Местные жители вспоминают, как еще в недавние времена на Пасху по домам ходили отряды активистов и, шныряя по чужому жилью, как у себя дома, искали пасхальные яйца и куличи. Пойманных «с поличным» клеймили потом на собраниях, изгоняя с работы. Возможно, из-за этих утренних обысков в здешних краях вошло тогда в обычай справлять Пасху как Новый год. То есть поздно вечером в Страстную Субботу садились за праздничный стол, а после возлияний шли на Крестный ход.

Словом, работы для милиции на Пасху хватало. Но такой тяжелой Пасхи, как в 1993 году, в Оптиной еще не было - гудящий от разговоров переполненный храм и множество нетрезвых людей во дворе. А в 11 часов вечера, как установило потом следствие, в монастырь пришел убийца.

Рассказывает оптинский иконописец Мария Левистам: «В пасхальную ночь многие чувствовали непонятную тревогу. А мне все мерещилось, будто в храме стоит человек с ножом и готовится кинуться на батюшек. Я даже встала поближе к батюшкам, чтобы броситься ему наперерез. Подозрительность - это грех, и я покаялась в этом на исповеди. А батюшка говорит: «Мария, ты не на нож бросайся, а молись лучше».

Запомнился случай. На амвоне у входа в алтарь стоял- мальчик Сережа и невольно мешал служащим. В миру этот мальчик прислуживал в алтаре и теперь, стесненный толпой, жался поближе к алтарной двери. Инок Трофим, носивший записки в алтарь, постоянно наталкивался на него и, наконец, не выдержав спросил: «А ты чего здесь вертишься?» - «Думаю,- ответил мальчик,- можно ли мне войти в алтарь?» - «Нет,- сказал инок Трофим. - И чтобы я больше тебя здесь не видел».

Мальчик очень удивился, когда инок Трофим разыскал его потом в переполненном храме и сказал виновато: «Прости меня, брат. Может, в последний раз на земле с тобой видимся, а я обидел тебя». Виделись они тогда на земле действительно в последний раз.

Инокиня Ирина и другие вспоминают, что в ту пасхальную ночь инок Ферапонт стоял не на своем обычном месте, но как встал у панихидного столика, так и застыл, потупясь, в молитвенной скорби. Инока теснили и толкали, но он не замечал ничего. Вспоминают, как некий подвыпивший человек попросил поставить свечу за упокой, пояснив, что у него сегодня умер родственник, а сам он, поскольку выпивши, касаться святыни не вправе. Свечу передали иноку Ферапонту. Он зажег ее и забылся, стоя с горящей свечой в руке. На инока оглядывались с недоумением, а он все стоял, опустив голову, с заупокойной свечой в руке. Наконец, перекрестившись, он поставил свечу на канун и пошел на свою последнюю в жизни исповедь.

Рассказывает иеромонах Д.: «За несколько часов до убийства во время пасхального богослужения у меня исповедовался инок Ферапонт. Я был тогда в страшном унынии - и уже готов был оставить монастырь, а после его исповеди вдруг стало как-то светло и радостно, будто это не он, а я сам поисповедовался: «Куда уходить, когда тут такие братья!..» Так и вышло: он ушел, а я остался».

В свою последнюю пасхальную ночь о. Василий исповедовал до начала Крестного хода, а потом вышел на исповедь под утро - в конце литургии. Смиренный человек всегда неприметен, и об о. Василии лишь посмертно узнали, что он стяжал уже особую силу молитвы и, похоже, дар прозорливости. Исповеди у о. Василия оставили у многих необыкновенно сильное впечатление, и чтобы передать его, нарушим хронологию, рассказав не только об исповедях в ту последнюю ночь.

Рассказывает москвичка Е.Т.: «Отец Василий был прозорлив, и за несколько часов до убийства открыл мне исход одной тяготившей меня истории. История же была такая. Есть у меня друг юности, за которого в свое время я отказалась выйти замуж. «Назло» мне он тут же женился на первой встречной женщине, но жить с ней не смог. Лишь много позже у него, наконец, появилась настоящая семья. И вот на Пасху 1993 года мой друг, приехал в Оптину с пожертвованиями от своей организации. И при встрече рассказал, что он недавно пришел к вере, а жена у него неверующая, и он год назад ушел из семьи.

У него, дома был конфликт, и от обиды на жену он предложил мне выйти за него замуж. Но я-то видела - мой друг тоскует о жене и своей маленькой дочке. Просто из гонора не хочет в том признаться и опять рвется что-то «доказать».

Все это так удручало, что на исповедь к о. Василию я пришла почти в слезах. «Да, это серьезное искушение, - сказал батюшка. - Но если достойно его понести, все будет хорошо». - «Помолитесь, батюшка», - попросила я. Отец Василий молча отрешенно молился, а потом сказал просияв и с необыкновенной твердостью: «Все будет хорошо!» Так оно и вышло.

Убийство на Пасху было таким потрясением, когда выжгло все наносное из чувств. И мой друг вернулся в семью, написав мне позже, что они с женой обвенчались, вместе ходят в церковь, а больше всех радуется их маленькая дочка, без конца повторяя: «Папа вернулся!»

Рассказывает регент Ольга: «Перед Пасхой случилось такое искушение, что я была буквально выбита из колеи. На Пасху надо было петь на клиросе, и я хотела поисповедаться и причаститься в Страстную Субботу.

Встала на литургии на исповедь к о. Василию, но очередь из причастников была такая огромная, что к концу литургии стало ясно - на исповедь мне не попасть. В огорчении я даже вышла из очереди. Стою за спиной о. Василия и думаю: «Ну, как в таком состоянии идти на клирос?» И вдруг о. Василий говорит мне, обернувшись: «Ну что у тебя?» И тут же взял меня на исповедь. После исповеди от моего искушения не осталось и следа, но выпало мне петь на Пасху панихиду по батюшке».

Рассказывает монахиня Зинаида, а в ту пору пенсионерка Татьяна Ермачкова, безвозмездно работавшая в трапезной монастыря с первого дня возрождения Оптиной: «Уж до чего хорошо исповедовал о. Василий! Добрый был батюшка, любящий, и идешь после исповеди с такой легкой душою, будто заново на свет родилась.

Перед Пасхой мы в трапезной и ночами работали. Разогнуться некогда. Где уж тут правило к Причащению читать? И вот утром в Страстную Субботу говорю о. Василию: «Батюшка, уж так хочется причаститься на Пасху, а готовиться некогда». - «Причащайтесь». - «Это как - не готовясь?» - «Ничего, - говорит, - вы еще много потом помолитесь». И верно - уж сколько мы молились на погребении братьев! И поныне о них, родимых, молюсь».

Рассказывает иеродиакон Л.: «Перед Пасхой я так закрутился в делах, что к причастию был по сути не готов. Сказал об этом на исповеди о. Василию, а он в ответ: «А ты будь готов, как Гагарин и Титов». Сказано это было вроде бы в шутку, а только вспомнилась внезапная смерть Гагарина и тоже среди трудов».

Рассказывает иконописица Тамара Мушкетова: «Перед Пасхой 1993 года я пережила два больших потрясения - умерла моя бабушка. Она была монахиня. А потом меня оклеветали близкие мне люди. Я замкнулась тогда. И вдруг расплакалась на исповеди у о. Василия, а батюшка молча слушал и сочувственно кивал.

Раньше я стеснялась исповедоваться у о. Василия - ведь мы почти ровесники. А тут забылось, что он молод, и исчезло все, кроме Господа нашего Иисуса Христа, перед которым доверчиво раскрывалась душа. Я готовилась тогда к причастию и сказала о. Василию, что при всем моем желании не могу до конца простить людей, оклеветавших меня, «- Да как же вы собираетесь причащаться? - удивился о. Василий. - Не могу допустить до причастия, если не сможете простить.

Я стараюсь, батюшка, а не получается.

Если сможете простить, причащайтесь, - сказал о. Василий. И добавил тихо: - Надо простить. Как перед смертью.

Я попросила о. Василия помолиться обо мне и отошла от аналоя, стараясь вызвать в себе чувство покаяния. Но чувство было надуманным и пустым от обиды, на ближних. Так продолжалось минут десять. И вдруг я снова заплакала, увидев все и всех, как перед смертью - мне уже не надо было никого прощать: все были такими родными и любимыми, что я лишь удивлялась никчемности прежних обид. Это была настолько ошеломляющая любовь к людям, что я поняла - это выше моей меры и идет от батюшки, по его молитвам. И я уже не колеблясь пошла к Чаше».

Рассказывает художник Ирина Л. из Петербурга: «В Оптину пустынь я впервые приехала в 1992 году на престольный праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы и пошла на исповедь к ближайшему аналою. К о. Василию, как выяснилось потом.

Перед этим я недавно крестилась, исповедоваться не умела. Но, помню, вдруг заплакала, когда о. Василий накрыл меня епитрахилью, читая разрешительную молитву. Я стыдилась слез, но они лились сами собой от чувства великого милосердия Божия. Моего имени о. Василий не спросил, сама я его не называла, а потому очень удивилась, услышав, как читая разрешительную молитву, он произнес мое имя: «Ирина». «Откуда он знает мое имя? - недоумевала я. - Может, ему кто-то сказал?» Но сказать было некому - никто меня в монастыре не знал.

Казалось бы, что особенного связывало меня с о. Василием? Одна исповедь, одно причастие и одно благословение в дорогу. Но после смерти он неоднократно являлся мне во сне. Однажды ви-жу - о. Василий стоит у аналоя, как на исповеди, и говорит мне: «Ирина, тридцать две занозы ты из себя вынула, но осталась еще одна». Снам обычно не доверяешь и даже не помнишь их. Но от этого сна исходило такое ощущение реальности, что за два года я двадцать пять раз ездила в Оптину, отыскивая в себе тридцать третью занозу. И не было мне покоя, пока я не оставила мир и не уехала в монастырь по благословению батюшки, ставшего здесь моим духовным отцом. Но даже имени моего духовного отца я в ту пору не знала: его открыл мне во сне о. Василий на сороковой день своей кончины - на Вознесение».

Преподобный Оптинский старец Нектарий писал: «Господь наш Иисус Христос, молящийся в саду Гефсиманском, есть до некоторой степени образ всякому духовнику в отношении духовных чад его, ибо и он берет на себя их грехи. Какое это великое дело и что только ему приходится переживать!»

Нам не дано знать о тех внутренних переживаниях о. Василия, когда, зажатый толпою, он стоял у аналоя в свою последнюю пасхальную ночь, начав исповедовать с раннего утра и не присев до полуночи. А ночью был миг, запомнившийся многим: «Смотрите, батюшке плохо», - звонко сказал чей-то ребенок. И все посмотрели на о. Василия - он стоял у аналоя уже в предобморочном состоянии с бледным до синевы лицом. Иеромонах Филарет в это время кончил святить куличи и шел по храму, весело кропя всех взывающих к нему: «Батюшка, и меня покропи!» Мимоходом он окропил и о. Василия и уже уходил дальше, когда тот окликнул его: «Покропи меня покрепче. Тяжело что-то». Он окропил его снова; а увидев кивок о. Василия, окропил его уже так от души, что все его лицо было залито водой. «Ничего, ничего,- вздохнуло. Василий с облегчением. - Теперь уже ничего». И снова стал исповедовать.

Так и стоит перед глазами это гефсиманское одиночество пастыря в толпе, налегающей на аналой со своими скорбями, а чаще - скорбишками: «Батюшка, она мне такое сказала! Ну как после этого жить?» Ничего, живем. А батюшки нет...

Благочинный монастыря игумен Пафнутий вспоминает, как в Страстную Пятницу он вдруг подумал при виде исхудавшего до прозрачности о. Василия: «Не жилец уже». Нагрузка на иеромонахов была тогда неимоверной: о. Василий служил и исповедовал всю Страстную седмицу, а после бессонной пасхальной ночи должен был по расписанию исповедовать на ранней литургии в скиту, а потом на поздней литургии в храме преподобного Илариона Великого. «А кого было ставить? - сетовал игумен Пафнутий. - Многие батюшки болели уже от переутомления, а о. Василий охотно брался подменить заболевших. Он любил служить». Господь дал ему вдоволь послужить напоследок, но сквозь лицо проступал уже лик.

Многим запомнилось, что во время Крестного хода на Пасху о. Василий нес икону «Воскресение Христово» и был единственный из всех иереев в красном облачении. Господь избрал его на эту Пасху своим первосвященником, заколающим на проскомидии Пасхального Агнца. Вспоминают, что проскомидию о. Василий совершал всегда четко, разрезая Агничную просфору быстрым и точным движением. Но на эту Пасху он медлил, мучаясь и не решаясь приступить к проскомидии, и даже отступил на миг от жертвенника. «Ты что, о. Василий?» - спросили его. «Так тяжело, будто себя заколаю»,- ответил он. Потом он свершил это Великое Жертвоприношение и в изнеможении присел на стул. «Что, о. Василий, устал?» - спросили его находившиеся в алтаре. «Никогда так не уставал,- признался он.- Будто вагон разгрузил». В конце литургии о. Василий снова вышел на исповедь.

Рассказывает Петр Алексеев, ныне студент Свято-Тихоновского Богословского института, а в ту пору отрок, работавший на послушании в Оптиной: «Была у меня тогда в Козельске учительница музыки Валентина Васильевна. Человек она замечательный, но, как многим, ей трудно и приходится зарабатывать на жизнь концертами. Как раз в Страстную Субботу был концерт в Доме офицеров, а после концерта банкет. Сейчас Валентина Васильевна поет на клиросе, а тогда еще только пришла к вере, но строго держала пост, готовясь причащаться на Пасху. И когда на банкете подняли тост за нее, она, по общему настоянию, чуть-чуть пригубила шампанского.

По дороге в Оптину она рассказала знакомой москвичке об искушении с шампанским, а та наговорила ей таких обличающих слов, запретив причащаться, что Валентина Васильевна проплакала всю Пасхальную ночь. А на рассвете на исповедь вышел о. Василий, и она попала к нему. И вот плачет Валентина Васильевна, рассказывая, как пригубила шампанского, лишившись причастия, а о. Василий протягивает ей красное пасхальное яичко и говорит радостно: «Христос воскресе! Причащайтесь!» Как же рада была Валентина Васильевна, что причастилась на Пасху! Когда наутро она услышала об убийстве в Оптиной, то тут же побежала в монастырь. А пасхальное яичко новомученика Василия Оптинского бережет с тех пор, как святыню».

Необычно многолюдной и шумной была Пасха 1993 года. Но усталость ночи брала свое - уходили из храма разговорчивые люди. И на литургии верных храм уже замер, молясь в тишине.

Есть в Пасхальной ночи тот миг, когда происходит необъяснимое: вот, казалось бы, все устали и изнемогают от сонливости. Но вдруг ударяет в сердце такая благодать, что нет ни сна, ни усталости, и ликует дух о Воскресении Христовом. Как описать эту дивную благодать Пасхи, когда небо отверсто и «Ангели поют на небесех»?

Сохранился черновик описания Пасхи, сделанный в 1989 году будущим иеромонахом Василием. Но прежде чем привести его, расскажем о том моменте последней Пасхи, когда в конце литургии о. Василий вышел канонаршить на клирос. «Батюшка, но вы же устали, - сказал ему регент иеродиакон Серафим. - Вы отдыхайте. Мы сами справимся». - «А я по послушанию, - сказал весело о. Василий, - меня отец наместник благословил». Это был лучший канонарх Оптиной. И многим запомнилось, как объятый радостью, он канонаршил на свою последнюю Пасху, выводя чистым молодым голосом: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его». И поют братия, и поет весь храм: «Пасха священная нам днесь показася; Пасха нова святая: Пасха таинственная...»

«И словно срывается с уст возглас: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, - писал он в первую свою оптинскую Пасху. - Что за великие и таинственные слова! Как трепещет и ликует душа, слыша их! Какой огненной благодати они преисполнены в Пасхальную ночь! Они необъятны, как небо, и близки, как дыхание. В них долгое ожидание, преображенное в мгновение встречи, житейские невзгоды, поглощенные вечностью, вековые томления немощной человеческой души, исчезнувшие в радости обладания истиной. Ночь расступается перед светом этих слов, время бежит от лица их...

Храм становится подобен переполненной заздравной чаше. «Приидите, пиво пием новое». Брачный пир уготован самим Христом, приглашение звучит из уст самого Бога. Уже не пасхальная служба идет в церкви, а пасхальный пир. «Христос воскресе!» - «Воистину воскресе!», звенят возгласы, и вино радости и веселия брызжет через край, обновляя души для вечной жизни.

Сердце как никогда понимает, что все, получаемое нами от Бога, получено даром. Наши несовершенные приношения затмеваются щедростью Божией и становятся невидимыми, как невидим огонь при ослепительном сиянии солнца.

Как описать Пасхальную ночь? Как выразить словами ее величие, славу и красоту? Только переписав от начала до конца чин пасхальной службы, возможно это сделать. Никакие другие слова для этого не годны. Как передать на бумаге пасхальное мгновение? Что сказать, чтобы оно стало понятным и ощутимым? Можно только в недоумении развести руками и указать на празднично украшенную церковь: «Приидите и насладитеся...»

Кто прожил этот день, тому не требуется доказательств существования вечной жизни, не требуется толкования слов Священного Писания: «И времени уже не будет» (Откр. 10, 6).

Служба закончилась в 5.10 утра. И хотя позади бессонная ночь, но бодрость и радость такая, что хочется одного - праздновать. Почти все сегодня причастники, а это особое состояние духа: «Пасха! Радостию друг друга обымем...» И по выходе из храма все христосуются, обнимаясь и зазывая друг друга на куличи.

Все веселые, как дети. И как в детстве, глаза подмечают веселое. Вот маленького роста иеродиакон Рафаил христосуется с огромным о. Василием:

Ну, что, батька? - смеется иеродиакон.- Христо-ос воскресе!

Воистину воскресе! - сияет о. Василий.

А воздух звенит от благовеста, и славят Христа звонари - инок Трофим, инок Ферапонт и иеродиакон Лаврентий. Инок Трофим ликует и сияет в нестерпимой, кажется, радости, а у инока Ферапонта улыбка застенчивая. Перед Пасхой у него, кажется, болел глаз, и на веке остался след зеленки. Клобук на этот раз не надвинут на глаза, а потому видно, какое у него по-детски открытое хорошее лицо и огромные глаза.

А потом праздник выплескивается в город. Был у оптинских прихожан в те годы обычай - уезжать из Оптиной с пением. Народ по деревням тут голосистый, и шли из Оптиной в город автобусы, где пели и пели, не уставая: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!»

«Пасха едет», - говорили по этому поводу в городе, радуясь новому обычаю - петь всенародно на Пасху. И если вечер Страстной Субботы омрачался, случалось, пьяными драками, то сама Пасха в Козельске и деревнях протекала всегда удивительно мирно - все нарядные, чинные, мужчины в белых рубашках. Все ходят друг к другу христосоваться, и даже речь в этот день обретает особое благочиние - в Пасху нельзя сказать грубого слова или обидеть кого. Пасха - святой день.

Празднование Пасхи для всех православных людей является самым светлым и важным событием в году. К нему всегда готовятся заранее, наводя чистоту и порядок не только у себя в домах, но и в своих душах. Помимо этого люди верят в приметы пасхальной ночи и соблюдают обычаи, связанные с этим великим церковным праздником. Накануне самой пасхальной ночи запрещены любые работы, кроме приготовления куличей и покраски яиц. Люди в этот день обычно молятся в ожидании Христова Воскресения.

Приметы и обычаи в ночь перед Пасхой

В ночь перед Пасхой существуют приметы и обычаи, благодаря которым в вашем доме наступит мир и покой. Так, например, нельзя выполнять никакие работы: стирка и глажка белья, уборка, рукодельничать тоже запрещено. Отмечать какое-либо событие также считается плохой приметой накануне праздника пасхи.

Еще неблагоприятной приметой является ругаться или ссориться в канун пасхального праздника. Другое поверье говорит о том, что если суббота перед Пасхой будет солнечной, то лето будет теплым. А если пасмурная погода – лето будет холодным и дождливым.

В страстную субботу можно употреблять в пищу только овощи, фрукты и . Строгая диета в этот день сменяется обильным разговением в пасхальную ночь. Как правило, в субботу происходит освещение пасхальных продуктов: куличей, яиц, сладостей.

Что нельзя делать в ночь на Пасху?

Вопрос о том, что нельзя делать в ночь перед Пасхой волнует многих верующих людей. Это отчасти происходит потому, что со временем человеку свойственно забывать исконные традиции. Но в пасхальную ночь хочется сделать всё по правилам что ли, чтобы как можно плотнее сблизиться с Иисусом в этот святой праздник.

Итак, нельзя выбрасывать скорлупу от очищенного крашеного яйца в окно на улицу. Считается, что Христос с апостолами ходит по улицам и можно в него случайно попасть. Нельзя посещать и говорить с усопшими в ночь на Пасху. Для этого существует день Красная Горка через неделю после Пасхи.

Для девушек существуют свои приметы: если в пасхальную ночь пошли месячные, то заходить в храм не рекомендуется. Можно попросить кого-либо зайти и поставить свечу за вас или просто постоять за пределами самого храма. Как правило, освещение пасхальных продуктов происходит не в самой церкви, а на улице. Здесь можно находиться и в критические дни.

Пасхальная проповедь

Христос воскресе!

От избытка неземной радости приветствую я вас, опаляя силой Божественных слов: «Христос воскресе!» Благодатный огонь этой спасительной вести, вновь ярким пламенем вспыхнув над Гробом Господним, потек по миру.

И Церковь Божия, преисполнившись светом этого огня, дарует его нам: «Христос воскресе!»

Возлюбленные о Христе братия и сестры! Вы, конечно, замечали сами, что среди многих великих и радостных наших христианских праздников особой торжественностью, особой радостью выделяется праздник Светлого Христова Воскресения — праздников праздник и торжество из торжеств!

Нет в нашей Православной Церкви службы более величе-ственной, более проникновенной, чем пасхальная утреня. И потому так стремятся все верующие в храм Божий в пас-хальную ночь.

Пасхальное Богослужение воистину подобно великолеп-нейшему пиру, который Господь приготовил всем прите-кающим под благодатную сень Его Дома.

Вдумайтесь в содержание «Огласительного слова» святи-теля Иоанна Златоуста! С отеческой лаской и радушием приемлет Господь тех, кто возлюбил Его всем своим суще-ством. «Блажен, кто от первого часа трудился», — это те, кто от юности своей идут неукоснительно по Его Божественным стопам.

Но не отвергает и тех, кто, преодолев в своей душе со-мнения, приблизился к Богу только в зрелом и даже пре-клонном возрасте. «Да не устрашатся они своего замедле-ния, Господь с любовью приемлет последнего, так же, как и первого, — и дела приемлет и намерения целует».

Несомненно, все вы, кто был в храме в пасхальную ночь, испытали необыкновенный восторг… Души наши ликовали, преисполненные чувством благодарности к нашему Господу Спасителю за дарованную Им всем нам вечную жизнь.

Ведь Воскресший Христос возвел род людской от земли к Небу, придал существованию человека возвышенный и бла-городный смысл.

Душа человека жаждет вечной счастливой жизни. Ищет ее… И потому к светлой заутрени так стремятся люди в храм Божий. И не только верующие, но и те, кто своим сознанием далек от христианской религии.

Идут они сюда не просто посмотреть на торжественность христианской службы. Их душа, данная Богом каждому че-ловеку при его рождении, тянется к свету незаходимого Солнца Правды, стремится к истине.

А верующие люди в эту святую ночь с особой силой ощу-щают преизобильно излившуюся светлую радость Воскре-сения Христова.

И неудивительно. Воскресение Христа — это основа нашей веры, это нерушимая опора в нашей земной жизни.

Своим Воскресением Христос дал людям постигнуть ис-тинность Своего Божества, истинность Своего высокого учения, спасительность Своей смерти. Воскресение Христа — это завершение Его жизненного подвига. Иного конца не могло быть, ибо это прямое следствие нравственного смыс-ла Христовой жизни.

Если бы Христос не воскрес, — говорит апостол Павел, — то напрасна и проповедь наша, тщетна и вера наша. Но Хри-стос воскрес и совоскресил с Собою все человечество!

Спаситель принес на землю людям совершенную радость. И потому в пасхальную ночь мы слышим в церкви песнопе-ние и сами принимаем участие в этом пении: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

О даровании людям этой великой радости Он просил Своего Небесного Отца в молитве перед крестными страда-ниями: «Освяти их истиною Твоею… чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (Ин. 17, 17.13).

И вот с Воскресением Христа человеку открылся новый мир святости, истины блаженства.

При Своей земной жизни Спаситель произносил неодно-кратно драгоценные для верующей души слова: «…Я живу, и вы будете жить» (Ин. 14, 19), «Мир Мой даю вам» (Ин. 14, 27), «Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и ра-дость ваша будет совершенна» (Ин. 15, 11).

Новая жизнь открылась для человека. Ему дана возмож-ность умереть для греха, чтобы воскреснуть со Христом и с Ним жить.

Апостол Павел в Послании к римлянам говорит: «Если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть со-единены и подобием воскресения… Если мы умерли со Хри-стом, то веруем, что и жить будем с Ним».

«Пасха, двери райские нам отверзающая», — поем мы в Пасхальном каноне.

Не бывает, дорогие мои, радости светлее, чем наша пас-хальная радость. Ибо мы радуемся тому, что в Воскресении открылась наша вечная жизнь.

Наша радость пасхальная — это радость о преображении (изменении) всей нашей жизни в жизнь нетленную, в стремлении нашем к неумирающему добру, к нетленной красоте.

Мы празднуем ныне совершение величайшего таинства — Воскресения Христова, победу Жизнодавца над смертью! Наш Спаситель восторжествовал над злом и тьмою, и пото-му так ликующе-радостно пасхальное Богослужение нашей Православной Церкви.

Верующие ожидали этой торжественной службы, готовя себя к ней в долгие недели святой четыредесятницы. И ес-тественно, что теперь неизъяснимой радостью наполнены их сердца.

Глубочайший смысл Воскресения Христова в вечной жизни, которую Он даровал всем Своим последователям. И вот уже почти 2000 лет Его последователи неколебимо верят не только в то, что Христос воскрес, но и в свое грядущее воскресение для вечной жизни.

Во время Своей земной жизни Христос Спаситель много раз говорил о Себе как носителе жизни и воскресения. Но тогда эти слова Божественного Учителя были непонятны не только народу, слушавшему Его, но и Его ученикам и апо-столам.

Смысл этих слов стал понятен только после Воскресения Христа. Только тогда и апостолы, и ученики Его поняли, что Он, действительно, Владыка жизни и Победитель смерти. И пошли они с проповедью по всему миру.

Мы, возлюбленные, в эти дни радостно приветствуем друг друга, произнося: «Христос воскресе!» — и будем так приветствовать в течение 40 дней, до дня Вознесения Гос-подня.

Всего два слова! Но это дивные слова, выражающие не-колебимую веру в отраднейшую для сердца человеческого истину о нашем безсмертии.

Христос есть Жизнь!

Он много раз говорил о Себе именно как о носителе жиз-ни и воскресения, как источнике жизни вечной, нескон-чаемой для тех, кто будет верить в Него.

Христос воскрес! — и да возрадуется душа наша о Гос-поде.

Христос воскрес! — и исчезает страх перед смертью.

Христос воскрес! — и наши сердца наполняются радостной верой, что вслед на Ним воскреснем и мы.

Праздновать Пасху — это значит всем сердцем познать силу и величие Воскресения Христова.

Праздновать Пасху — это значит стать новым человеком.

Праздновать Пасху — это значит всем сердцем и помыш-лением благодарить и прославлять Бога за неизреченный дар Его — дар воскресения и любви.

И мы с вами в эти дни ликуем и радостно празднуем, восхваляя и прославляя подвиг победы Божественной люб-ви.

Христос воскрес!!!

Распахнем же сердца наши навстречу страдавшему и умершему и воскресшему нас ради. И Он войдет, и наполнит Собой и Светом Своим жизнь нашу, преобразив наши души. А мы, в ответ на это, с любовию устремимся за Ним по нашему крестному пути, ибо в конце его, несомненно, сияет и наше воскресение в жизнь вечную.

Архимандрит Савва (Мажуко)

Свою первую всенощную я подсмотрел . Наша семья не была церковной, но Пасху праздновали всегда. В пасхальную ночь мама, как заговорщик, уходила на таинственную церковную службу, и утро для всех начиналось с разговения «пасвяцоным» куличиком.

Настал день, вернее, ночь, когда на это «сборище заговорщиков» взяли и меня. Вспоминаю, и мне весело и хорошо. Море людей. Море огней. Неистовый звон колоколов и невероятно шумная служба. Нам так и не удалось пробраться в церковь. Всенощную стояли на улице в компании внезапно обнаруженных соседей. Что там пели батюшки, о чем восклицал хор – я не понимал ни слова. И отчего-то было очень светло на душе и радостно.

Но та первая Пасха стала настоящим откровением о мне самом, потому что я, человек, с детства привыкший избегать людей, прятаться от многолюдства, впервые пережил восторг оттого, что вокруг люди, которые почему-то перестали быть чужими.

И не важно, знакомы ли мы, ради чего пришли, во что веруем, мне было просто радостно, оттого, что люди есть .

Пасхальная служба непременно проходит ночью. Пасха – это ночь среди людей. Пасха не бывает личной, для себя. Пасха – для всех. Пасха – ночное собрание христиан. Мы сходимся, словно заговорщики, связанные страшной и веселой тайной. Мы все «повязаны» одной большой тайной – Христос воскресе!

Пасхальное богослужение – только ночью. Эту службу может выдержать только ночь. Молитва в оправе ночи. Если Пасха, значит, ночная служба, молитва на всю ночь, всенощная. Это слово так тесно вросло в Пасху, что большинство людей, говоря «Пасха», подразумевают «всенощная».

Однако «всенощная» – технический термин богослужебного устава. Это слово обозначает тип службы, отмеченный особой торжественностью. Всенощные положено совершать каждую неделю, например, в субботу вечером, а также в канун великих праздников.

Слово «всенощная» – одно из самых моих любимых церковных слов. Оно стоит в одном ряду со словами «полунощница», «заутреня», «повечерие», или, по-старинному, «павечерница». Когда-то всенощные действительно служили всю ночь, полунощницы совершали в полночь, а утреня пелась на рассвете. Времена изменились, а слова «засахарились», обратились в богослужебные термины, мало имеющие отношение ко времени суток. И недоумевают «свежие» прихожане, придя на службу: кажется, объявляли всенощную, а молились каких-то три часа…

И только пасхальное богослужение – воистину всенощная.

Если вы выучили тропарь Пасхи

Богослужение Пасхи – самая простая из церковных служб. Правда, этот невероятный секрет известен только знатокам богослужения. Остальным остается только подсматривать за Пасхой христиан, оставаясь чужими, чего не должно быть на празднике для всех. Всенощная – одно из духовных упражнений, которые можно совершать только всем вместе.

Прекращаются ли на Пасху наши духовные упражнения? Нет. Просто несколько смещаются акценты. Пасха – таинство единения, праздник соборности.

Одно из самых простых и в то же время самых сложных духовных упражнений – искусство молиться вместе, «единым сердцем и едиными устами».

Высший уровень – молитва «единым сердцем» – опыт подлинного, глубокого единения в Боге с каждым из наших ближних и со всеми вместе. Это очень высоко. Это таинство открывается не всем, но всякий должен к нему идти, быть готовым принять этот дар. Однако молиться «едиными устами» – это упражнение по силам каждому.

Пасхальная всенощная – лучший повод погрузиться в молитву «едиными устами», но это духовное упражнение требует некоторой подготовки.

Даже тем, кто подсматривал всенощную, известны закономерности пасхальной службы. Во-первых, молитва постоянно перемежается радостной перекличкой:

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе!

Во-вторых, большую часть службы все поют короткую молитву:

«Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав».

Смысл этого текста понятен даже невнимательным соглядатаям. Это тропарь праздника Пасхи. Тропарем называют главное песнопение того или иного церковного праздника, своеобразную «визитную карточку» богослужебного события. Чаще всего это небольшие песнопения, которые следует знать наизусть и обязательно петь всем храмом.

Если вы уже выучили тропарь Пасхи, считайте себя почти готовым к походу на всенощную. Почти. Потому что на этой службе будет кое-что еще.

Открывается пасхальное богослужение чтением полунощницы с каноном Великой Субботы. Приблизительно в полночь начинается Крестный ход, который идет вокруг храма и останавливается у закрытых церковных дверей, символизирующих камень у входа в погребальную пещеру Христа. Здесь настоятель громко возглашает:

«Слава Святей и Единосущной и Животворящей и Нераздельней Троице, всегда, ныне и присно и во веки веков».

Хор, а с ним и весь народ, поет «Аминь». И тут священники впервые начинают петь тропарь Пасхи, и поют его трижды. В ответ хор, а значит, и все молящиеся, повторяют за батюшками троекратно тот же тропарь. Вообще, вся пасхальная служба сплетена из этих бесчисленных, но не утомляющих перекличек. Это молитвенный диалог, из которого никому нельзя вырваться, ни одному возгласу нельзя остаться неотвеченным.

Священники подхватывают пасхальные стишки «Да воскреснет Бог», всего их четыре, и на каждый народ отвечает пением тропаря, а священники и хоругвеносцы на всякий стишок перемещаются, чтобы под пение очередного тропаря оказаться на новой стороне света. После стишков батюшки поют «Славу», то есть «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», им отвечают тропарем. Духовенство затягивает «И ныне», то есть «И ныне и присно и во веки веков. Аминь», и снова тропарь. После чего перекличка сменяется допеванием : батюшки поют первую половину тропаря, народ за ними допевает, и все заходят в храм.

То, что сейчас произошло, называется началом пасхальной утрени. Зайдя в церковь, дьякон говорит мирную ектению, а это тоже хорошо известная нам перекличка: на прошения ектении люди отвечают «Господи, помилуй». Поэтому не останавливаемся, продолжаем молиться «едиными устами» и единым дыханием.

После ектении будет сложнее, потому что начинается пение пасхального канона. Канон короткий. Он не читается, а поется, и в этом особенность пасхального богослужения: все поется, читается только Писание. Значит, надо запастись текстом канона и подпевать за хором, тем более что напев очень простой и задорный, а текст легко запоминается. К следующей Пасхе будете петь наизусть.

Во время пения канона священники непрерывно носятся с кадилом по храму, выкрикивая «Христос воскресе». Вы, конечно, отвечайте, но не забывайте и канон петь – очень утешает.

Канон заканчивается неожиданно быстро пением светильна «Плотию уснув», после чего батюшки снова подхватывают уже известные нам пасхальные стишки. Но на этот раз хор, а значит, и мы с вами, отвечает не тропарем, а стихирами Пасхи, и их тоже следует выучить наизусть, для чего вам понадобится просто посетить несколько служб на Светлой седмице.

После пасхальных стихир читается Огласительное слово св. Иоанна Златоуста, звучат две ектении, и пасхальная утреня закончилась. Вот такая простая служба! Странно, что кто-то может в ней запутаться.

После утрени поют пасхальные часы. Это небольшое собрание коротких и ободряющих текстов, которые поются не только в церкви, но и дома вместо утренних и вечерних молитв. Надо ли упоминать, что их не только следует петь за хором, но и знать наизусть?

Литургия начинается вслед за часами, причем начало у этой службы такое же, как и начало утрени после Крестного хода. Все повторяется.

Чин литургии на Пасху сохраняет свою обычную структуру. Но вы должны быть готовы к некоторым замечательным моментам. Прежде всего, всю службу двери алтаря остаются открытыми. Они не закрываются и между службами, и так всю Светлую седмицу. Мне это очень нравится, тем более что символизм этого действия понятен даже тем, кто не «испорчен» богословием.

Мгновение, которого ждут многие, – это знаменитое и неповторимое чтение Евангелия на разных языках. Это и вправду необычайно красиво и утешительно. Вместе с непрестанным каждением, беготней по храму, выкриками «Христос воскресе» это чтение символизирует широту и всеохватность пасхальной проповеди апостолов.

И еще в этом чтении слышится оправдание любого языка, апология церковности каждого народа, потому что каждому языку и племени Господь готов доверить Свои великие тайны. Это маленькое боговоплощение, когда Превечное Слово воплощается в словесную плоть, которую дает Ему каждый народ, делая Бога своим, становясь своими Богу.

Задостойник Пасхи тоже надо знать наизусть, что не составит вам труда, поскольку ирмос «Светися, светися» мы уже пели на пасхальном каноне.

Вот и всё. Очень просто. Но сколько радости и утешения быть на Пасхе своим , не «подсматривать за чужой свободой», а самому включиться в единое молитвенное дыхание Церкви. А тому, кто дышит вместе с Церковью одним дыханием, откроется и нечто большее.

Что сказал Златоуст?

Пасхальная всенощная дарит верующим опыт молитвы «едиными устами», одно из самых красивых и доступных церковных утешений. Однако на Страстной седмице мы приобщились к духовному упражнению «очищения смыслов», приобрели навык созерцания Страстей. Опыт созерцания не прерывается и в Пасхе Воскресения.

Пасха Крестная созерцала Христовы Страсти.

Пасха Воскресения вглядывается в тайну Жизни, победившей смерть. Предмет созерцания пасхальных дней – «Жизнь с избытком», из гроба воссиявшая. Но это не просто предмет созерцания. Самой Жизни мы приобщаемся в Чаше Причастия. Тело Христово становится нашим телом, Его Кровь вливается в наши жилы.

В самом центре Пасхи – Чаша Евхаристии. В Евхаристии мы причащаемся подлинной Жизни, поэтому невозможно помыслить пасхальное богослужение без причастия. Причастие – самый важный момент пасхальной службы.

Не пасхальные гимны, не Крестный ход, не чтение Евангелия на языках, не освящение куличей делают Пасху Пасхой, а именно Евхаристия, без которой все эти прекрасные моменты службы не достигают своей цели.

Подготовка к посту начиналась под знаком пасхальной трапезы. Вспомните притчу о блудном сыне. Она завершается трапезой, ради которой закалается откормленный телец. Поэтому притча о блудном сыне – на самом деле притча о Евхаристии, о последнем и непрекращающемся пире Царствия, на который позван каждый из нас. Это пир не для каждого лично. Пасха – праздник для всех. Поэтому и притча о мытаре и фарисее, и блудный сын, и описание Страшного суда, и многие другие сюжеты, через которые мы проходили Великим постом – о трапезе, которую мы должны разделить не просто с Богом, но и с людьми, которые рядом. Однако не я звал их на этот пир и не от моего желания зависит, с кем посадит меня Господь за эту таинственную трапезу вечности.

В пасхальном богослужении замыкается круг образов и знаков, которые мы созерцали Великим постом. Помогает собрать все эти образы воедино Огласительное слово святителя Иоанна Златоуста, уже не одно столетие читаемое в пасхальную ночь.

К чтению и слушанию этого важнейшего текста следует готовиться. И даже если вы хорошо знаете Писание, все же, отправляясь на пасхальную всенощную, перечитайте притчу о работниках в винограднике из двадцатой главы Евангелия от Матфея.

«Царство Небесное подобно хозяину, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой. И договорившись с работниками по динарию на день, послал их в виноградник свой» (Мф. 20:1).

Так начинается притча. Хозяин выходит на торжище еще в третий час, в шестой, девятый и, наконец, в одиннадцатый, и всякий раз нанимает работников, которые отправляются возделывать виноград. Вечером управитель по повелению хозяина выплачивает каждому по динарию, начиная с пришедших позже всех. Работники первого часа ропщут: «Эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной» (Мф. 20:11). Как же эти слова напоминают обиду «правильного» брата из притчи о блудном сыне! Но в отличие от кроткого отца этой притчи хозяин дает обидчивым работникам жесткую отповедь:

«Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе. Разве я не властен в своем делать, что хочу? Или глаз твой завистлив оттого, что я добр?» (Мф. 20:14-15).

И вот только после этой евангельской истории можно слушать Златоуста, который начинает не с богословия Пасхи, не с раскрытия таинственных смыслов, а с призыва участвовать в трапезе, потому что в Пасху следует погружаться не теоретически, а опытно:

Кто благочестив и боголюбив, – тот пусть насладится этим прекрасным и светлым торжеством.
Кто раб благоразумный, – тот пусть, радуясь, войдет в радость Господа своего.
Кто потрудился, постясь, – тот пусть возьмет ныне динарий.
Кто работал с первого часа, – тот пусть получит сегодня должную плату.
Кто пришел после третьего часа, – пусть с благодарностью празднует.
Кто успел придти после шестого часа, – пусть нисколько не беспокоится; ибо ничего не лишится.
Кто замедлил до девятого часа, – пусть приступит, нисколько не сомневаясь, ничего не боясь.
Кто успел придти только в одиннадцатый час, – пусть и тот не страшится за промедление.

Ибо щедрый Владыка принимает и последнего, как первого;
успокаивает пришедшего в одиннадцатый час так же, как и работавшего с первого часа;
и последнего милует, и о первом печется;
и тому дает, и этому дарует; и дела принимает, и намерение приветствует;
и деятельности отдает честь, и расположение хвалит.

Златоуст говорит о невыразимом милосердии Господа, который на Свой пир рад принять любого. Златоуст умоляет не бояться Бога, отвергнуть страх и ужас хотя бы в этот день, забыть мучительное чувство вины, которое так любят лелеять верующие люди, отдохнуть от себя в Боге, позволить Ему уврачевать наши раны, потому что не за наши труды и заслуги мы получили доступ к Его жизни, но только благодаря Его непостижимому и необъяснимому человеколюбию.

Итак, войдите в радость Господа нашего;
и первые и вторые получите награду;
богатые и бедные, ликуйте друг с другом;
воздержные и нерадивые, почтите этот день;
постившиеся и непостившиеся, веселитесь ныне.

Трапеза обильна, – насыщайтесь все;
телец велик, – пусть никто не уходит голодным;
все наслаждайтесь пиршеством веры;
все пользуйтесь богатством благости.

Никто пусть не жалуется на бедность, ибо открылось общее Царство.
Никто пусть не плачет о грехах, ибо из гроба воссияло прощение.

Трапеза – общая. Царство – общее. Радость – общая.

Потому что Пасха – для всех. Это праздник Бога-Человеколюбца. Его жизнью и Его любовью мы живы.

Поэтому самое важное, что нужно сделать на Пасху, – открыться этой любви, жизни и радости, разрешить себе хотя бы в эти дни быть святым, чистым и веселым. Но не хранить эту радость для себя, а разделить ее с другими.

И как естественно, когда после пасхальной всенощной все прихожане разговляются тут же в храме, все вместе, вокруг своего пастыря, разделив Чашу, делят друг с другом скромную пасхальную трапезу. Ибо Пасха – общая трапеза. Пасха – праздник для всех.

Пасхальная ночь

Местные жители вспоминают, как еще в недавние времена на Пасху по домам ходили отряды активистов и, шныряя по чужому жилью, как у себя дома, искали пасхальные яйца и куличи. Пойманных «с поличным» клеймили потом на собраниях, изгоняя с работы. Возможно, из-за этих утренних обысков в здешних краях вошло тогда в обычай справлять Пасху как Новый год. То есть поздно вечером в Страстную Субботу садились за праздничный стол, а после возлияний шли на Крестный ход.

Словом, работы для милиции на Пасху хватало. Но такой тяжелой Пасхи, как в 1993 году, в Оптиной еще не было - гудящий от разговоров переполненный храм и множество нетрезвых людей во дворе. А в 11 часов вечера, как установило потом следствие, в монастырь пришел убийца.

Рассказывает оптинский иконописец Мария Левистам: «В пасхальную ночь многие чувствовали непонятную тревогу. А мне все мерещилось, будто в храме стоит человек с ножом и готовится кинуться на батюшек. Я даже встала поближе к батюшкам, чтобы броситься ему наперерез. Подозрительность - это грех, и я покаялась в этом на исповеди. А батюшка говорит: „Мария, ты не на нож бросайся, а молись лучше“».

Запомнился случай. На амвоне у входа в алтарь стоял мальчик Сережа и невольно мешал служащим. В миру этот мальчик прислуживал в алтаре и теперь, стесненный толпой, жался поближе к алтарной двери. Инок Трофим, носивший записки в алтарь, постоянно наталкивался на него и, наконец, не выдержав спросил: «А ты чего здесь вертишься?» - «Думаю, - ответил мальчик, - можно ли мне войти в алтарь?» - «Нет, - сказал инок Трофим. - И чтобы я больше тебя здесь не видел». Мальчик очень удивился, когда инок Трофим разыскал его потом в переполненном храме и сказал виновато: «Прости меня, брат. Может, в последний раз на земле с тобой видимся, а я обидел тебя». Виделись они тогда на земле действительно в последний раз.

Инокиня Ирина и другие вспоминают, что в ту пасхальную ночь инок Ферапонт стоял не на своем обычном месте, но как встал у панихидного столика, так и застыл, потупясь, в молитвенной скорби. Инока теснили и толкали, но он не замечал ничего. Вспоминают, как некий подвыпивший человек попросил поставить свечу за упокой, пояснив, что у него сегодня умер родственник, а сам он, поскольку выпивши, касаться святыни не вправе. Свечу передали иноку Ферапонту. Он зажег ее и забылся, стоя с горящей свечой в руке. На инока оглядывались с недоумением, а он все стоял, опустив голову, с заупокойной свечой в руке. Наконец, перекрестившись, он поставил свечу на канун и пошел на свою последнюю в жизни исповедь.

Рассказывает иеромонах Д.: «За несколько часов до убийства во время пасхального богослужения у меня исповедовался инок Ферапонт. Я был тогда в страшном унынии - и уже готов был оставить монастырь, а после его исповеди вдруг стало как-то светло и радостно, будто это не он, а я сам поисповедовался: „Куда уходить, когда тут такие братья!..“ Так и вышло: он ушел, а я остался».

В свою последнюю пасхальную ночь о. Василий исповедовал до начала Крестного хода, а потом вышел на исповедь под утро - в конце литургии. Смиренный человек всегда неприметен, и об о. Василии лишь посмертно узнали, что он стяжал уже особую силу молитвы и, похоже, дар прозорливости. Исповеди у о. Василия оставили у многих необыкновенно сильное впечатление, и чтобы передать его, нарушим хронологию, рассказав не только об исповедях в ту последнюю ночь.

Рассказывает москвичка Е.Т.: «Отец Василий был прозорлив, и за несколько часов до убийства открыл мне исход одной тяготившей меня истории. История же была такая. Есть у меня друг юности, за которого в свое время я отказалась выйти замуж. „Назло“ мне он тут же женился на первой встречной женщине, но жить с ней не смог. Лишь много позже у него, наконец, появилась настоящая семья. И вот на Пасху 1993 года мой друг приехал в Оптину с пожертвованиями от своей организации. И при встрече рассказал, что он недавно пришел к вере, а жена у него неверующая, и он год назад ушел из семьи.

У него дома был конфликт, и от обиды на жену он предложил мне выйти за него замуж. Но я-то видела - мой друг тоскует о жене и своей маленькой дочке. Просто из гонора не хочет в том признаться и опять рвется что-то „доказать“.

Все это так удручало, что на исповедь к о. Василию я пришла почти в слезах. „Да, это серьезное искушение, - сказал батюшка. - Но если достойно его понести, все будет хорошо“. - „Помолитесь, батюшка“, - попросила я. Отец Василий молча отрешенно молился, а потом сказал просияв и с необыкновенной твердостью: „Все будет хорошо!“ Так оно и вышло.

Убийство на Пасху было таким потрясением, когда выжгло все наносное из чувств. И мой друг вернулся в семью, написав мне позже, что они с женой обвенчались, вместе ходят в церковь, а больше всех радуется их маленькая дочка, без конца повторяя: „Папа вернулся!“»

Рассказывает регент Ольга: «Перед Пасхой случилось такое искушение, что я была буквально выбита из колеи. На Пасху надо было петь на клиросе, и я хотела поисповедаться и причаститься в Страстную Субботу.

Встала на литургии на исповедь к о. Василию, но очередь из причастников была такая огромная, что к концу литургии стало ясно - на исповедь мне не попасть. В огорчении я даже вышла из очереди. Стою за спиной о. Василия и думаю: „Ну, как в таком состоянии идти на клирос?“ И вдруг о. Василий говорит мне, обернувшись: „Ну что у тебя?“ И тут же взял меня на исповедь. После исповеди от моего искушения не осталось и следа, но выпало мне петь на Пасху панихиду по батюшке».

Рассказывает монахиня Зинаида, а в ту пору пенсионерка Татьяна Ермачкова, безвозмездно работавшая в трапезной монастыря с первого дня возрождения Оптиной: «Уж до чего хорошо исповедовал о. Василий! Добрый был батюшка, любящий, и идешь после исповеди с такой легкой душою, будто заново на свет родилась.

Перед Пасхой мы в трапезной и ночами работали. Разогнуться некогда. Где уж тут правило к Причащению читать? И вот утром в Страстную Субботу говорю о. Василию: „Батюшка, уж так хочется причаститься на Пасху, а готовиться некогда“. - „Причащайтесь“. - „Это как - не готовясь?“ - „Ничего, - говорит, - вы еще много потом помолитесь“. И верно - уж сколько мы молились на погребении братьев! И поныне о них, родимых, молюсь».

Рассказывает иеродиакон Л.: «Перед Пасхой я так закрутился в делах, что к причастию был по сути не готов. Сказал об этом на исповеди о. Василию, а он в ответ: „А ты будь готов, как Гагарин и Титов“. Сказано это было вроде бы в шутку, а только вспомнилась внезапная смерть Гагарина и тоже среди трудов».

Рассказывает иконописица Тамара Мушкетова: «Перед Пасхой 1993 года я пережила два больших потрясения - умерла моя бабушка. Она была монахиня. А потом меня оклеветали близкие мне люди. Я замкнулась тогда. И вдруг расплакалась на исповеди у о. Василия, а батюшка молча слушал и сочувственно кивал.

Раньше я стеснялась исповедоваться у о. Василия - ведь мы почти ровесники. А тут забылось, что он молод, и исчезло все, кроме Господа нашего Иисуса Христа, перед которым доверчиво раскрывалась душа. Я готовилась тогда к причастию и сказала о. Василию, что при всем моем желании не могу до конца простить людей, оклеветавших меня.

- Да как же вы собираетесь причащаться? - удивился о. Василий. - Не могу допустить до причастия, если не сможете простить.

- Я стараюсь, батюшка, а не получается.

- Если сможете простить, причащайтесь, - сказал о. Василий. И добавил тихо: - Надо простить. Как перед смертью.

Я попросила о. Василия помолиться обо мне и отошла от аналоя, стараясь вызвать в себе чувство покаяния. Но чувство было надуманным и пустым от обиды на ближних. Так продолжалось минут десять. И вдруг я снова заплакала, увидев все и всех, как перед смертью - мне уже не надо было никого прощать: все были такими родными и любимыми, что я лишь удивлялась никчемности прежних обид. Это была настолько ошеломляющая любовь к людям, что я поняла - это выше моей меры и идет от батюшки, по его молитвам. И я уже не колеблясь пошла к Чаше».

Рассказывает художник Ирина Л. из Петербурга: «В Оптину пустынь я впервые приехала в 1992 году на престольный праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы и пошла на исповедь к ближайшему аналою. К о. Василию, как выяснилось потом.

Перед этим я недавно крестилась, исповедоваться не умела. Но, помню, вдруг заплакала, когда о. Василий накрыл меня епитрахилью, читая разрешительную молитву. Я стыдилась слез, но они лились сами собой от чувства великого милосердия Божия. Моего имени о. Василий не спросил, сама я его не называла, а потому очень удивилась, услышав, как читая разрешительную молитву, он произнес мое имя: „Ирина“. „Откуда он знает мое имя? - недоумевала я. - Может, ему кто-то сказал?“ Но сказать было некому - никто меня в монастыре не знал.

Казалось бы, что особенного связывало меня с о. Василием? Одна исповедь, одно причастие и одно благословение в дорогу. Но после смерти он неоднократно являлся мне во сне. Однажды вижу - о. Василий стоит у аналоя, как на исповеди, и говорит мне: „Ирина, тридцать две занозы ты из себя вынула, но осталась еще одна“. Снам обычно не доверяешь и даже не помнишь их. Но от этого сна исходило такое ощущение реальности, что за два года я двадцать пять раз ездила в Оптину, отыскивая в себе тридцать третью занозу. И не было мне покоя, пока я не оставила мир и не уехала в монастырь по благословению батюшки, ставшего здесь моим духовным отцом. Но даже имени моего духовного отца я в ту пору не знала: его открыл мне во сне о. Василий на сороковой день своей кончины - на Вознесение».

Преподобный Оптинский старец Нектарий писал: «Господь наш Иисус Христос, молящийся в саду Гефсиманском, есть до некоторой степени образ всякому духовнику в отношении духовных чад его, ибо и он берет на себя их грехи. Какое это великое дело и что только ему приходится переживать!»

Нам не дано знать о тех внутренних переживаниях о. Василия, когда, зажатый толпою, он стоял у аналоя в свою последнюю пасхальную ночь, начав исповедовать с раннего утра и не присев до полуночи. А ночью был миг, запомнившийся многим: «Смотрите, батюшке плохо», - звонко сказал чей-то ребенок. И все посмотрели на о. Василия - он стоял у аналоя уже в предобморочном состоянии с бледным до синевы лицом. Иеромонах Филарет в это время кончил святить куличи и шел по храму, весело кропя всех взывающих к нему: «Батюшка, и меня покропи!» Мимоходом он окропил и о. Василия и уже уходил дальше, когда тот окликнул его: «Покропи меня покрепче. Тяжело что-то». Он окропил его снова; а увидев кивок о. Василия, окропил его уже так от души, что все его лицо было залито водой. «Ничего, ничего, - вздохнул о. Василий с облегчением. - Теперь уже ничего». И снова стал исповедовать.

Так и стоит перед глазами это гефсиманское одиночество пастыря в толпе, налегающей на аналой со своими скорбями, а чаще - скорбишками: «Батюшка, она мне такое сказала! Ну как после этого жить?» Ничего, живем. А батюшки нет…

Благочинный монастыря игумен Пафнутий вспоминает, как в Страстную Пятницу он вдруг подумал при виде исхудавшего до прозрачности о. Василия: «Не жилец уже». Нагрузка на иеромонахов была тогда неимоверной: о. Василий служил и исповедовал всю Страстную седмицу, а после бессонной пасхальной ночи должен был по расписанию исповедовать на ранней литургии в скиту, а потом на поздней литургии в храме преподобного Илариона Великого. «А кого было ставить? - сетовал игумен Пафнутий. - Многие батюшки болели уже от переутомления, а о. Василий охотно брался подменить заболевших. Он любил служить». Господь дал ему вдоволь послужить напоследок, но сквозь лицо проступал уже лик.

Многим запомнилось, что во время Крестного хода на Пасху о. Василий нес икону «Воскресение Христово» и был единственный из всех иереев в красном облачении. Господь избрал его на эту Пасху своим первосвященником, заколающим на проскомидии Пасхального Агнца. Вспоминают, что проскомидию о. Василий совершал всегда четко, разрезая Агничную просфору быстрым и точным движением. Но на эту Пасху он медлил, мучаясь и не решаясь приступить к проскомидии, и даже отступил на миг от жертвенника. «Ты что, о. Василий?» - спросили его. «Так тяжело, будто себя заколаю», - ответил он. Потом он свершил это Великое Жертвоприношение и в изнеможении присел на стул. «Что, о. Василий, устал?» - спросили его находившиеся в алтаре. «Никогда так не уставал, - признался он. - Будто вагон разгрузил». В конце литургии о. Василий снова вышел на исповедь.

Рассказывает Петр Алексеев, ныне студент Свято-Тихоновского Богословского института, а в ту пору отрок, работавший на послушании в Оптиной: «Была у меня тогда в Козелъске учительница музыки Валентина Васильевна. Человек она замечательный, но, как многим, ей трудно и приходится зарабатывать на жизнь концертами. Как раз в Страстную Субботу был концерт в Доме офицеров, а после концерта банкет. Сейчас Валентина Васильевна поет на клиросе, а тогда еще только пришла к вере, но строго держала пост, готовясь причащаться на Пасху. И когда на банкете подняли тост за нее, она, по общему настоянию, чуть-чуть пригубила шампанского.

По дороге в Оптину она рассказала знакомой москвичке об искушении с шампанским, а та наговорила ей таких обличающих слов, запретив причащаться, что Валентина Васильевна проплакала всю Пасхальную ночь. А на рассвете на исповедь вышел о. Василий, и она попала к нему. И вот плачет Валентина Васильевна, рассказывая, как пригубила шампанского, лишившись причастия, а о. Василий протягивает ей красное пасхальное яичко и говорит радостно: „Христос воскресе! Причащайтесь!“ Как же рада была Валентина Васильевна, что причастилась на Пасху! Когда наутро она услышала об убийстве в Оптиной, то тут же побежала в монастырь. А пасхальное яичко новомученника Василия Оптинского бережет с тех пор, как святыню».

Необычно многолюдной и шумной была Пасха 1993 года. Но усталость ночи брала свое - уходили из храма разговорчивые люди. И на литургии верных храм уже замер, молясь в тишине.

Есть в Пасхальной ночи тот миг, когда происходит необъяснимое: вот, казалось бы, все устали и изнемогают от сонливости. Но вдруг ударяет в сердце такая благодать, что нет ни сна, ни усталости, и ликует дух о Воскресении Христовом. Как описать эту дивную благодать Пасхи, когда небо отверсто и «Ангели поют на небесех»?

Сохранился черновик описания Пасхи, сделанный в 1989 году будущим иеромонахом Василием. Но прежде чем привести его, расскажем о том моменте последней Пасхи, когда в конце литургии о. Василий вышел канонаршить на клирос. «Батюшка, но вы же устали, - сказал ему регент иеродиакон Серафим. - Вы отдыхайте. Мы сами справимся». - «А я по послушанию, - сказал весело о. Василий, - меня отец наместник благословил». Это был лучший канонарх Оптиной. И многим запомнилось, как объятый радостью, он канонаршил на свою последнюю Пасху, выводя чистым молодым голосом: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его». И поют братия, и поет весь храм: «Пасха священная нам днесь показася; Пасха нова святая: Пасха таинственная…»

И словно срывается с уст возглас: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, - писал он в первую свою оптинскую Пасху. - Что за великие и таинственные слова! Как трепещет и ликует душа, слыша их! Какой огненной благодати они преисполнены в Пасхальную ночь! Они необъятны, как небо, и близки, как дыхание. В них долгое ожидание, преображенное в мгновение встречи, житейские невзгоды, поглощенные вечностью, вековые томления немощной человеческой души, исчезнувшие в радости обладания истиной. Ночь расступается перед светом этих слов, время бежит от лица их…

Храм становится подобен переполненной заздравной чаше. „Приидите, пиво пием новое“. Брачный пир уготован самим Христом, приглашение звучит из уст самого Бога. Уже не пасхальная служба идет в церкви, а пасхальный пир. „Христос воскресе!“ - „Воистину воскресе!“, звенят возгласы, и вино радости и веселия брызжет через край, обновляя души для вечной жизни.

Сердце как никогда понимает, что все, получаемое нами от Бога, получено даром. Наши несовершенные приношения затмеваются щедростью Божией и становятся невидимыми, как невидим огонь при ослепительном сиянии солнца.

Как описать Пасхальную ночь? Как выразить словами ее величие, славу и красоту? Только переписав от начала до конца чин пасхальной службы, возможно это сделать. Никакие другие слова для этого не годны. Как передать на бумаге пасхальное мгновение? Что сказать, чтобы оно стало понятным и ощутимым? Можно только в недоумении развести руками и указать на празднично украшенную церковь: „Приидите и насладитеся…“

Кто прожил этот день, тому не требуется доказательств существования вечной жизни, не требуется толкования слов Священного Писания: „И времени уже не будет“ (Откр. 10, 6).

Служба закончилась в 5.10 утра. И хотя позади бессонная ночь, но бодрость и радость такая, что хочется одного - праздновать. Почти все сегодня причастники, а это особое состояние духа: „Пасха! Радостию друг друга обымем…“ И по выходе из храма все христосуются, обнимаясь и зазывая друг друга на куличи.

Все веселые, как дети. И как в детстве, глаза подмечают веселое. Вот маленького роста иеродиакон Рафаил христосуется с огромным о. Василием:

Ну, что, батька? - смеется иеродиакон. - Христо-ос воскресе!

Воистину воскресе! - сияет о. Василий.

А воздух звенит от благовеста, и славят Христа звонари - инок Трофим, инок Ферапонт и иеродиакон Лаврентий. Инок Трофим ликует и сияет в нестерпимой, кажется, радости, а у инока Ферапонта улыбка застенчивая. Перед Пасхой у него, кажется, болел глаз, и на веке остался след зеленки. Клобук на этот раз не надвинут на глаза, а потому видно, какое у него по-детски открытое хорошее лицо и огромные глаза.

А потом праздник выплескивается в город. Был у оптинских прихожан в те годы обычай - уезжать из Оптиной с пением. Народ по деревням тут голосистый, и шли из Оптиной в город автобусы, где пели и пели, не уставая: „Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!“

„Пасха едет“, - говорили по этому поводу в городе, радуясь новому обычаю - петь всенародно на Пасху. И если вечер Страстной Субботы омрачался, случалось, пьяными драками, то сама Пасха в Козельске и деревнях протекала всегда удивительно мирно - все нарядные, чинные, мужчины в белых рубашках. Все ходят друг к другу христосоваться, и даже речь в этот день обретает особое благочиние - в Пасху нельзя сказать грубого слова или обидеть кого. Пасха - святой день».

Из книги Вера Церкви. Введение в православное богословие автора Яннарас Христос

Пасхальная трапеза Но и Евхаристическая трапеза, образующая и являющая Церковь, не есть некое абстрактное установление, выдуманное учениками Христа. Как Сам Христос, восприняв человеческую природу, обновил и очистил ее, так и Церковь преображает историческую плоть

Из книги Толковый Типикон. Часть I автора Скабалланович Михаил

Пасхальная седмица Впервые теперь празднование Пасхи удлинилось с одного дня до целой седмицы в соответствие неделе страстей Господних. Св. Златоуст проповедовал ежедневно на этой седмице: «в течение 7 дней последующих мы составляем собрания и предлагаем вам духовную

Из книги Кем был Иисус из Назарета? автора Ястребов Глеб Гарриевич

4. Суд Пилата и пасхальная «амнистия» Образ Понтия Пилата, префекта Иудеи (26–36 н. э.), в известных нам источниках двойственный. То, что мы читаем во внебиблейских источниках, не вполне вяжется с тем, что мы читаем в Евангелиях. Внебиблейские авторы рисуют его как жестокого и

Из книги Где Бог, когда я страдаю? автора Янси Филипп

Пасхальная вера Сейчас мы видим лишь тень будущего. Нам лишь временами дано ощущать несказанную радость - ту радость, которая влечет нас в мир иной и которую у нас никто не отнимет. Мы будто заключены в темной комнате - сцена из пьесы Сартра «За запертой дверью», - но

Из книги Страсти Христовы [без иллюстраций] автора Стогов Илья Юрьевич

Из книги Страсти Христовы [с иллюстрациями] автора Стогов Илья Юрьевич

Пасхальная трапеза Праздник Пасхи был главным в иудейском календаре. В этот день каждый иудей, независимо от достатка, должен был наесться досыта. У кого денег на праздничный стол не хватало, мог получить государственную помощь.Основным блюдом пасхального стола был

Из книги Пасха Красная автора Павлова Нина Александровна

Пасхальная ночь Местные жители вспоминают, как еще в недавние времена на Пасху по домам ходили отряды активистов и, шныряя по чужому жилью, как у себя дома, искали пасхальные яйца и куличи. Пойманных «с поличным» клеймили потом на собраниях, изгоняя с работы. Возможно,

Из книги О поминовении усопших по уставу православной церкви автора Епископ Афанасий (Сахаров)

“ПАСХАЛЬНАЯ ПАНИХИДА” Выше было сказано, что Церковный Устав не знает чина Пасхальной панихиды. Естественное для живых желание помянуть на Пасхе своих дорогих усопших не имеет препятствий, так как поминовение на проскомидии и тайное поминовение во время литургии не

Из книги Господу помолимся автора Чистяков Георгий

Пасхальная радость В наши дни почти не осталось историков, считающих, что Иисус из Назарета не жил в Палестине и не проповедовал Свое учение в 20–е годы I в. н. э Современная наука (в отличие от того, что думали историки в XIX и в начале XX вв.) согласна с тем, что рассказ

Из книги Заповедники души автора Егорова Елена Николаевна

Пасхальная песня Утекли в глубь земли воды талые, Напитав её силой весны. К свету вылезли листики малые - Кельи почек им стали тесны. Мать – и – мачехи жёлтые венчики Золотятся в подсохших местах. Воробьи, как живые бубенчики, Безмятежно звенят на кустах. Сердцу

Из книги Пасхальная тайна: статьи по богословию автора Мейендорф Иоанн Феофилович

ПАСХАЛЬНАЯ ТАЙНА

Из книги Библейские рассказы автора Шалаева Галина Петровна

Из книги Библия для детей автора Шалаева Галина Петровна

Ночь с четверга на пятницу. Ночь в Гефсиманском саду Вышел Иисус Христос из горницы, ученики его пошли следом за ним. Они медленно направились к горе Елеонской. У подножия её находился Гефсиманский сад, куда Христос раньше часто приходил со своими учениками.Здесь у

Из книги Встречаем Пасху. Традиции, рецепты, подарки автора Левкина Таисия

Пасхальная баба Тесто для бабы делают всегда намного жиже, чем для кулича, почти полужидкое. Не надо делать бабу слишком большого размера – ее трудно пропечь.Мука по потребности, 1 ? стакана сахарного песка, 1 ? стакана молока, 50 г свежих дрожжей, разведенных в? стакана воды

Из книги автора

Пасхальная сладость по-мексикански 150 г ядер миндаля, 1 кг сахарного песка, 2 ст. ложки мадеры, 6 стаканов молока, 1 палочка корицы, щепотка питьевой соды.1. Влить в эмалированную кастрюлю молоко, положить палочку корицы, всыпать сахарный песок и соду. Нагревать при слабом

Из книги автора

Торт «Пасхальная фантазия» 2 стакана муки, 250 г шоколада, 200 г сливочного масла, 1 стакан сахарной пудры, 3 яйца, отдельно белки и желтки, ? стакана молока, ? стакана высокожирных сливок, 1 ст. ложка коньяка, готовые фигурки из шоколада.1. Расплавить на водяной бане 50 г шоколада.