «демократов» ельцинско-гайдаровского пошиба относительно каких-то якобы «нараставших межнациональных противоречий» в советском обществе в 1970-е — начале 1980-х годов. Достаточно вспомнить, что в любом живом развивающемся организме — будь то человек или общество — определённые противоречия неизбежны. Другое дело, если мы сравним отдельные возникавшие в советское время коллизии на национальной почве на бытовом уровне с теми, что сейчас буквально на наших глазах множатся на «развитом» Западе, то советские противоречия придётся разглядывать в микроскоп! Тем более говорить о каком-то их «нарастании» — разумеется, до прихода команды Горбачёва к власти — ни один здравомыслящий человек не станет.

Вообще здесь очень уместно вспомнить о более чем показательных результатах проведённого в декабре прошлого года в связи с 25-летием развала СССР и подписанием преступных Беловежских соглашений общероссийского опроса «Левада-центра», опубликованных в официальной «Российской газете». Особый интерес вызывают ответы на вопрос об основных причинах распада СССР.

Так вот, первые три места — с большим отрывом от остальных — заняли следующие варианты ответов: «это был безответственный и ничем не обоснованный сговор Ельцина, Кравчука и Шушкевича», «это был заговор враждебных СССР зарубежных сил», «недовольство населения руководством СССР, Михаилом Горбачёвым и его окружением». Как видим, все три названные россиянами основные причины, пусть не совсем полно и систематизированно, но зато, как сказал бы В.И. Ленин, с точки зрения политики абсолютно верно отражают мнение большинства народа об отсутствии какой-либо «неизбежности» развала Союза.

Особо примечательно, что лишь на шестом месте стоит вариант «полное исчерпание коммунистической идеологии». А ведь мы постоянно слышим и на государственных телеканалах, и из уст высокопоставленных деятелей «партии власти» прямо противоположное — то есть именно о подобном «исчерпании», якобы охватившем всё общество и даже большинство членов КПСС. Некоторое время назад «отметился» на этом поприще и сам лидер «Единой России» — премьер Дмитрий Медведев, заявивший на одной из встреч с активом «единороссов» о том, что к 1980-м годам «уже никто (имелись в виду члены Компартии. — О.Ч.) ни во что не верил». Что же, если на кафедре профессора А. Собчака в Ленинградском университете собрались люди, мягко скажем, неискренние, то это вовсе не основание приписывать подобное качество всему советскому народу… Тем более, как видим, даже сегодняшние россияне чётко высказались в пользу того, что сама по себе великая идеология — в отличие от самих главных идеологов горбачёвского ЦК! — вовсе не исчерпала себя. А потому, несмотря на существовавшие отдельные трудности, деятельность определённых, дискредитировавших партию личностей, с этой стороны никаких объективных оснований для развала СССР к марту 1985 года не было.

А теперь — об экономике. Уже набили оскомину заклинания о «научно-технологическом отставании» СССР. Но как быть с тем неоспоримым фактом, что к началу 1980-х годов, к примеру, советское станкостроение было на мировом уровне — как с точки зрения организации производства, так и по качеству выпускаемой продукции? Вот что пишет в журнале «Вольная экономика» профессор Кембриджского университета, директор Центра научных исследований проблем развития Кембриджа Питер Нолан: «В начале 1990-х я был в Москве на заводе «Красный пролетарий». Там было установлено сложнейшее оборудование мирового уровня, передовые системы с числовым программным управлением (выделено мной. — О.Ч.)».

Обращаем внимание на важнейшую деталь: на одном из ведущих московских предприятий ещё к началу 1990-х годов сохранилось оборудование мирового уровня, а ведь установлено-то оно было как раз до разрушительных процессов «перестройки»! Или, может быть, для господ «демократов» в компании с «единороссами» свидетельство из Кембриджского университета, перед которым они обычно стоят по стойке «смирно», вдруг стало неавторитетным?.. Кстати, не худо бы вспомнить, что один лишь «Красный пролетарий» выпускал со своих конвейеров ежемесячно по нескольку тысяч самых передовых станков различных систем, часть из которых направлялась на экспорт в 32 страны мира. Не сырая нефть с газом, заметьте!.. Для сравнения: как напоминает профессор Яков Миркин из Российской академии наук, сегодня вся Россия выпускает в месяц не более 350 металлорежущих станков. Нужно здесь что-то говорить или нет?

Или, может быть, напомнить «реформаторам», чьи научные открытия лежат в основе действия всех мобильных телефонов, всевозможных смартфонов, айфонов и айпадов, которыми пользуются они сами, их жёны и детишки? Так вот, эти открытия сделали в 1960-е — 1970-е годы выдающиеся советские физики, нобелевские лауреаты Жорес Алфёров — ныне здравствующий и Виталий Гинзбург — ныне покойный. Да, у Советского Союза во время руководства Л.И. Брежнева не хватило сил и возможностей в полную меру использовать эти гениальные открытия, но, может быть, сегодняшняя, вся из себя «продвинутая» и «демократическая» Россия их использует? Организовала их производство? Так нет же, все эти, как принято говорить, модные гаджеты Россия, как, впрочем, и почти весь остальной мир, закупает в Китае, руководимом Коммунистической партией! Так что кому-кому, но не сегодняшним «демократам» что-то вещать о «советской технико-технологической отсталости».

И, наконец, ещё один пример, касающийся предмета, ставшего для нынешних поколений чуть ли не символом всей жизни, — интернета. Свидетельствует профессор коммуникационных технологий Университета Тусла (США) Бенджамин Питерс: «В 60-е годы XX столетия советские и американские учёные практически одновременно делали важные шаги на пути развития компьютерных технологий. Причём СССР нередко обгонял США (выделено мной. — О.Ч.)».

В своей изданной в США книге «Как не опутать сетью страну: Непростая история советского Интернета» профессор Питерс пишет: «Так, в конце 1969 года в Соединённых Штатах была запущена компьютерная сеть ARPANET (прародитель интернета). А в СССР идею связать ЭВМ единой сетью впервые высказал советский учёный Анатолий Китов ещё в 1959 году, а первые наработки в этой области появились в 1962 году, когда академик Виктор Глушков представил проект Общегосударственной автоматизированной системы учёта и обработки информации (ОГАС), которая предназначалась для автоматизированного управления всей экономикой СССР (выделено мной. — О.Ч.)».

«Впервые предложенная в 1962 году, — пишет далее профессор Питерс, — ОГАС была нацелена на то, чтобы стать общенациональной компьютерной сетью удалённого доступа в реальном времени, созданной на основе существовавших телефонных сетей и их предшественников. Амбициозная задумка предполагала охватить большую часть Евразии — каждый завод, каждое предприятие советской плановой экономики такой «нервной системой» (выделено мной. — О.Ч.)».

Да, к сожалению, подобные гениальные предложения не были, что называется, вовремя поставлены на поток: мешали и недостаточный — по сравнению с временами В.И. Ленина и И.В. Сталина — интеллектуальный уровень послесталинского руководства, о чём «Правда» неоднократно писала, и непомерная тяжесть военных расходов, необходимых для противостояния США и их союзникам в мировом масштабе. Но такие предложения и открытия были, что указывало на высочайший уровень научно-технического развития СССР. Упомянутые же проблемы были в принципе решаемы, и ни одна из них не делала развал Советского Союза «неизбежным», как бы ни витийствовали на эту тему сегодняшние антисоветчики в компании с русофобами.