Святой, патриарх, духовный писатель. Участвовал в избрании на царство Бориса Годунова. Обличал Лжедмитрия I, требуя крещения Марины Мнишек в православную веру, за что подвергся опале. В 1606 при царе Василии Ивановиче Шуйском был возведен на патриаршество и активно поддерживал деятельность царя. Рассылал грамоты против сторонников восстания И.И. Болотникова, в 1608 выступил против Лжедмитрия II.

О его молодых годах известно немного: польск. военачальник А. Гонсевский располагал письменным свидетельством о нём, взятым у одного моск. священника, по словам к-рого в молодости Г. был «в казаках донских». Впервые упом. как священнослужитель уже в 50-летнем возрасте в качестве попа одной из казан. церквей, затем постригся там же в монахи и стал архимандритом Спасо-Преображенского монастыря в Казани. По словам современников, Г. был «словесен и хитроречив, но не сладкогласен», «нравом груб», «прекрут в словесех и возрениях». С введением в России патриаршества (1589) в сане архиепископа послан руководить Казанский епархией. Активный проводник политики насильственной христианизации нерус. населения Поволжья, «Гермоген заявил себя ревностью к православию. В казанской земле были крещеные инородцы, только по имени считавшиеся христианами; чуждые русских, они водились с своими одноплеменниками татарами, чувашами, черемисами, жили по-язычески, не приглашали священников в случае рождения младенцев, не обращались к духовенству при погребениях, а их новобрачные, обвенчиваясь в церкви, совершали еще другой брачный обряд по-своему. Другие жили в незаконном супружестве с немецкими пленницами, которые для Гермогена казались ничем не отличавшимися от некрещеных. Гермоген собирал и призывал таких плохих православных к себе для поучения, но поучения его не действовали, и митрополит в 1593 г. обратился к правительству с просьбою принять с своей стороны понудительные меры. Вместе с тем его возмущало еще и то, что в Казани стали строить татарские мечети, тогда как в продолжение сорока лет после завоевания Казани там не было ни одной мечети. Последствием жалоб Гермогена было приказание собрать со всего Казанскаго уезда новокрещенных, населить ими слободу, устроить церковь, поставить над слободою начальником надежного боярского сына и смотреть накрепко, чтобы новокрещенные соблюдали православные обряды, держали посты, крестили своих пленниц немецких и слушали бы от митрополита поучения, а непокорных следовало сажать в тюрьму, держать в цепях и бить». С воцарением Лжедмитрия I (1605) был учреждён сенат, в котором должно было заседать и высшее духовенство. Г. стал членом этого сената и был приглашён в Москву. Он последовательно выражал интересы Рус. Православ. Церкви, понимая, что её могущество невозможно без поддержки цар. власти. Г. требовал вторичного крещения польск. «девки» - Марины Мнишек, чем вызвал недовольство Лжедмитрия I, и тот выслал святителя из Москвы в его епархию, приказав заключить его в один из местных монастырей. Взойдя на престол после убийства Лжедмитрия I (1606) царь Василий Шуйский , опасаясь находившегося в Москве Филарета (Ф. Н. Романова), к-рый, предположительно, уже готовился занять патриарший престол, отослал его на митрополичью кафедру в Ростов, а верным ему святителям приказал рукоположить в патриархи Г., вызванного из Казани. Но уже скоро отношения между ними совершенно испортились: «Гермоген был человек чрезвычайно упрямый, жесткий, грубый, неуживчивый, притом слушал наушников и доверял им. Подчиненные его не любили: он был человек чересчур строгий. Но при всем том это был человек прямой, честный, непоколебимый, свято служивший своим убеждениям, а не личным видам. Находясь постоянно в столкновениях с царем, он, однако, не только не подавал руки его многочисленным врагам, но всегда защищал Василия. Строгий приверженец формы и обряда Гермоген уважал в нем лицо, которое, какими бы путями ни достигло престола, но уже было освящено царским венцом и помазанием ». В период гражданской войны (1606-1607) Г. мобилизовал силы церкви для борьбы с восставшими против центр. власти, которых объявил еретиками и отлучил от церкви. 17 февр. 1609, на Масляной неделе, ряз. дворянин Г. Сумбулов, кн. Р. Гагарин и Т. Грязной собрали ок. 300 чел. заговорщиков и потребовали от бояр свержения Шуйского. Однако бояре попрятались по своим дворам, и лишь кн. В. Голицын вышел на Красную площадь. Заговорщики силой выволокли Г. нa Лобное место, требуя, чтобы он поддержал низложение Шуйского, но патриарх, хотя и не любил царя, зная, как тот получ

ил престол, «тем не менее непоколебимо стоял за него, как за единственную власть, поддерживающую еще порядок в Государстве, и не поддался на застращивание заговорщиков, которые, отпустив его, двинулись затем во дворец». Не добившись от царя добровольного отречения и видя, что народ не поддерживает их, заговорщики бежали к Лжедмитрию II в Тушино. Г. послал им вслед в лагерь самозванца 2 грамоты к ним и др. рус. людям, находившемся там, чтобы они раскаялись и вернулись под власть царя Василия Шуйского, который-де их простит. 1-я грамота начиналась словами: «Бывшим Православным Христианам всякаго чина, возраста и сана, теперь же не ведаемь как вас и назвать. Недостает мне сил, болит душа и болит сердце, все внутренности мои расторгаются и все составы мои содрагаются, плачу и с рыданием вопию. Помилуйте, помилуйте свои души и души своих родителей, возстаньте, вразумитесь и возвратитесь»; 2-я грамота начиналась так: «Бывшим братиям нашим, а теперь не знаем, как и назвать вас, потому что дела ваши в наш ум не вмещаются, уши наши никогда прежде о таких делах не слыхали, и в летописях мы ничего такого не читывали: кто этому не удивится? Кто не восплачет? Слово это мы пишем не ко всем, но к тем только, которые, забыв смертный час и Страшный Суд Христов и преступив крестное целование, отъехали, изменив Государю Царю и всей Земле, своим родителям, женам и детям и всем своим ближним, особенно же Богу; а которые взяты в плен, как Филарет митрополит и прочие, не своею волею, не силою, и на Христианский закон не стоят, крови Православной братии своих не проливают, таких мы не порицаем, но молим о них Бога». Во время низложения Василия Шуйского (1610) Г. заступался за него, проклинал З. Ляпунова и его сторонников, фактически отстранивших царя от власти, и не признавал насильственнаго пострижения царя, т. к. оно не могло освящаться даже и в результате правильно совершенного над ним обряда. Когда Шуйский уже находился под стражей в Чудовом монастыре, не переставал настаивать на возвращении ему престола. Г. попросту игнорировал обстоятельства, делавшие тогда такой шаг совершенно невозможным; для него существовала лишь святость соблюдения религ. формы. Увидев, что его усилия тщетны, и на престол уже появились многочисл. претенденты, Г. противопоставил притязаниям на царск. корону кн. В. В. Голицына кандидатуру М. Ф. Романова. Однако в это время большинство склонялось на сторону польск. королевича Владислава, как это видно из слов летописца: «На Москве ж бояре и вси люди Московские не сослався з городами изобраша на Московское государство Литовского королевича Владислава... Патриарх же Ермоген им з запрещением глаголаше: “Аще будет креститься и будет в православной християнской вере и аз вас благословляю; аще не будет креститься, то нарушение будет всему Московскому государству и православной христианской вере, да не буди на вась наше благословение”. Бояре же послаша к етману [коронный гетман C. Жолкевский] о съезде. Етман же нача с ними съезжатись говорити о королевиче Владиславе. И на том уговоришась, что им королевича на царство Московское дать и ему креститься в православную христианскую веру. Етман же Желтовский говорил Московским людям, что “даст де король на царство сына своего Владислава, а о крещенье де пошлете бити челом королю послов”. Патриарх же Ермоген укрепляше их, чтобы отнюдь безо крещенья на царство его не сажали; и о том укрепишася и записи на том написаша, что дать им королевича на Московское государство, а Литве в Москву не входити: стоять етману Желковскому с Литовскими людьми в Новом Девичье монастыре, а иным полковником стоять в Можайску. И на том укрепишася и крест целовали им всею Москвой». Однако Жолкевский не стал дожидаться, когда моск. послы уговорят польск. кор. Сигизмунда III переменить веру его сына, поскольку точно знал, что этого не произойд ёт никогда, и начал движение к столице. Когда он стоял уже под Москвой, а «семибоярщина» всё ещё пыталась уговорить патриарха не настаивать на православ. крещении королевича, гетман, наконец, дал понять моск. боярам, что терпение его не беспредельно. Перепуганные моск.

власти составили договор, стараясь, всё-таки, по возможности, оградить православ. веру и пошли просить благословения у патриарха, но тот стоял на своём: «Если вы не помышляете нарушить православную веру, да пребудет над вами благословение, а иначе: пусть на вас ляжет проклятие четырех патриархов и нашего смирения; и примете вы месть от Бога, наравне с еретиками и богоотступниками!» 17 августа на верность Владиславу присягнуло 10 тыс. чел. На следующий день присяга продолжилась в моск. Успенском соборе в присутствии Г. Сюда же прибыли из-под Смоленска и рус. тушинцы во главе с М. Салтыковым, кн. В. Мосальским-Рубцом и М. Молчановым, которые «почали служить преж всех королю… Патриарх же их не благословляше и нача им говорить: “Будет пришли вы в соборную апостольскую церковь правдою, а не с лестью, и будет в вашем умысле не будет нарушение православной християнской вере, то будет на вас благословение от всего вселенского собору и моe грешное благословение, а будет вы пришли с лестию и нарушение будет в вашем умысле православной християнской истинной вере, то не буди на вас милость Божия и Пречистые Богородицы и бутте прокляты ото всего вселенского собору”. Якоже тако и збысться слово его. Той же боярин Михайло Салтыков с лестью и со слезами глаголаше патриарху, что будет прямой истинный государь. Он же их благослови крестом». Однако когда к благословению подошёл Молчанов [убийца семьи Бориса Годунова], то Гермоген возмутился «и повеле его ис церкви выбити вон безчестне ». После этого посольство Филарета и Голицына отправилось «от всей земли русской» в стан Сигизмунда просить его дать в рус. цари своего сына Владислава на условиях договора, заключённого с Жолкевским. Патриарх, верный своему желанию признать Владислава моск. цар ём лишь после принятия им православ. веры, написал королю письмо следующего содержания: «Великий самодержавный король, даруй нам сына своего, которого возлюбил и избрал Бог в цари, в православную греческую веру, которую предрекли пророки, проповедали апостолы, утвердили св. отцы, соблюдали все православные христиане, которая красуется, светлеет и сияет, яко солнце. Даруй нам царя, с верою принявшаго Св. Крещение во имя Отца и Сына и Св. Духа, в нашу православную греческую веру; ради любви Божьей, смилуйся, великий государь, не презри этого нашего пpoшения, чтобы и вам Богу не погрубить и нас, богомольцев, и неисчетный народ наш, не оскорбить». Послы обязаны были всеми средствами добиваться, чтобы будущий царь принял православ. веру. Когда же на переговорах встал вопрос о пропуске польск. войска в Москву, Г. резко воспротивился появлению в столице вооружённых иноземцев и так яростно начал призывать других к сопротивлению этому роковому решению, что один из бояр (кн. Ф. И. Мстиславский) даже бросил ему со злостью: «Твое дело, святейший отче, смотреть за церковными делами, а в мирские тебе не следует вмешиваться!» Польск. войско вошло в Москву, несмотря на ропот, возбуждаемый патриархом. Жолкевский, зная его крутой нрав, не поехал к нему сначала, ограничившись вежливыми и почтительными письмами, с уверениями в своём уважении к православию. Спустя короткое время он всё же прибыл к нему на подворье и так ловко вёл себя, что суровый святитель вынужден был обращаться с ним вежливо, но без тени дружелюбия: «не было на свете латинника, с которым бы мог сойтись строгий архипастырь». Вскоре Жолкевского сменил А. Гонсевский. Однако, пока всё население Моск. госва избирало себе в государи сына Сигизмунда, последний требовал сдачи Смоленска, а польск. войско постоянно обстреливало из пушек этот рус. город, где ежедневно гибли рус. люди. Когда моск. послы на требование короля сдать ему Смоленск отвечали, что у них нет на то полномочий, в Москве преданные Сигизмунду бояре, М. Салтыков и Ф. Андронов, «нахально объявляли патриарху и боярам, что следует во всем положиться на королевскую волю». Действия короля и его прислужников возмущали патриарха и П. П. Ляпунова, который к тому времени встал уже во главе стихийного народ. движения против поляков и литовцев. Он написал в Москву боярам укоризненное письмо и потребовал

Чтобы они объяснили, когда прибудет королевич и почему нарушается договор, подписанный Жолкевским. Это послание бояре переправили Сигизмунду, а Гонсевский, зная, что с Ляпуновым нельзя играть в прятки, обратился к патриарху, чтобы тот дал этому человеку выговор. Но Г. понимал, к каким последствиям это может привести, и отказался наотрез. 5 дек. 1610 к патриарху заявились бояре во главе с Ф. И. Мстиславским. Они принесли грамоту к своими послам под Смоленск, суть которой сводилась к тому, чтобы делать то, что скажет король. Попросив, чтобы Г. поставил под ней свою подпись, они потребовали, чтобы патриарх угомонил Ляпунова своею духовною властью. Святитель же ответил на это: «Пусть король даст своего сына на московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую веру. Если вы напишите такое письмо, то я к нему свою руку приложу. А чтобы так писать, что нам всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю, и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас клятву. Явное дело, что после такого письма нам придется целовать крест польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам - если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение; если же воцарится, да не будет с нами единой веры, и людей королевских из города не выведут, то я всех тех, которые ему крест целовали, благословлю идти на Москву и страдать до смерти». Бояре горячо возражали патриарху, и в пылу спора М. Салтыков-Кривой замахнулся на Г. ножом. «Я не боюсь твоего ножа,- твёрдо проговорил святитель.- Я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!» Уже наутро патриарх приказал моск. люду собраться в соборной церкви и слушать его слово. Когда Гонсевскому донесли об этом, он приказал окружить храм и пропускать туда никого. Однако многие из русских, видимо, предвидя такой оборот, заранее пришли в церковь и услышали проповедь своего архипастыря, в которой Г. уговаривал их стоять за православ. веру и разнести весть о своей решимости по рус. городам и весям. После такой проповеди к патриарху приставили стражу. Ляпунов, узнав об этом, немедленно написал боярам письмо, в котором укорял их и короля в том, что тот не соблюдает крестного целования, и пригрозил: «Так знайте же, я сослался уже с северскими и украинными городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами». А в нач. марта 1611 Ляпунов уже начал приводить в жизнь свою угрозу и стремительно продвигался к Москве, соединяясь в пути с ополчениями из др. городов. В Москве поляки и литовцы сразу же почувствовали перемену в настроениях горожан, которые уже не боялись открыто проявлять своё отношение к интервентам. Перед Страстной неделей поляки через своих лазутчиков узнали, что силы восставшего народа приближаются к Москве, и Салтыков, по приказу Гонсевского, вместе с проч. боярами явился к Г. и сказал: «Ты писал по городам; видишь, идут на Москву. Отпиши же им, чтобы не ходили», на что патриарх ответил: «Если вы, изменники, и с вами все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда отпишу, чтобы они воротились назад. А не выйдете, так я, смиренный, отпишу им, чтобы они совершили начатое непременно. Истинная вера попирается от еретиков и от вас изменников; Москве приходит paзopeниe, святым Божиим церквам запустение; костел латины устроили на дворе Бориса. Не могу слышать латинского пения!..» «Если ты,- перебил его М. Салтыков, - не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтобы они отошли прочь, то сам умрешь злою смертью». «Вы мне обещаете злую смерть, - отвечал Г.,- а я надеюсь чрез нее получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать - я вам уже сказал, и более от меня ни слова не услышите!». Тогда Г. посадили в Чудов монастырь, запретив ему покидать свою келью, плохо содержали и неуважительно относилисъ к его сану. После убийства П. Ляпунова (1611), организованного атаманом И. Заруцким, ополчение, хотя всё ещё и находилось под Москвой, но состояло в осно

вном из казаков, верных Заруцкому, и тот, ничтоже сумняшеся, провозгласил будущим царём сына Лжедмитрия I и Марины Мнишек. Однако Г., несмотря на своё строгое заключение, сумел тайком от поляков переслать грамоту в Ниж. Новгород, в которой призывал жителей рус. городов ни в коем случае не признавть царём сына самозванца и католички, «проклятого от Святого Собора и от нас». Эта грамота, по его приказанию, была размножена и разослана по разным городам и в значит. степени повлияла на подготовку Второго ополчения. В 1612, когда поляки узнали, что в Ниж. Новгороде по воззванию К. Минина собирается новая земская рать, они потребовали от патриарха, чтобы тот написал обращение к нижегородцам и указал им оставаться верными присяге Владиславу, на что святитель резко и твёрдо ответил: «Да будет над ними милость от Бога и благословение от нашего смирения. А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем!» За это интервенты уморили его голодом, и 17 февраля патриарх скончался.

Дата публикации или обновления 01.04.2017

К оглавлению: Патриархи Всея Руси

Служение будущего Патриарха Церкви Христовой началось в Казани еще в царствование Иоанна Грозного. По отзывам современников, священник Ермолай (мирское имя святителя) уже был «муж зело премудростью украшенный, в книжном учении изящный и в чистоте жития известный». В 1579 году он, будучи пресвитером, стал свидетелем чудесного явления Казанской иконы Божией Матери. Бог судил ему первому «взять из земли» бесценный образ, показать его собравшемуся народу и затем торжественно, с крестным ходом перенести в соседний Никольский храм. Вскоре священник Ермолай принял иноческий постриг с наречением имени Гермоген. По всей вероятности, пострижение проходило в Чудовом монастыре , который был назван им впоследствии обетным. В 1579 году он стал настоятелем Казанского Спасо-Преображенского монастыря. 13 мая 1589 года Гермоген был хиротонисан во епископа, и в том же году новоизбранный Патриарх Иов возвел его в сан митрополита Казанского и Астраханского. При нем в 1592 г. были перенесены из Москвы в Свияжск мощи Казанского святителя Германа. В 1594 году митрополит Гермоген составил «Сказание о явлении Казанской иконы Божией Матери и совершившихся от нее чудесных исцелениях». Его тропарь «Заступнице усердная» проникнут глубоким молитвенным чувством. В 1595 году при непосредственном участии святителя Гермогена совершилось обретение и открытие мощей казанских чудотворцев: святителя Гурия, первого архиепископа Казанского, и Варсонофия, епископа Тверского, жизнеописания которых он впоследствии составил.

Икона Патриарха Гермогена. Со страницы Святыни монастыря книги Серпуховский Пречистыя Богородицы Высоцкий мужской монастырь .

3 июля 1606 года в Москве Собором русских иерархов святитель Гермоген поставлен Патриархом Московским и всея Руси. Ему было уже более 70 лет. Это был человек, всей душой преданный православию и Отечеству, решительный и непреклонный. Недаром москвичи называли его «адамантом»: стоя за правду, он готов был даже пожертвовать своей жизнью. Его непреклонность и решительность в борьбе с неправдой делали его нередко суровым и жестоким. Такой именно человек и нужен был в смутные времена для патриаршей кафедры. Патриарх должен был стать защитником престола, водворителем мира и правды в Отечестве.

Когда в августе 1607 г. объявился Лжедмитрий II, некоторые южнорусские города взбунтовались против царя Василия Шуйского ; во главе восставших стал Иван Болотников, выдававший себя за назначенного Димитрием воеводу. Хотя новый самозванец был человеком совершенно неизвестного происхождения и без всяких нравственных устоев, за что прозван «вором», он нашел себе сторойников среди поляков, желавших ослабления России, донских казаков и запорожцев, среди недовольных порядками и голытьбы. В ноябре 1607 г. Патриарх разослал по всей России грамоты, в которых извещал о погибели Лжедмитрия I , о перенесении в Москву мощей истинного царевича Димитрия, о восстании изменников, и предписывал духовенству читать эти грамоты народу и молиться о здравии царствующего государя, о покорении ему врагов и умирении царства. Чтобы крепче привязать народ к законному царю и предупредить измену, царь и Патриарх устроили в Москве церемонию народного покаяния. Для этого вызвали из Старицы Патриарха Иова. 20 февраля 1607 г. в Успенском соборе в Кремле в присутствии народа была прочитана покаянная грамота от лица народа; в ней народ каялся в своих изменах царю Борису и его сыну Феодору, в непослушании Патриарху Иову, в убийствах, в оскорблении святыни и просил разрешить все эти преступления жителям не только Москвы , но и всей России. Вслед за тем прочитана была от лица обоих Патриархов и всего освященного собора разрешительная грамота, где также перечислялись народные клятвопреступления и давалось разрешение в них. Свт. Иов убеждал всех хранить впредь верность данной присяге. Народ умилился, многие плакали и бросались ему в ноги. К несчастью, московская церемония народного покаяния не могла остановить начавшихся в государстве смут.

Памятник Ермогену, патриарху Московскому и всея России, в Александровском саду Московского Кремля . Открыт в 2013 году.

В середине 1608 года Лжедмитрий II подошел к Москве и остановился в Тушино. Шайки самозванца повсюду грабили и убивали жителей; особенному разорению подвергались монастыри и храмы, уничтожались древние иконы, гибли монастырские летописи. Патриарх Гермоген обратился к мятежникам и изменникам с двумя посланиями, в которых обличал их и увещевал: «Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? Не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разоряете? Заклинаю вас именем Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца... Бога ради, познайте себя и обратитесь, обрадуйте своих родителей, своих жен и чад, и всех нас; и мы станем молить за вас Бога...»

Епископы и монастыри стояли за царя и противились самозванцу, многие пострадали за свою верность. Суздальский архиепископ Галактион не хотел давать благословение Тушинскому вору и был изгнан из города; коломенский епископ Иосиф был захвачен в плен литовским отрядом Лисовского, и при осаде какого-либо города его привязывали к пушке для устрашения осаждаемых, пока он не был отбит московскими войсками. Тверской архиепископ Феоктист, которому удалось отстоять Тверь от Болотникова, был отправлен в Тушино, где подвергнут истязаниям; через 2 года бежав из плена, он был настигнут, убит и брошен на дороге (1610 г.). Кирилло-Белозерский монастырь стал крепостью и в продолжение 5 лет выдерживал набеги буйных полчищ; Спасо-Прилуцкий монастырь пожертвовал на нужды Отечества всю свою казну; Соловецкая обитель прислала за два раза более 17000 рублей. Троице-Сергиева обитель с сентября 1608 г. была осаждена 30-тысячным польским войском под начальством польских панов Сапеги и Лисовского. Несмотря на малочисленность защитников, на множество приютившихся здесь жен и детей крестьянских, на нужду в съестных припасах, питье и топливе, несмотря даже на свирепствовавшую цингу, лавра, подкрепляемая видениями преподобного Сергия , мужественно выдержала 16-месячную осаду. Напрасно польские воеводы стреляли по монастырю из 90 пушек: «седатые грачи», как называл иноков Сапега, усидели в своем гнезде. Монастырь даже нашел возможность отослать в Москву во время осады 2000 рублей вдобавок к тем 18000, которые послал Шуйскому в начале его правления.

Между тем, в самой Москве открылись беспорядки и волнения. Многие москвичи переходили на сторону Тушинского вора и целовали ему крест; московские торговцы возили в Тушино свои товары и поднимали цену на съестные припасы в Москве. Троице-Сергиева обитель и здесь оказала помощь: она открывала свои житницы и продавала хлеб по умеренным ценам, а когда снята была ее осада, то охотно принимала, кормила и лечила всех искавших приюта. В декабре 1610 года самозванец во время охоты был убит своими приближенными. К этому времени после боярского заговора, свержения царя Василия Шуйского (в июле 1610 года) и насильственного пострижения его в монахи Москва была занята польскими войсками. Начались своевольства, разбои, буйства и оскорбление православных святынь от поляков. Большинство бояр желало видеть на русском престоле польского королевича Владислава, сына Сигизмунда III. Этому решительно воспротивился Патриарх Гермоген, совершавший в храмах особые молебны об избрании на царский престол «от кровей российского рода». Услужливые бояре Салтыков, Милославский и Мстиславский приготовили грамоту к русским послам, требуя, чтобы они во всем положились на волю короля Сигизмунда. Патриарх, у которого просили согласия на это, решительно отказал: «...писать так, что мы все полагаемся на королевскую волю и чтобы наши послы положились на волю короля, того я и прочия власти не сделаем и вам не повелеваю, и если не послушаете, наложу на вас клятву; явное дело, что по такой грамоте нам пришлось бы целовать крест самому королю». Салтыков стал поносить Патриарха и замахнулся на него ножом. Но Гермоген не испугался: «Не страшусь твоего ножа, вооружаюсь против него силою креста Христова, ты же будь проклят от нашего смирения в сей век и в будущий».

Патриарх, видя, как далеко заходят стремления поляков и польской партии, обратился с воззванием к москвичам, убеждая их твердо стоять за православие, к тому же призывал и другие города. Грозное земское ополчение, руководимое Прокопием Ляпуновым, стягивалось к Москве. Поляки и их сторонники встревожились. Салтыков с сообщниками явились к Патриарху и стали требовать: «Ты писал по городам; идут на Москву. Отпиши же им, чтобы не ходили». Гермоген ответил: «Когда вы, изменники, и все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда отпишу к своим, чтобы не ходили. А не выйдете, то я, смиренный, всех благословляю помереть за православную веру. Истинная вера попирается от еретиков и от вас, изменников; Москве приходит разорение, святым Божиим церквам запустение; костел латины устроили на дворе царя Бориса; не могу слышать латинского пения». «Если ты не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтобы они отошли прочь от Москвы, - грозил Салтыков, - то сам умрешь злою смертью». «Вы угрожаете мне, - сказал святой Ермоген, - злою смертию, а я надеюсь чрез нее получить венец и давно желаю пострадать за правду». Московские изменники разграбили и разорили патриарший двор и заточили престарелого святителя, «яко птицу в заклепе», в Чудовом монастыре. К непреклонному иерарху приставили воинскую стражу, не пускали к нему ни мирян, ни духовенство, не позволяли ему переступать порог кельи, дурно содержали и неуважительно обращались с ним. Святителя Гермогена объявили низложенным, а на его место извели из того же монастыря «негодного» лжепатриарха Игнатия и заставили его служить на Пасху.

Со второй половины 1611 года смута достигла наибольшего напряжения. Поляки выжгли почти всю Москву , разоряли храмы и монастыри, оскверняли мощи святых, уничтожали древние иконы, прежде ободрав с них оклады. По России всюду шатались шайки разбойников и иноземцев, жгли деревни, врывались в дома, грабили, мучили и убивали население, бесчестили женщин, глумились над святынями. Разоренные жители умирали от голода, зимой замерзали по дорогам и полям. Люди нигде не чувствовали себя защищенными, изнемогали от бедствий и страха и молили Бога пощадить остаток рода христианского. Появилось несколько новых претендентов на российский престол, среди них и сын Марины Мнишек. И тогда еще раз зазвучал из заточения голос святителя Гермогена. Он писал нижегородцам: «Благословение архимандритам, и игумнам, и протопопам и всему святому собору, и воеводам, и дьякам, и дворянам, и детям боярским и всему миру; от Патриарха Гермогена Московского и всея Руси мир вам и прощение, и разрешение. Да писати бы вам из Нижнего в Казань к митрополиту Ефрему, чтобы митрополит писал в полки к боярам учительскую грамоту, да и казацкому войску, чтобы они стояли крепко в вере и боярам бы и атаманам говорили бесстрашно, чтобы они отнюдь на царство проклятого Маринкина сына не брали. Я не благословляю. И на Вологду ко всем властем пишите ж, также бы писали в полки... чтобы уняли грабеж, корчму и разврат, и имели бы чистоту душевную и братство и промышляли бы, как реклись, души свои положити за Пречистыя дом и за чудотворцев и за веру, так бы и совершили... А хотя буде постраждете, и вас в том Бог простит и разрешит в сем веце и в будущем... а вам всем от нас благословение и разрешение в сем веце и в будущем, что стоите за веру неподвижно, а я должен за вас Бога молити». Он повелел нижегородцам быть главой ополчающихся за Родину, приказывал отправлять во все города послов и говорить от имени Патриарха.

После троекратного явления преподобного Сергия нижегородскому земскому старосте Козьме Минину, не верившему, что народ может пойти за простым лавочником, в Нижнем Новгороде было собрано народное ополчение. Когда под предводительством князя Димитрия Пожарского оно выступило к Москве , поляки вновь приступили к Патриарху Гермогену с требованием остановить ополченцев. «Да будет над ними милость Божия и благословение от нашего смирения», - с твердостью отвечал мужественный святитель. Его заперли в келье, и 17 февраля 1612 года он мученически скончался в заключении от голода и жажды. О кончине святейшего Патриарха в одной рукописи XVII века сказано так: «Немилостивии приставники изменничьи замориша его гладом. Меташа бо страдальцу Христову не человеческую пищу - на неделю сноп овса и мало воды. И тако претерпе близ годичного времени и скончался о Христе, предаде честную свою душу в руце Божий в лето 7121 (1612) февраля в 17 день и погребен бысть тамо в Чюдов монастыре».

По освобождении Москвы тело священномученика Гермогена было с подобающей честью погребено в Чудовом монастыре , а в 1654 году перенесено в Успенский собор Московского Кремля , где пребывает и ныне. Святителя Гермогена еще при жизни прославляли как «стоятеля против врагов крепкого и непобедимого, твердого атамана, обличителя на предателей и разорителей христианской веры». В 1913 году Русская Православная Церковь прославила Патриарха Гермогена в лике святых. Его память совершается 17 февраля/2 марта, 12/25 мая и 5/18 октября.

Патриарх Гермоген (Ермоген, 1530-1612) – третий патриарх Московский и всея Руси, занимавший престол с 1606 по 1612 год. Проявил себя как один из патриотов России, активно противостоявший польскому нашествию во время Смуты. Решительно выступал против изменников родины и сторонников унии с католиками. Во время пребывания захватчиков в Москве был насильственно низложен с патриаршего поста и заточен в Чудовом монастыре. Церковь почитает Гермогена как священномученика и хранителя веры, не предавшего русское православие в тяжелые годы Смутного времени.

Гермоген (в миру Ермолай) появился на свет около 1530 года, примерно в то время, когда родился Иван Грозный. О раннем периоде жизни великого соотечественника известно немного. Существуют версии о его принадлежности к Донским казакам, а также известным боярским династиям Голицыных и Шуйских.

В отроческие годы он отправился в Казань, где находился в Спасо-Преображенском монастыре, укрепившем его религиозные воззрения. В конце 70-х гг. XVI века Ермолай служил приходским священником в гостинодворской церкви во имя св. Николая. Как вспоминали современники будущего патриарха, он выделялся отличным знанием книг и был «премудростью украшенный».

Биография Гермогена включает интересный эпизод, связанный с чудесным явлением Казанской иконы Божьей матери. Это случилось летом 1579 года, когда в Казани была сильная жара и сушь, что вызвало сильнейший пожар. Огонь от церкви Николы перешел на Кремль, а затем и на жилые дома. В это время дочери местного стрельца Даниила Онучиана Матроне три раза снился сон, что под землей хранится икона Богоматери. Сначала ей никто не верил, но после угрозы, что девочка может погибнуть от непослушания ее родные пошли в указанное место и нашли святыню. После этого был организован Крестный ход и икону торжественно перенесли в Благовещенский собор. Участником этого события, во время которого исцелились двое слепых, был и Гермоген.

Переезд в Москву

После кончины в 1587 году супруги, имя которой не сохранилось, Гермоген отправился в московский Чудов монастырь, где прошел обряд пострижения в монахи. Через два года он был хиротонисан (рукоположен) в епископский сан, а вскоре по протекции первого патриарха Иова Гермогена назначили митрополитом Казанским и Астраханским.

В 1591 году Гермоген написал письмо Иову, в котором указал, что в Казани не выполняется поминовение православных воинов, погибших при взятии города, и предложил ввести памятную дату. В ответ Иов подписал указ, предписывавший совершение панихиды в субботу, следующую за Покровом Пресвятой Богородицы.

Святитель Гермоген продолжал служение церкви, занимаясь распространением православия среди татар и других тюркских народов. В 1592 году он принял участие в перенесении останков Казанского архиепископа Германа из столицы в Успенский монастырь Свияжска, а через три года написал краткое житие святителей Варсонофия и Гурия. В 1595 году побывал в Угличе на открытии мощей местного удельного князя Романа Владимировича.

В начале Смуты

После смерти в 1598 году бездетного царя Федора Ивановича Блаженного (1584-1598) пресекается династия Рюриковичей и к власти приходит (1598-1605), ранее бывший шурином покойного монарха. Гермоген присутствовал при избрании нового царя и принимал участие во всенародном молении, состоявшемся у стен Новодевичьего монастыря.

После воцарения на троне Лжедмитрия I (1605-1606) митрополит стал участвовать в работе Боярской Думы, но проявил себя как последовательный противник Отрепьева. Он категорически не принял избрание патриарха Игнатия и выдвинул требование обратить в православие несостоявшейся супруги Лжедмитрия I польской авантюристки .

Убийство Отрепьева в мае 1606 года и последовавший вслед за этим приход к власти (1606-1610) всерьез изменил судьбу Гермогена. По инициативе нового царя патриарх Игнатий был низложен, лишился епископского сана и отправлен в заточение в Чудов монастырь. На его место быстро избрали Гермогена, так как Шуйский опасался присутствовавшего в Москве Федора Романова (Филарета). 3 июля 1606 года Московский собор утвердил его в этом сане. Упрямый и жесткий по характеру Гермоген часто находился в противостоянии с Шуйским, но всегда его защищал, считая, что он освящен царским венцом и с этим нужно считаться.

Апогей Смутного времени

Прошедшая крестьянская война под руководством , появление под Москвой Лжедмитрия II вместе с польскими захватчиками подорвали доверие к царю. В феврале 1609 года возник заговор с участием 300 человек, во главе которого стояли Р. Гагарин и Г. Сумбулов. Они были намерены добиться отставки Шуйского и силой притащили Гермогена на Лобное место, чтобы он поддержал низложение царя. Однако патриарх продемонстрировал твердую волю и не поддался на уговоры восставших. Не сумев поднять народ на борьбу, зачинщики заговора ушли в лагерь Лжедмитрия II. Гермоген им вслед послал две грамоты с призывом вернуться и раскаяться в содеянном.

Низложение Шуйского все же состоялось в июле 1610 года, но и тогда патриарх защищал его до последнего, проклиная и не признавая насильственного пострижения монарха. После помещения Василия в Чудов монастырь он продолжал настаивать на его возвращении на трон. Сменившую Шуйского Семибоярщину, Гермоген решительно осудил и пытался организовать выборы русского монарха. После заочного избрания царем Владислава Сигизмундовича он с тяжелым сердцем согласился его признать при соблюдении следующих условий:

• вывод армии Речи Посполитой с территории России;
• принятие им православия.

Во время начавшейся интервенции поляков Гермоген открыто выступил против захватчиков, обратившись с призывом к русскому народу выступить на защиту страны. С его благословения из Казани перевезли копию иконы Казанской Богоматери, впоследствии ставшей основной святыней ополчения.

После захвата Москвы Гермоген оказался в руках врагов, проявив в этой ситуации несгибаемую волю и твердый характер. Они силой отрекли его от патриаршего сана и посадили под арест в Чудов монастырь. Когда он находился в темнице неоднократно звучали требования поляков, чтобы Гермоген отдал приказ ополченцам прекратить попытки взятия города, но все их увещевания оказались безуспешными. Вместо этого, он обратился с последним посланием патриотам страны, благословив их на борьбу против оккупантов.

Патриарх Гермоген умер мученической смертью 17 (27) февраля 1612 года, страдая от невыносимого голода и жажды. Дело, за которое боролся святитель было завершено 24 октября 1612 года II ополчением во главе с К. Мининым и Д. Пожарским. Они сумели изгнать из Москвы , а в феврале 1613 года на престол был избран русский царь Михаил Федорович Романов (1613-1645), чего очень хотел Гермоген.

Память о Гермогене в искусстве

Имя великого патриарха упоминалось в анонимном произведении «Новая повесть о православном российском государстве», написанном ориентировочно в 1611 году. Она призывала к борьбе с польскими захватчиками и осуждала предателей, вставших на их сторону. Гермогену посвящена опера Г. Дмитриева «Святитель Ермоген», его историческая роль представлена в спектакле Московского Театра Русской Драмы «Царский путь». Среди наиболее значимых полотен о патриархе выделяется картина П. Чистякова, написанная в 1860 году, «Патриарх Гермоген отказывает полякам подписать грамоту».

Самый известный памятник Гермогену установлен в Александровском саду по инициативе главы РПЦ патриарха Кирилла. Он представляет собой четырехметровую бронзовую фигуру патриарха, расположенную на мраморном постаменте. По его сторонам находятся бронзовые барельефы со сценами известных исторических сюжетов. На одном из них изгнание Гермогеном поляков и действовавших вместе с ними бояр, которые требовали подчинения и признания подданства Владислава Сигизмундовича. Интересно, что памятник патриарху на Красной площади хотели поставить еще в XIX веке на месте нынешнего мавзолея Ленина, но тогда этим планам не суждено было сбыться.

В 1913 году по инициативе РПЦ Гермоген был прославлен в лике святых как священномученик. Его мощи были помещены в новую раку, созданную по инициативе Николая II и его супруги. Каждый год 2 марта отмечается день памяти знаменитого патриарха, отдавшего жизнь за свободу своей страны.

В субботу, 25 мая, в день 100-летия прославления священномученика патриарха , патриарх Кирилл совершит чин освящения памятника святому в Александровском саду Москвы. Ермоген - фигура эта для современного человека практически неизвестная. Кроме того, что он писал воззвания против поляков и его за это уморили в заточении, о нем мало что знают. Мы решили восполнить этот пробел, обратившись к доктору исторических наук Дмитрию ВОЛОДИХИНУ.

Дмитрий Михайлович, что большинству НЕ известно о патриархе Гермогене, что следовало бы знать всякому образованному человеку?

Редко вспоминают о том, сколь прочно судьба патриарха Гермогена была связана с судьбой государя Василия Ивановича. Царь Василий Шуйский скорее вызывает у образованных русских людей нашего времени антипатию, нежели почтение. Между тем патриарх Гермоген был его стойким защитником. Даже когда Василия Шуйского свергли с престола и насильственным образом постригли в монахи, патриарх отверг ложное пострижение и продолжал звать государя мирским именем. Откуда такая преданность?

По разным источникам монарший венец возложил на Василия Ивановича то ли Гермоген в сане митрополита Казанского, то ли Исидор в сане митрополита новгородского. Это шло вразрез с установившимся обычаем, поскольку обряд должен проводить глава Церкви - митрополит, либо, позднее, патриарх Московский. Но его явно не мог вести лжепатриарх Игнатий, пособник свергнутого самозванца. А Церковь поддержала Василия Шуйского, в том числе и Гермоген. И потому князя все-таки возвели на царский престол понимая, пусть и не в полном соответствии с церковными устоями.

Надо полагать, Гермоген видел в затягивании междуцарствия путь к скорейшему торжеству социального хаоса. Видимо, он надеялся восстановить в стране порядок, воспрепятствовать распространению Смуты. А князь Василий Иванович занимал тогда положение своего рода «принца крови». Пресечение старой династии московских Рюриковичей давало ему самые серьезные и вполне «легитимные» права основать новую династию - в силу происхождения. Сделавшись правителем России, он в какой-то степени оправдал упования Гермогена и всей Церкви: если не остановил, то хотя бы притормозил страшную болезнь Смуты. Когда монарх не проявлял должной энергии, наводя в стране порядок, патриарх осуждал его, требовал действовать. В свою очередь, он всячески помогал царю. Однажды сделав выбор, Гермоген твердо придерживался его до конца.

А откуда мы вообще о нем знаем? Помимо церковного предания, существуют ли какие-то исторические источники?

Да, источники существуют. Судьба патриарха Гермогена отразилась в позднем русском летописании. Есть о нем сведения и в сочинениях иностранцев, например, писали о нем греческий архиерей Арсений Елассонский, поляк Маскевич.

Сохранились и документы, связанные с его именем. Их могло бы быть намного больше. Но как раз на период патриаршества святителя Гермогена приходится большой московский пожар 1611 года, а в 1626 году, уже после завершения Смуты, грянул другой, еще страшнее, еще разрушительнее. В огненной стихии погибли архивы целых ведомств. Сильно пострадал и архив Патриаршего дома. Несмотря на это, кое-какие документы сохранились, и ими можно воспользоваться, реконструируя судьбу святителя Гермогена.

Современному светскому человеку патриарх Гермоген известен только как политический деятель, боровшийся с польской интервенцией. А что знают о нем церковные люди? Что он сделал для Церкви и в бытность свою митрополитом Казанским, и, тем более, патриархом Московским и Всея Руси?

Во-первых, Гермоген прославился как великий миссионер. Он стал первым митрополитом Казанским и действовал на не до конца «замиренной» территории. Он строил храмы, читал проповеди, знакомил новокрещеных со Священным Писанием, а когда ситуация требовала, проявлял жесткость. Он способствовал канонизации новых святых, связанных с Казанской землей.

Во-вторых, Гермоген был хорошо известен современникам как духовный писатель. Он писал и редактировал жития святых, создавал богословские сочинения. Его трудами в Москве возродилось книгопечатание, пришедшее было в упадок. Гермоген был большим знатоком церковного пения и проявлял строгость ко всяким певческим уклонениям от старинных традиций. Некоторые специалисты считают, что при нем делались попытки наладить летописное дело, но тут уж, как говорится, обстановка не располагала… В целом же, как говаривали четыреста лет назад, Гермоген был «книжен умом» и любил «словесный виноград».

Какова была политическая позиция патриарха Гермогена в годы Смуты? Кого он поддерживал, против кого выступал? Оставалась ли эта его позиция неизменной?

Политическая позиция его была проста - он стоял на стороне Православия и всегда вел дело к торжеству истинной веры. Так, например, когда после падения Василия Шуйского в боярском правительстве возникла идея отдать русский трон представителю зарубежной династии, например, польскому королевичу Владиславу, Гермоген поставил условие: правителем России может быть только православный человек. И если дело дойдет до Владислава, то ему придется перейти из католичества в православие. Далеко не все готовы были тогда проявить твердость в этом вопросе. Впоследствии король Сигизмунд Третий пожелал стать государем российским вместо сына, Владислава. Ни о каком отказе от католичества он и слышать не хотел. Когда русская знать принялась поддаваться на его требования, патриарх во всеуслышание запретил москвичам целовать крест Сигизмунду. Гермоген и в отношении Марины Мнишек заявлял: прежде перекрестить, а уж потом делать русской царицей! За то подвергся от Лжедмитрия Первого опале.

Кто, когда и с какой мотивировкой заключил патриарха Гермогена под стражу? Какова тут была последовательность событий?

«За приставы» посадили его отнюдь не поляки и не литовцы, а свой же соотечественник Михаил Салтыков - главный пособник интервентов в боярском правительстве. Маленький Иуда, проще говоря. Причин у ареста было две: во-первых, Гермогена обвиняли в том, что он рассылает по отдаленным городам письма, призывающие бороться за веру и против оккупантов. Ему вменили в обязанность сочинить успокоительные послания, но патриарх отказался наотрез. Во-вторых, Гермоген осуждал устройство католического костела на дворе, принадлежавшем когда-то царю Борису Федоровичу.

В чем суть посланий, которые рассылал патриарх Гермоген? Считается, что он в них призывал всех встать на борьбу с польскими оккупантами. Главный ли это мотив, или святителя в первую очередь волновало состояние умов и сердец русских людей?

Сложный вопрос. Проблема прежде всего в том, что историки располагают, по большей части, беглым пересказом Гермогеновых грамот, а не самими текстами.

Вот то, что известно твердо, - по тексту дошедшего до наших дней послания Гермогена. Патриарх требует от провинциальных архиереев рассылать «учительные грамоты» начальствующим людям и в войска: «…чтоб унимали грабеж, сохраняли братство и, как обещались положить души свои за дом Пречистой и за чудотворцев, и за веру, так бы и совершили». Гермоген просит паству соблюдать телесную и душевную чистоту, благословляет стоять за веру «неподвижно».

Что с ним случилось в заточении? Что известно об обстоятельствах его смерти?

Двор его разогнали, имущество разграбили, а самого подвергли поношениям.

Боярское правительство, очевидно, пытаясь сделать Гермогена более сговорчивым, на время выпустило его из-под стражи и даже разрешило вести богослужение на Вербное воскресенье 1611 года. Но в дальнейшем, пользуясь терминологией XX века, склонить его к «сотрудничеству с оккупантами» не удалось. От него требовали разослать грамоты, призывающие Первое земское ополчение отойти от Москвы. Ему угрожали «злой смертью» в случае несогласия.

Ответ Гермогена известен в летописном пересказе: «Что… вы мне угрожаете, одного Бога я боюсь; если вы пойдете, все литовские люди, из Московского государства, я их благословлю отойти прочь; а если будете стоять… я их благословлю всех против вас стоять и помереть за православную христианскую веру».

В начале 1612 года, по словам летописи, патриарха «уморили голодной смертью».

В чем вообще суть его подвига? О чем говорит сам факт его канонизации? Какой в этом урок для христиан?

Тут, на мой взгляд, все довольно просто. Патриарх Гермоген - фигура, залитая светом, прозрачная, все главные его дела высвечены солнцем, всякое его поучение ясно. Как пастырь духовный, он говорил: следует стоять за веру, не колеблясь. Вокруг ложь и беснование? Будь тверд. Требуется претерпеть мучения? Претерпи, только не отступай от истины. Потребовалось смерть принять? Прими, это большое благо. И сам он поступал так, как требовал от «словесного стада»: не шатался в истине, терпел муки и отдал жизнь, когда ничего, кроме жизни, у него уже не оставалось. Его и канонизировали в 1913 году как священномученика.

Гермоген - камень веры. Он из тех, кого можно положить в фундамент любого здания, и здание будет стоять прочно.

Иногда жесткую позицию патриарха Гермогена по отношению к польским интервентам считают универсальной моделью взаимоотношения духовной и светской властей и требуют от нынешнего священноначалия вступить в борьбу с нынешней российской властью. Что Вы думаете насчет такого подхода?

Никто не смеет учить Церковь чему-либо. Это Церкви пристало духовно просвещать народ и властителей. Следовательно, не стоит даже обсуждать какую-либо содержательную ошибку подобного утверждения, ошибка тут прежде всего системная: общественный идеал создается Церковью и транслируется обществу в церковном учении, а не берется из общества и приращивается к церковному организму.

В достаточной ли мере прославлен святитель Гермоген? Что сейчас в нашей Церкви делается для его прославления? Существуют ли ему памятники?

Не думаю, что он прославлен в достаточной степени. Об этом говори, как минимум благословение Святейшего Патриарха Московского Кирилла, которое недавно было дано на возведение Гермогену памятника в Москве. В составе многофигурного новгородского монумента «Тысячелетие России» есть, среди прочих, и скульптурный потрет Гермогена. Но для личности подобного масштаба этого, я полагаю, недостаточно.

И очень славно было бы когда-нибудь войти под своды храма, освященного во имя святителя Гермогена, а затем погибшего в разрушенном при большевиках Чудове монастыре. Пришла пора задуматься о его восстановлении… либо о строительстве нового Гермогеновского храма в столице.

Отражена ли жизнь патриарха Гермогена в культуре? В частности, в популярной исторической и в художественной литературе, в кино? Что еще предстоит сделать?

Да все предстоит сделать. Есть ли биография Гермогена в серии ЖЗЛ? Нет. Есть ли хоть один художественный фильм о Гермогене? Нет. Есть ли широко известная пьеса о Гермогене? Нет. Есть ли знаменитый роман, главным действующим лицом которого является Гермоген? Нет. Ниша - пустует. Тут бы работать, работать и работать…

Справка журнала “Фома”:

Патриарх Гермоген

Родился в 1530 году. Мирское имя - Ермолай. Подростком ушел в Казань и стал послушником в Спасо-Преображенском монастыре. Первые сведения о нем относятся к 70-м годам XVI века, когда он был священником в Казани. В 1579 году совершилось явление чудотворной Казанской иконы Божией Матери. С благословения тогдашнего Казанского архиерея Иеремии он переносил новоявленную икону с места обретения в церковь, где служил священником. 13 мая 1589 года хиротонисан во епископа и стал первым Казанским митрополитом. Активно занимался миссионерством среди татар. В 1605 году Лжедмитрий Первый включил его в состав Боярской думы. Но там Гермоген показал себя противником Лжедмитрия: выступил против избрания патриархом Игнатия и потребовал православного крещения Марины Мнишек. Лжедмитрий приказал исключить его из Думы и сослать в Казань. Приказ выполнить не успели в связи с убийством Лжедмитрия. 3 июля 1606 года в Москве Собором русских иерархов святитель Гермоген был поставлен Патриархом Московским и всея Руси. С декабря 1610 года Патриарх, находясь в заключении, рассылал по городам грамоты с призывом к борьбе с польской интервенцией. Благословил оба ополчения, призванные освободить Москву от поляков. 17 февраля 1612 года, не дождавшись освобождения Москвы, умер от голода в заточении, в Чудовом монастыре. Прославлен в лике святых в воскресенье 12 мая 1913 года как священномученик. Первый храм в честь нового святого был устроен тогда же в подземелье Чудова монастыря. В советское время -разрушен.

2 марта - память священномученика Гермогена, Патриарха Московского и всeя России, чудотворца. Среди святых защитников нашего Отечества Патриарх Гермоген стоит в одном ряду со святым благоверным князем Александром Невским и Преподобным Сергием Радонежским.

Во времена государя Алексея Михайловича Романова летописец писал о Патриархе Гермогене: «Один среди врагов неистовых и гнусных изменников, великий святитель Божий в темной келье сиял добродетелью, как лучезарное светило Отечества, готовое угаснуть, но уже воспламенив в народе жизнь и ревность к великому делу». Современники же называли его «адамантом веры».

Главный подвиг своей жизни - твердое противостояние воцарению над Россией инославного государя, вдохновенную проповедь освобождения страны от иноземных захватчиков - Патриарх Гермоген совершил уже в глубокой старости.

Пастырь Казанский

Родился Ермолай (таково было мирское имя святителя) около 1530 г. в семье донских казаков. По другим сведениям, родственниками Ермолая были князья Голицыны или Шуйские. Некоторые историки возводили его род к низам дворянства или городскому духовенству.

Юношество и зрелые годы святого проходили на фоне могучих исторических сдвигов: царствование Ивана IV, опричнина, покорение Астрахани и Казани, Ливонская война, воцарение Бориса Годунова и кровавая трагедия в Угличе...

В какой-то степени Ермолаю было проще - далеко от столичных хитросплетений: он служил тогда Господу на самом восточном рубеже Московского царства. Еще подростком он ушел в Казань и поступил в Спасо-Преображенский монастырь, где святитель Варсонофий обучил и укрепил его в вере. Служение будущего патриарха началось там же, в Казани, приходским священником при гостинодворской церкви Святителя Николая. По отзывам современников, священник Ермолай уже тогда был «муж зело премудростью украшенный, в книжном учении изящный и в чистоте жития известный».

Доподлинно известно, что после чуда 8 июля 1579 г. с явлением Казанской иконы Божией Матери Бог судил именно ему первому «взять от земли» святой образ, показать его собравшимся горожанам и потом торжественно, с крестным ходом, перенести в ближайший Никольский храм.

Позже, уже став митрополитом, Гермоген составит службу Царице Небесной «в честь иконы Ее Казанской». Его вдохновенный тропарь празднику «Заступнице Усердная» мы по-прежнему поем в храмах. Его перу приписывают также «Сказание о явлении Казанской иконы Божией Матери и совершившихся от нее чудесных исцелениях», отправленное духовенством Ивану Грозному. Все эти чудеса святитель видел своими глазами и осязал руками.

Предполагают, что в 1587 г., после смерти супруги, имени которой история не сохранила, батюшка Ермолай приехал в Москву, где в Чудовом монастыре принял постриг под именем Гермогена (Ермогена).

За два года из простого монаха Гермоген возводится в сан архиепископа, его кафедра становится митрополией, а он сам, соответственно, митрополитом Казанским и Астра¬ханским. Став пастырем обширной паствы, святитель Гермоген сделал все, чтобы обращение в православие местного населения не было формальным и православная вера укрепилась в этом крае.

Святитель Гермоген стал инициатором восстановления древней церковной службы апостолу Андрею Первозванному на основе полного перевода ее с греческого на церковнославянский язык. Он создал современную редакцию «Повести о Петре и Февронии, муромских чудотворцах».

Уже будучи Патриархом, в самый разгар смуты, охватившей страну, Гермоген методично продолжает исправление церковно-богослужебных книг, начатое еще преподобным Максимом Греком. Первосвятитель лично «свидетельствует» новый печатный перевод Евангелия, сборник «Четьи-Минеи». Под наблюдением Патриарха в Москве, захваченной поляками, делают станки для печатания богослужебных книг, строят новое здание типографии взамен старого, погибшего в пожаре 1611 г.

Его просветительское наследие велико и разнообразно. И все-таки не эти высокие труды сделали имя Патриарха Гермогена духовным знаменем в роковой для России час.

Витки Смуты

Историки до сих пор спорят об истоках великой русской Смуты начала XVII в. Среди ее глубинных причин одни называют создание Иваном Грозным опричной «антисистемы» внутри государства, другие говорят об истощении царства войнами с Литвой и о двух страшных засухах при Борисе Годунове. Третьи указывают на главную причину - умаление нравственных ориентиров и национального единства, вызванное недостойным поведением тогдашней государственной элиты.

Событийный концентрат Смуты, казалось, выплеснулся прямо из потустороннего мира. Тень зарезанного в Угличе и канонизированного позже царевича Димитрия, воплотившись в двух крупных и десятке мелких самозванцев, в течение восьми лет собирала под свои знамена толпы обманутых, вперемешку с шайками своих и зарубежных авантюристов, чтобы, терзая страну, довести ее почти до погибели. Погибель заключалась не только в крайнем разорении, людском опустошении, иностранном вмешательстве. Она была в страшном разложении моральных скреп, образующих тело и душу государства.

Современникам Патриарха Гермогена было от чего потерять голову. Сегодня «царевичу Димитрию» целуют крест как помазаннику Божию, а завтра называют «вором и собакой». Бывшая царица, инокиня Марфа то признает чудесно воскресшего сына, то всенародно кается в этом признании. Четыре царя сменяются на троне за один год, из них двое убиты; города сами решают, кого им признавать за правителей, в Московском же Кремле служат католические мессы... Каннибализм, злодейство, разграбление храмов, массовое предательство и вероотступничество... Сами поляки порой удивлялись зверствам «православных» казаков в захваченных русских селах и городах.

Не станем пересказывать известные исторические факты, напомним лишь узловые события Смуты. Когда первый Лжедмитрий со своей польской свитой победным маршем прошествовал к столице и воссел на троне московских царей, голоса митрополита Гермогена не было слышно. Скорее всего, подобно большинству русских людей, митрополит вначале верил, что человек, пришедший из Польши, - родной сын Ивана Грозного.

Но когда псевдо-Дмитрий собрался сделать русской царицей католичку Марину Мнишек, святитель Гермоген не смог смолчать. А еще самозванец решил «облагодетельствовать» митрополита, назначив его на крупную государственную должность в Боярскую думу, нареченную на польский манер «сенатом». Можно только догадываться, сколь велико было раздражение Лжедмитрия, когда вместо благодарности строптивый Казанский митрополит на пару с епископом Коломенским Иосифом осмелился письменно настаивать на обязательном крещении будущей русской царицы в православие.

Обозленный царь приказал лишить Гермогена сана и отправить в заточение в Казань. Приказ исполнить не успели: через день Лжедмитрий был свергнут заговорщиками во главе с князем Василием Шуйским - и убит. Вскоре боярские соратники на лобном месте «выкликнули» Шуйского царем.

Голос Патриарха

Василий Шуйский долго колебался в выборе нового Патриарха. Прямой и даже крутой нрав Гермогена в вопросах веры был известен ему. Но понимал он и другое: шаткой власти «боярского» царя нужна была мощная легитимная подпора в лице принципиального и популярного в народе митрополита Гермогена. И 3 июля 1606 г. в Москве Собором русских иерархов митрополит был поставлен Патриархом Московским. Вскоре вразумляющий, обличающий голос Патриарха вновь услыхала вся страна.

Еще перед появлением на исторической сцене Лжедмитрия II - темного персонажа неизвестной национальности (после его убийства в багаже самозванца обнаружили Талмуд) под его именем полыхнуло «крестьянское восстание» Ивана Болотникова. «Побивайте бояр, отнимайте их достояние, убивайте богатых, делите их имение...» - призвали «облыжные» грамоты болотниковского «войска». Подрывное воздействие этих призывов на умы современников вполне можно сравнить со знаменитым бухаринским «грабь награбленное».

Однако идеологом и руководителем новой волны смуты был вовсе не солдат Болотников, а любимец первого самозванца князь Григорий Шаховской - путивльский воевода, похитивший государственную печать и сфабриковавший с ее помощью «царские грамоты» о «чудесном спасении царя Димитрия от рук Шуйского».

Патриарх Гермоген горячо принялся противодействовать этим клеветническим выпадам против законной власти. Сначала для увещевания смутьянов он отправил к ним митрополита Крутицкого Пафнутия. Следующим шагом Патриарха стала рассылка по всей России грамот, в которых твердо говорилось о действительной «погибели вора и еретика Лжедимитрия», о перенесении в Москву и явлении святых мощей истинного царевича Димитрия. Увидев, что и этого недостаточно, Гермоген предал анафеме Болотникова и других зачинщиков новой смуты. Меры возымели свое действие, и бунт начал было стихать. Но вскоре объявился новый «царь Димитрий», и все началось сначала.

Переодетые иезуиты с латинским крестом шли обращать в католичество Русь, «вольные казаки» - грабить недограбленное. Кроме совсем уж темных людей мало кто верил, что новый самозванец - царь Димитрий. Бояре и другие именитые люди присоединялись к нему из-за злой зависти к «выскочке» Шуйскому, низкой корысти или просто из страха перед растущей силой. Толпы же простых крестьян и горожан шли к новому «Димитрию» от отчаянья, голода, из-за ненависти к боярской власти вообще.

А из Польши тем временем прибыли отряды гетмана Жолкевского, одержавшие новые победы над московским войском. Менее чем за год Лжедмитрию II покорилась почти вся Южная и Средняя Россия. Со своими русско-польско-казацкими вооруженными отрядами он встал в подмосковном Тушине, создав там на несколько лет как бы альтернативную столицу страны. И в Тушино из Москвы стали перебегать и целовать ему крест поодиночке и группами «малые и большие людишки». Некоторые с утра получали у «тушинского вора» жалованье, а к вечерне бежали обратно к Шуйскому - каяться. И там еще получали. Увы, в таком цинизме отметились тогда многие древние боярские роды.

Неимоверно тяжело приходилось в этом смраде первосвятителю русскому. Тяжесть усугублялась повсеместной нелюбовью к царю Василию, с которым у самого Патриарха были весьма непростые отношения.

Жадный, малодушный, ограниченный, Шуйский был метко прозван в народе «Шубником». Легитимность его воцарения на трон все время оставалась под вопросом: «избран» кучкой заговорщиков-бояр, венчался на царство без Патриарха...

Однако все несчастное время правления Василия Шуйского святитель Гермоген горячо ратовал и убеждал соотечественников быть верным этому царю. Почему? Здесь нет загадки. Плохой или хороший, царь Василий был православным и не был самозванцем. При этом он противостоял второму самозванцу и шедшим с ним разбойникам, шляхтичам, агентам папства.

После внезапной смерти молодого талантливого воеводы Скопина-Шуйского по Москве разнеслись слухи о его отравлении родственниками царя Василия. И народная нелюбовь к московскому царю переросла в ненависть.

Один раз Патриарха буквально силком вывели на лобное место. Зачинщики выкрикивали справедливые, а еще больше облыжные обвинения против Шуйского, требуя от Патриарха одобрения их бунта. Распаляя толпу на вседозволенность, пожилого первосвятителя кое-кто стал уже легонько заушать. Тогда Патриарх смело возвысил голос в защиту законного царя, обличив подстрекателей в пособничестве тушинскому вору. «А то, что кровь льется и земля не умиряется, так то - волею Божиею, а не царским хотением», - сказал первосвятитель в завершение и побрел сквозь притихшую толпу в свои покои.

В следующий раз бунтовщиков было больше, и верховодили ими уже бояре. Василия Шуйского лишили престола и насильно постригли в монахи. Двое бояр держали бледного царя Василия за руки, а третий, князь Василий Тюфякин, произносил вместо него обеты. Насильно удерживаемый при этом кощунстве Гермоген плакал, не переставая называть Шуйского царем, а монахом считая отныне князя Тюфякина.

«Среди врагов неистовых и гнусных изменников»

Поразительно ярко высвечивается правда святителя Гермогена на фоне нравственного падения значительной части светской, да и церковной элит. На кого было еще смотреть, к кому прислушиваться тем русским людям, кто не желал впадать в окружающий «беспредел», кто радел о Руси православной?

А ведь иные бояре и дворяне, пообщавшись с поляками во время первого самозванца, от дедовских обычаев уже и нос воротили, откровенно желали ополячиться во всем. Даже папская ересь их уже не страшила... Как и «семибоярщина», вершившая власть над страной после свержения Василия Шуйского. Именно ее верховоды во главе с князем Мстиславским решили призвать в столицу поляков - тайно открыли ворота города польским отрядам гетмана Жолкевского, предварявшим воцарение в Кремле королевича Владислава или его отца короля Сигизмунда. Перед этим пришли к Патриарху просить благословения. «Да не бывать тому!» - ответствовал им Гермоген. А они ему: «Дело твое, Святейший, смотреть за церковными делами, а в мирские не следует тебе вмешиваться. Исстари так ведется, что не попы управляют государством». И надменные иноверцы въехали в Москву как хозяева.

С этой поры Патриарха стали все больше и больше стеснять. Но в это же время все громче по стране разносилось воспламеняющее пастырское слово. Кроме изменников, в Кремле были и патриоты, помогавшие выносить патриаршие послания на волю, рассылать их по городам и весям.

Патриарх Гермоген умолял бояр выбрать нового царя из древнего русского рода, указывая, в частности, на Романовых. Увидев же, что они настаивают на призвании королевича Владислава, скрепив сердце, согласился. Но выставил два жестких условия: «Если король даст сына своего на Московское государство и Владислав крестится в православную веру и всех польских людей выведет вон из Москвы, то я к такому письму руку свою приложу и прочим властям повелю то же сделать. Если же вы меня не послушаете, то я возложу на вас клятву и прокляну всех, кто пристанет к вашему совету».

Вскоре стало ясно, что Сигизмунд и не думает выполнять эти условия. «Польская боярская партия» теперь потребовала от Патриарха благословения на подчинение королю-католику без всяких условий. В ответ на твердый отказ один из них, Михаил Салтыков, выхватил нож и замахнулся им на Гермогена. Патриарх осенил его крестом и спокойно ответил: «Не страшусь ножа твоего, но вооружаюсь силою Креста Христова против твоего дерзновения. Будь же ты проклят от нашего смирения в этом веке и в будущем!»

Зашатался боярин Салтыков, упал в ноги святителю прощения просить. Простил его Гермоген - но только за этот поступок. А на своем твердо остался стоять.

Так же твердо стоял он, благословляя горожан Смоленска не открывать ворота войскам Сигизмунда. Столь же непреклонно отверг он сперва вкрадчивые, а потом гневные требования хозяев Кремля остановить первое народное ополчение, во главе которого встал патриот Прокопий Ляпунов. Тогда-то и заключили Патриарха Гермогена окончательно в келье Чудова монастыря, где много лет назад принял он святую схиму.

Опрометчиво согласившийся на помощь разбойного казацкого атамана Заруцкого, честный Прокопий был оболган и пал под казацкими саблями у стен осажденной Москвы. Ополчение рассыпалось. Оставшиеся без домов и надежд москвичи бежали вон из города, а поляки праздновали победу.

Казалось, что теперь-то православному царству Московскому точно пришел конец. Что оставалось Патриарху? Молиться, готовиться к смерти? Или более того - смиренно принять все случившееся как окончательный Божий приговор Русской земле? Однако вместо этого Патриарх Гермоген пишет все новые грамоты, обращенные к русским людям всех сословий. В них он разрешает народ от присяги Владиславу, призывает вооружаться и идти новым ополчением на Москву.

К Патриарху перестали допускать посетителей, лишили его бумаги и пера. Последнее из своих воззваний святитель сумел составить и передать в Нижний Новгород 5 августа 1611 г.

Гермогеновы грамоты совершили чудо, воспламенив сердце нижегородского городского старосты Козьмы Захарьевича Минина, по прозвищу Сухорукий. «Заложим домы, жен и детей своих ради спасения Отечества» - таков был знаменитый мининский отклик на «глас вопиющего» кремлевского узника. К делу подключился князь Дмитрий Пожарский, поскакали от города к городу переговорщики - и вновь вырос страшный для захватчиков и предателей исполин народной войны, благословленной первоиерархом церковным.

Последний акт этой драмы, закончившейся физической смертью и великой духовной победой ее героя, начался с диалога.
К Патриарху в заточение вошел гетман Гонсевский с другими поляками:

Ты - первый зачинщик измены и всего возмущения. По твоему письму ратные люди идут к Москве!.. Отпиши им теперь, чтобы они отошли, а то мы велим уморить тебя злою смертью.

Что вы мне угрожаете? Единого Бога я боюсь. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь получить чрез нее венец. Уйдите вы все, польские люди, из Московского государства, и тогда я благословлю всех отойти прочь. А если вы останетесь - мое благословение: всем стоять и помереть за православную веру!

После девяти с лишним месяцев голода святитель Гермоген умер как мученик 17 февраля/1 марта 1612 г. Через месяц Москва была окружена кольцом народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского. А еще через несколько месяцев - 23 октября - поляки, вконец оголодавшие, потерявшие человеческий облик, с позором выходили из оскверненного ими Кремля.

Православными русскими людьми был сформулирован исторический урок тех событий: никакие политические расчеты, никакая материальная мощь не спасет Россию от врагов, коль скоро она отвернется от своей главной роли - хранительницы православной веры в этом мире.