Протоиерей Сергий Правдолюбов рассказал о жертвенном священническом служении представителей старших поколений удивительной церковной династии, к которой он принадлежит. Сегодня речь пойдет о продолжателях дела своих предков, четверо из которых в год 2000-летия христианства были причтены нашей Церковью к лику святых.

– Отец Сергий! Если на фотографии 1924 года были запечатлены три пастыря Правдолюбова, то на фотоснимке, сделанном в 2000 году, – уже целая шеренга священнослужителей. И что – все они Правдолюбовы?

Все Правдолюбовы и все протоиереи, они представляют две ветви нашего рода. Для начала назову их подряд (слева направо): батюшки Симеон, Сергий, Владимир, Андрей, Михаил, Серафим, Феодор и еще один Михаил.

Первый, четвертый и пятый по счету – сыновья находящегося здесь же протоиерея Владимира Сергеевича Правдолюбова (третий слева), он – родной брат моего покойного отца. Остальные четыре батюшки, в том числе и я (в темных очках), тоже родные братья, сыновья приснопамятного протоиерея Анатолия Сергеевича Правдолюбова. И все мы, понятно, в прямом родстве с новопрославленными святыми.

Снимок сделан в Селищах под Касимовом, 24 августа, через четыре дня после того, как на Архиерейском соборе состоялось прославление новомучеников, в том числе первых двух Правдолюбовых, а также нашего родственника Михаила Дмитрева – это наш дедушка по материнской линии. Собственно, возле его дома в Селищах мы и сфотографировались.

– В каких храмах служат ваш дядюшка и двоюродные братья?

– Протоиерей Владимир Сергеевич Правдолюбов в молодости закончил механико-математический факультет МГУ, а затем духовную семинарию и академию, стал кандидатом богословия. Его служение продолжается уже 43 года. Со своей матушкой Ниной Ивановной он воспитал двух дочерей и четырех сыновей, из которых трое пошли в священство. Андрей – настоятель касимовского Успенского храма, где некогда служил наш прадед, ныне святой священномученик протоиерей Анатолий Авдеевич Правдолюбов.

Симеон – настоятель Георгиевского храма в Касимове, а Михаил – настоятель церкви святого Диомида в селе Перво Касимовского района. – Хотелось бы немного узнать и о ваших родных братьях. -Хорошо, но прежде – сыновнее слово о нашем отце, протоиерее Анатолии Сергеевиче Правдолюбове. В 1935-1940 годах он вместе с отцом и дядей немало хлебнул “Соловецкого лиха”. С 1941 по 1944 год наш будущий отец воевал, был тяжело ранен при освобождении Пушкинских Гор.

Его церковное служение началось в 1947 году и продолжалось до самой кончины. Помню, отец мог часами музицировать на фортепьяно или на виолончели, сочинять. Он был талантливым церковным композитором, и вот только сейчас, спустя почти 20 лет после кончины отца, готовится к печати сборник его произведений. Самое же главное – отец обладал великим литургическим даром, никогда впоследствии я не встречал священника, который мог бы даже отдаленно сравниться в красоте совершения богослужений.

Отец, например, считал, что участие ребенка в богослужениях во дни Великого поста, Страстной и Пасхальной седмиц дает маленькому христианину больше, чем все остальные средства воспитания, вместе взятые. Нас отец никогда не заставлял учить Закон Божий или еще что-то церковное. Он приобщал нас к мировому музыкальному, философскому и литературному наследию. А к богословию мы потянулись позже, сами. Теперь о братьях.
Наша общая радость в том, что в свое время все мы были иподиаконами у Святейшего Патриарха Пимена. С тех пор много воды утекло. Михаил последние 10 лет служит в знаменитом столичном храме Воскресения Христова в Сокольниках, является кандидатом богословия; у него и матушки Любови – двое сыновей. Другие братья, – Серафим и Феодор, – двойняшки.

Первый из них – настоятель самого большого в Рязанской епархии Троицкого собора в поселке Гусь-Железный и глава самого большого среди нынешних Правдолюбовых семейства: у Серафима и матушки Марины семь сыновей и дочка. Очень ответственное служение у Феодора – уже четверть века он настоятель Покровского храма в селе Маковеево, Касимовского района, храма, где свыше 20 лет служил наш отец.

Там же, у церковной стены, находится его святая могила. Вот, наверное, и все, если вкратце.

– Но ведь вы ничего не рассказали о себе.

– Конечно, прожито немало и есть что вспомнить. Например, то, как подобно молодому Анатолию, моему будущему отцу, и моему деду Николаю, мне пришлось пройти через серьезное нравственное испытание. Дело в том, что в годы моей учебы в Московской духовной семинарии сотрудники известной “конторы” неоднократно пытались завербовать меня, суля златые горы, возможность поездить не только по Союзу, но и по всему миру. Я очень хотел учиться.

И понимал, что если откажусь быть сексотом, меня ничего хорошего в дальнейшем не ждет. И все-таки я сказал кагебистам “нет”. В тяжелейшее для меня время я написал музыку к древнейшему песнопению “Вечери и твоея тайныя днесь”. В нем говорится, что христианин отказывается от всех благ жизни, от своего будущего; пусть даже он окажется неизвестно где, но Богу и Христу останется верен до смертного часа. Думаю, сам Господь выступил тогда моим заступником.

Вспоминаю об этом потому, что теперь, согласно решениям последнего Архиерейского Собора, священникам запрещается работать на секретные службы, и о попытках их вербовки, если таковые случатся, священнослужители могут заявлять открыто. Убежден, что все священники благодарны архиереям, утвердившим такую позицию в современной церковной жизни. – То было первое ваше произведение? -Нет, второе. Первым было песнопение “Ныне отпущаеши”. Оба они исполнялись церковными хорами в Москве, Санкт-Петербурге и Киеве.

Есть у меня и третье произведение, “Соловецкие мученики”, первая стихира на литии, она пока что не звучала публично. Я написал стихиру под сильнейшим впечатлением от фотовыставки, посвященной бывшим узникам Соловецкого лагеря. Ночью долго не мог уснуть, закрывал глаза – и видел страдальческие лица, и среди них – Правдолюбовых. И вдруг, когда уже почти уснул, я услышал пение. Оно прозвучало отдельной музыкальной фразой. Вместе с мелодией возникали слова.

И я вспомнил, что именно так происходило у древних церковных авторов – они одновременно “слышали” мелодию и слова песнопений. Я кинулся к столу и стал записывать. Помню: это произошло в ночь на 11 февраля 1992 года, то была особенная ночь, ночь необычайного творческого озарения. Надеюсь, что мои “Соловецкие мученики” обязательно прозвучат. Хотелось бы, чтобы это произошло в нынешнем году во время торжественного акта в Православном Свято-Тихоновском богословском институте, где я читаю лекции.

Мне хотелось бы самому управлять хором, я умею это делать.

– Одни из пастырей Правдолюбовых служат в сельской местности, другие в городе, в том числе двое в столице. Скажите, как живется сегодня пастырям? Нуждаются они или благоденствуют, если говорить о материальной стороне дела?

– Приход приходу – рознь, как на селе, так и в большом городе. В столице, скажем, больше народу бывает в тех храмах, что находятся вблизи метро или многолюдных перекрестков. Такие храмы – побогаче. Но я хочу сказать о другом.

Да, есть священники, которые имеют приход в селе, а большую часть времени проводят в городе, занимаясь “улучшением” личного благосостояния, но это, скорее, исключение из правила (как Иуда был исключением среди апостолов), и таких сребролюбов-стяжателей сурово обличает наш Святейший Патриарх Алексий II. Правило же таково, что в абсолютном своем большинстве священники Бога боятся и несут свое служение достойно – и в хороших условиях, и в крайне скудных.

Потому что самое главное для пастыря – это его храм и престол Божий, стоящий в храме. И пусть вокруг будет лес, степь, пустыня – для священника это безразлично, потому что основное для него – ежедневное общение с Богом и с людьми. В известном смысле священнику в большом городе даже тяжелее, беспокойнее, чем сельскому батюшке. Я вот уже сколько лет в Москве, а все не могу привыкнуть. Дважды просился направить в провинцию, но безуспешно.

– Вы преподаете в духовных высших учебных заведениях. Поделитесь своим мнением о современном православном студенчестве. Вы с оптимизмом оцениваете церковную молодежь?

– В Евангелии есть прекрасные слова, что Бог может из камней воздвигнуть детей Аврааму. И вот я на протяжении многих лет наблюдаю, как вчерашние “камни” чудесным образом превращаются в замечательных священнослужителей. Дело в том, что Церковь – не земное устроение, это таинственный богочеловеческий организм.

Если бы Церковь была только творением рук человека, от нее бы давно ничего не осталось. Глядя на студентов, недавних простых ребят из глубинки, я вижу, как очень быстро меняются, преображаются их лица. Потому что Бог призвал этих молодых людей к служению, Он сам устраивает свою Церковь и людей призывает достойных. И им дано стать священниками даже более лучшими, чем иным выходцам из пастырских семей.
Поэтому, когда я слышу в своей среде, что кто-то пренебрежительно отзывается о церковной молодежи, я тут же вмешиваюсь: “Прекрасная молодежь идет в Церковь, и служить она будет прекрасно”.

– Теперь такой резонный вопрос: появятся ли в наших храмах в наступившем XXI веке молодые священники из рода Правдолюбовых?

– Мои прадед и дед – Анатолий Авдеевич и Сергий Анатольевич – были знакомы со Святейшим Патриархом Тихоном, получили от Первосвятителя фотографию с его дарственной надписью – “Протоиереям Сергию и Анатолию Правдолюбовым. Патриарх Тихон, 1924 год”. Тогда мои предки и порешили, чтобы два имени, благословленные Патриархом Тихоном, чередовались в нашем роду. Маленький Анатолий тогда уже был – мой будущий отец. Поэтому мне заранее было заготовлено имя Сергий.

Мне было лет восемь, когда я получил от отца наказ: “Когда вырастешь, женишься и у тебя родится сын, обязательно назови его Анатолием” Семнадцать лет назад мы с матушкой Маргаритой Владимировной так и сделали: одного из сыновей-двойняшек назвали Анатолием, а второго Владимиром. Теперь будем ждать внука Сергия. Рад, что оба моих сына стали первокурсниками Православного Свято-Тихоновского богословского института, выбрали богословско-пастырский факультет.

Кроме того, мой родной племянник Сергий уже третьекурсник Московской духовной семинарии (кстати, это он автор современной фотографии Правдолюбовых). Не исключено, что и еще кто-то из сыновей моих родных и двоюродных братьев ступит на путь церковного служения. Впрочем, как и наши предки, мы не собираемся сыновей силком тащить во священники: “невольник – не богомольник”.

– И последний вопрос, отец Сергий: если не секрет – о чем бесшумно “шелестит” генеалогическое древо Правдолюбовых?

– Наше “древо” свидетельствует, что одни Правдолюбовы, которые не были связаны с Церковью, оставались бездетными, а дети других – не женились или не выходили замуж. И такие “ветви” постепенно “засыхали”. Зато “священнические ветви” продолжают “зеленеть”. Здесь, конечно, нет никакого повода для гордости и кичливости – вот, мол, какие мы “избранные” и замечательные, ведь все когда-то заканчивает свое существование. Тем не менее некая тайна в наблюдаемом положении вещей определенно есть.

И если Богу угодно, чтобы возможно больше Правдолюбовых продолжало нести крест служения Церкви, – значит, надо его нести. Будем в этом неколебимы.

Часть третья.
Часть первая тут:

Да, особенные это были люди. Вспомним отца Петра Чельцова (Память исповедника Петра (Чельцова; † 1972) совершается 30 августа).

Он был знаком с нашим семейством с семинарских лет. Дело в том, что он родился во Владимирской области. Точнее, теперь это Владимирская область, а тогда был Касимовский уезд Рязанской губернии, и он учился в Рязанской семинарии. До него первым учеником эту семинарию закончил – в 1909 году – мой дядя, Владимир Правдолюбов. Кстати, он тоже прославлен в лике святых. После него – в 1911 году – мой отец, Сергий Правдолюбов. А он окончил первым учеником между ними – в 1910 году. Все три первых ученика прославлены.

Отца Петра, как первого ученика, на казенный счет отправили в Киевскую духовную академию. А у него была невеста на родине, дочка местной просфорни. И вот, когда он приехал на каникулы после первого курса, его предполагаемая теща, которая ею потом, в конце концов, и стала, говорит: «Ну, наш Петенька высоко залетел. Теперь его нам не видать как своих ушей ». И так тростила («тростила, тростить», местное, Касимовское. Означает назойливо говорить одно и тоже.) очень долго. Ему пришлось нарушить устав академии и жениться. Сыграли свадьбу. Он поехал обратно в академию. И вот он входит в здание академии, с лестницы сбегает уже поступивший новый первый ученик Сережа Правдолюбов и говорит ему: «С законным браком вас ». У него все похолодело: «В академии знают ». Он тут же написал прошение об увольнении ввиду того, что он женился. Его уволили, но он не знал, что никто не докладывал начальству о его женитьбе.

(Матушка Мария Чельцова (†1972))

После увольнения он рукоположился и стал служить недалеко от своей родины, в селе Заколпье. Есть такая речка – Колпь, впадающая в Гусь-речку, которая течет через Гусь-Хрустальный, Гусь-Железный. В селе Колпь он родился, а в Заколпье служил и преподавал в церковно-приходской школе. А наблюдателем церковно-приходских школ тогда был мой дед, Анатолий Авдеевич Правдолюбов. Он к нему приехал, побыл на уроках. Отец Петр пригласил его чайку попить. Отец Анатолий рассказал ему, как ребята учатся, Володя с Сережей, и говорит: «А ты зря бросил академию, ты бы закончил ». И он поехал, подал прошение о восстановлении. А женатым священникам как раз дозволялось учиться в академии. Учился он с моим отцом. Кстати, мой папа тоже женился до конца курса. Мама училась на киевских курсах, и когда родился их первенец – мой старший брат Анатолий, ректор владыка Иннокентий ехал на экзамен, а папа – навстречу на извозчике за акушером. И отец Петр говорил: «Я, не считая твоих родителей, первым видел твоего брата ». Так что у нас с отцом Петром такая была связь.

И еще один очень интересный момент. Когда было 50 лет советской власти, я у него был в гостях. И вот, тоже за чашкой чая (у него, кстати, вина никогда не подавали к столу), он говорит: «Ведь это наш с тобой праздник ». Я говорю: «Ну, конечно, мы же граждане нашей страны, и праздники гражданские – тоже наши праздники, мы законопослушные граждане ». «Это, – говорит, – правильно, но не только в этом дело. Я был участником Собора 1917–1918 годов. В то время были конфискованы царские дворцы и дома богачей, и находившиеся в них церкви подвергались разорению, а антиминсы из них выбрасывали прямо на улицу, под колеса пролеток, под копыта лошадей. И вот Собор выбрал делегацию: два митрополита, два протоиерея и пять мирян. Выработали они документ протеста против надругательства и отправились к Ленину. Их принял Бонч-Бруевич, его личный секретарь и руководитель вот в таких делах, протокольных. И он им сказал: “Владимир Ильич занят важными государственными делами и вас, естественно, принять не может. Эту вашу бумажку я ему, конечно, передам, но напрасно вы стараетесь: уж коли мы взяли власть в свои руки, через пять лет от вас ничего не останется”. Прошло пятьдесят, а мы с тобой – два попа, старый и молодой, – сидим и чаек попиваем ».

(Священноисповедник протоиерей Петр Чельцов)

Кстати, мой папа писал кандидатскую диссертацию по поводу статей Бонч-Бруевича. Дело в том, что Бонч-Бруевич был религиовед, сектовед. Он дал описание появившейся тогда секты «Новый Израиль» и так о ней писал, критикуя, что получилась реклама. Что там папа писал, это все в Киеве осталось. Но факт в том, что он писал свою кандидатку по поводу статей Бонч-Бруевича и побаивался, что Бонч-Бруевич это вспомнит. А тот наверняка уже не интересовался всеми этими вещами.

Как служил отец Петр Чельцов, я ни разу не видел. Я к нему просто домой приезжал, как его добрый знакомый, и все.

Практически всю свою жизнь отец Петр был преследуем властью, многие годы ему пришлось провести в заключении, но мы с ним никогда об этом не говорили: думаю, потому, что он воспринимал это как волю Божию, так же, как и наши пострадавшие родные.

Например, мой брат Анатолий пять лет в ссылке провел, с 35-го по 40-й, а в 41-м был мобилизован. И вот замполит вызвал его и говорит: «Как ты можешь воевать за советскую власть, когда она тебя так обидела? » – «Я, – отвечает – верующий человек и знаю, что без воли Божией волос с головы человека не падает. Если я сидел, то по воле Божией. На Бога я обижаться не могу. А вы только орудие в руках Божиих, и на вас я не обижаюсь, буду воевать не за страх, а за совесть ». Это была общая принципиальная позиция их… в том числе и отца Петра, конечно. Надо сказать, так рассуждало не только духовенство. Лихачев, академик, сказал: «Я очень рад тому, что тюремное заключение не озлобило меня, и я нисколько не сержусь на тех, кто это дело организовал ». Это была общая позиция верующих людей.

Во время войны и священников мобилизовали. У нас в родне отец Александр убит на фронте. Это отца Феодора Дмитрева сын, племянник моей бабушки. Не знаю, кем он был там. Писали мало, почта приходила плохо, а убили его очень быстро. Когда его в 36-м рукополагали, вся церковь плакала, потому что знали, что это кандидат на ссылку.

(Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов))

Отец Петр Чельцов скончался 12 сентября 1972 года, и его похороны пришлись как раз на один из сорока дней после кончины нашего владыки Бориса (Скворцова) (Епископ Рязанский и Касимовский Борис (Скворцов) скончался 11 августа 1972 года). Когда владыка Борис умер, мы ждали, кого к нам поставят. Были слухи, что владыку Николая (Кутепова) (Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов) скончался 21 июня 2001 года). После смерти владыки Бориса он, епископ Владимирский и Суздальский, временно управлял Рязанской епархией.

Когда умер отец Петр Чельцов, владыка Николай приехал накануне погребения на парастас. Владыка Николай почему-то не взял с собой своих владимирских, а вызвал из Рязани отца Виктора Шиповальникова, отца Павла Смирнова и иподиаконов – Павла Петровича и Бориса. Иподиаконы приехали, а батюшка с протодиаконом не приехали, потому что их какое-то дело задержало. Так вот, когда я приехал, меня Паша встречает и говорит: «Иди к архиерею. Правда, он спит, но ничего ». Я говорю: «Ты что, владыку беспокоить? » – «Он велел, пойдем ». Приходим к нему в сторожку. «Владыка, вот отец Владимир приехал ». Владыка меня благословил и говорит: «Парастаса нигде не найдем. В Туму посылали, там тоже нет. Как будем служить всенощную? » Я говорю: «Владыка, зачем Парастас, по Октоиху соберем службу-то. Канон первого гласа, это известно ». Парастас – это книга, в первой части которой изложена полная панихида, а во второй – заупокойная всенощная. Так вот эту всенощную у нас часто служили, и я знал, какие стихиры берутся из Октоиха. Вот я и говорю: «По Октоиху соберем, владыка ». «Вот тебе, – говорит, – поручение (инициатива ведь наказуема!) собирай ».

Провели спевку, подготовились, отслужили хорошо. Но тут приключился анекдотический момент. Дело в том, что задержавшиеся отец Виктор и отец Павел, протодиакон, приехали перед самой всенощной, и к службе владыка готовился уже с отцом Виктором. А когда со мной владыка обсуждал службу, я ему рассказывал, что 17-я кафизма делится на две части. К первой припев «Благословен еси, Господи », а ко второй – «Спасе, спаси мя ». Он говорит: «Зачем это надо, давай уж на три ». Я говорю: «Как благословите, владыко ». А отец Виктор, когда беседовал с владыкой, говорит: «Что это отец Владимир выдумал на три части кафизму делить, на две надо ». Меня вызвали. Владыка говорит: «Ну что ж вы, отец Владимир? На две надо ». А сам смотрит на меня, и чувствуется, не хочет, чтобы я сказал, что это он придумал. Пришлось сказать: «Простите, владыко ».

(Митрополит Симон (Новиков))

Жизнь земная быстро совершает свой круг. Вот сегодня сороковой день со дня кончины владыки Симона (Воспоминания отца Владимира записывались 10 октября 2006 г.). А рукоположили его во епископа Рязанского и Касимовского к сороковому дню по смерти прежнего владыки – епископа Бориса. Владыка Симон несколько лет был преподавателем Московских духовных семинарии и академии, а последние семь лет до епископской хиротонии – очень авторитетным инспектором Московских духовных школ. Правда, его там непочтительно звали «Совой». Он был довольно широкоплечий, высокий. Представьте: церковь без огней, на вечерней молитве он в греческой рясе, в клобуке сбоку из ризницы выходит, вплывает, (он был очень медленный, благоговейный), прикладывается к иконе, благословляет, все это в полумраке… Видно, поэтому его так и прозвали. Но его все очень любили.

Кстати, вот что интересно. Находились «стукачи», которые ему, как инспектору, докладывали, что происходит. Но как он пользовался полученными сведениями? Если кто-то провинился, он, получив известия об этом проступке, приходил в комнату, где жил провинившийся, и что-нибудь рассказывал из житий святых. Все слушали внимательно – очень интересно он рассказывал. А тот, кто был виноват, понимал, что этот рассказ адресован ему, и если он не исправится, то в следующий раз будет уже не рассказ, а что-нибудь другое. Так он воздействовал на учеников.

С преподаванием отца Симона в семинарии и академии связано много забавных случаев. Вот, например, такое «происшествие» на экзаменах вспоминается. Был в Московской духовной академии преподаватель канонического права, по имени Авенир Матвеевич. А его непочтительные студенты звали «Сувенир Матвеевич». Очень милостивый он был, но очень не любил, когда шпаргалят. На консультации перед экзаменом он говорил: «Отцы, я вас оценками не обижу, только, пожалуйста, без дураков, без шпаргалок ». Люди знали, что Авенир Матвеевич очень снисходительный, и поэтому на экзамен пришел инспектор отец Симон. Система на экзаменах была такая: билеты содержали только номер, а потом по программке студент находил содержание билета под этим номером. Так вот, один батюшка, молдаванин, взял билет и говорит: «Билет номер восемь! » – и кладет его обратно, переворачивая. Авенир Матвеевич взял билет и говорит: «Батюшка, двадцать три ». Отцы – как дети малые – спрашивают: «Какой, какой билет? » Отец Симон говорит: «Батюшка плохо видит, взял билет двадцать три, а ему показалось, что восьмой. А отвечать он будет по двадцать третьему ». После того, как студент взял билет, ему уже не давали садиться, он должен был готовиться тут же, в переднем углу аудитории. Следующим пошел я. И вот этот батюшка – ко мне… попытался что-то спросить. Отец Симон говорит: «Батюшка, если вы не знаете билет, берите другой ». – «Нет, я буду по этому отвечать ». Но после таких событий, когда его уличили, он, наверное, и то, что знал, позабыл. Что-то промямлил он, когда пришло время ему отвечать, а отец Симон и говорит: «Не знаете, батюшка, этот материал, но посмотрим, что вы еще знаете ». Берет программу и с первого до последнего билета стал задавать «краткие» вопросы. Например такой: что такое афинская синтагма? На этот вопрос очень просто ответить, если ты читал, а если не читал, то для тебя это какая-то абракадабра. И вот такими вопросами он его по всей программе провел, и после каждого его молчания: «Не знаете ». «Чем отличаются систематические сборники от хронологических? » Молчание. «Не знаете ». «Скажите, батюшка, какое самое главное, неотъемлемое свойство православного священника? » Тот встрепенулся, говорит: «Любовь к Богу ». «Это правильно, но я вас не об этом спрашиваю ». – «Любовь к своему приходу, добросовестное исполнение своих обязанностей ». – «Это все хорошо, но я вам говорю о другом – честность, батюшка! Идите ». Мы думали, что не то что двойка будет, – единица! И правда, была не двойка, а тройка. Авенир Матвеевич исполнил свое обещание.

Владыка Симон очень простой, демократичный до предела. Вот Анатолий Культинов растерял свои документы, когда поступал. Отец архимандрит сам вышел и собрал. Но все время у меня ощущение его величия, ощущение, что он предстоит пред Богом, благоговеинство в высшей степени. Причем в простых разговорах он не натягивал на себя ничего такого, знаете, сверхсвятого. Просто чувствовалось, что он все время помнит о том, что Бог слышит и оценивает то, что он говорит.

Его очень любили в академии, в семинарии, в лавре. Когда его рукополагали, хиротонию возглавил митрополит Таллиннский и Эстонский Алексий (ныне Святейший Патриарх). Потом он говорил, что это первая хиротония, которую он возглавлял. До того он в хиротониях архиерейских участвовал, но первая, которую он возглавил, была хиротония владыки Симона.

И вот в это время наши старушечки, в том числе и моя теща, путешествовали по святым местам. В Печорах Псковских были и в лавру заехали. Услышали, что в Рязань рукополагают владыку. Теща моя в лавре и спрашивает: «Ну что, владыка нам достался хороший? » «Еще бы, – говорят, – вся семинария, вся лавра плачут о нем. Что у вас там за место такое, куда наш отец Симон уходит? » – «Не беспокойтесь, хорошо ему там будет ». И действительно, владыка Симон с любовью служил здесь. Когда владыка Глеб (Смирнов) (Архиепископ Орловский и Брянский Глеб (Смирнов; † 1987)) рассчитывал быть здесь, в Рязани, владыку Симона выдвигали в митрополиты, в Патриархию, но он отказался. Владыка Глеб говорил: «От большого поста владыка Симон отказался – так он полюбил Рязанскую епархию ».

Как владыка Симон у нас появился, он стал ездить в Касимов часто. Первая служба его была на святителя Иоанна Златоуста перед Рождественским постом. Стал и Великий канон приезжать читать, до него у нас этого не было. Приехали они тогда из Рязани, а в Рязани было мнение, что в Касимове страшные строгости. И иподиаконы спрашивают: «Нас кормить чем-нибудь будут? » Сережка, мой сын, говорит, вот то-то приготовили, то-то. Оживились: «Значит, нас покормят ». А было безмаслие, первая неделя.

После Великого канона угощали владыку и свиту мы в нашем доме за свой счет, то есть приход на угощение ни копейки не истратил. Но наши поставленные исполкомом староста и казначей проставили в отчете крупную сумму «на угощение владыки ». Финорганы умножили на число поездок владыки по епархии и прислали ему такой налог за весь год, что он решил приезжать и не останавливаться на приходе, не обедать. Отслужил, «Бог благословит » – и домой. Отъезжают и поедят где-нибудь в лесу. Но владыка, вероятно, про это дело в конечном итоге забыл, потому что в последнее время говорил: «Из Касимова я никогда не уезжал неутешенным ». Хотя до конца дней своих с улыбкой рассказывал как съел за один обед ведро картошки в Касимове.

Вот еще интересная была история. Он благословил, чтобы легче было угощать, мяско подавать на своих трапезах для тех, кто имеет право его есть. И вот за одним столом мы подали пельмени. Несет моя Нина Ивановна тарелку с пельменями владыке. Он аж отшатнулся. «Владыко, это специальные, рыбные! » Он взял, стал есть. А шофер его, говорит: «Нина Ивановна, а мне можно специальных? » – «Пожалуйста ». Мы, простой народ-то, думаем, что показалось ему, будто для архиерея повкуснее приготовлено. А владыка говорит: «Это он меня проверял ».

Сегодня панихиду по владыке служил отец Михаил, мой сын. Он еще маленьким мальчиком с владыкой Симоном общался. Владыка у нас останавливался перед службой: приведет себя в порядок и от нас едет в церковь. И вот он Мишу забирал с собой в машину. Миша с такой гордостью, знаете ли, ехал с ним. А потом здесь было угощение, владыка в кресле здесь сидел. Однажды, когда владыка уехал, кресло вынесли, маленький Мишенька сел в это кресло, так руки важно положил и говорит: «Наверное трудно быть архиереем! Ведь мясо есть нельзя. Но это же взрослые – они терпеливые ». Примерял себе архиерейские кресла. Есть у нас и кадр старинный: Миша бежит за архиерейской машиной. У него такая шапочка была, как буденовка, с хвостиком. Он бежит за машиной, не хочет, чтобы владыка уезжал. Черная «Волга» идет потихонечку, а Мишенька пятилетний за ней бежит. Сейчас он у нас настоятелем.

Вот какие у меня начальники: благочинный – отец Андрей Правдолюбов. Он у нас 62-го года рождения. И настоятель – отец Михаил Правдолюбов 67-го года рождения. Мои дети! Еще один отец Симеон здесь, в Егорьевском храме, служит, 64-го года рождения, тоже мой сын. А Михаил-то имеет храм за рекой у нас. Никто не ходит! Но в воскресные и праздничные дни он туда уезжает, служит у них. А в будни мы просили его мне помогать, поскольку я ослабел.

Со мной случился инфаркт, я долго болел. Подал я прошение о выходе за штат. Но владыка Симон не отпустил меня. А про прошение сказал: «Пусть прошение лежит ». Да и отец Иоанн (Крестьянкин) сказал: «Прошение пусть лежит, и отец Владимир пусть отлеживается ». Потом начались эти все отчеты, компьютеры… Ой! Ничего я не понимаю в этом. И я подал прошение уже архиепископу Павлу (сегодня Митрополит Минский и Слуцкий Павел (Пономарев)), что бы дал нашему храму отца Михаила, моего сына, настоятелем, и владыка Павел мое прошение исполнил. А внуки мои учатся в Москве, в Сретенской духовной семинарии, готовятся стать служителями у престола Божия.

Продолжение следует...

Священноисповедник
протоиерей Сергий Правдолюбов

Род Правдолюбовых был священническим со старинных времен, по некоторым записям и преданиям, священники Правдолюбовы известны с середины XVIII века. Уже в первом выпуске Рязанской Духовной семинарии 1817 года числился Феодор Правдолюбов. В роду Правдолюбовых четыре прославленных Церковью новомученика. Анатолий Авдеевич – священномученик. Его старшие дети: Владимир Анатольевич – мученик, Сергий Анатольевич – священноисповедник, Николай Анатольевич – священномученик. Брат жены отца Анатолия – протоиерей Михаил Дмитрев – прославлен как священномученик.

Протоиерей Сергий Анатольевич Правдолюбов родился 13 июня (ст. ст.) 1890 года в селе Маккавееве Рязанской губернии Касимовского уезда. Его отец - протоиерей Анатолий Авдеевич Правдолюбов, мама - Клавдия Андреевна Дмитрева. Детство его проходило в Рязанской губернии: селе Маккавееве и городе Касимове, где о. Анатолий был законоучителем и настоятелем церкви Успения Божией Матери.

Протоиерей Анатолий Авдеевич не только служил в Успенском храме в Касимове, он многие годы преподавал в здешнем духовном училище, был инспектором церковно-приходских школ уезда. Для отдохновения души он всю жизнь занимался цветоводством. Был расстрелян в 1937 году. Канонизирован как священномученик.

В шестилетнем возрасте, в 1896 году, с младенцем Сергием произошло чудо исцеления. Он перенес в этом году тяжелую болезнь, после которой почти совсем потерял слух. Врачи утверждали, что глухота останется на всю жизнь - она неизлечима. В этом же году в сентябре отец Анатолий Авдеевич был в Чернигове на прославлении святителя Феодосия Черниговского - на открытии его мощей. Он привез с собой небольшой плат и елей от мощей святителя, который возложил на голову больного ребенка. Вот как писал потом в своих воспоминаниях об этом исцелении уже сын Сергия - протоиерей Анатолий Сергеевич Правдолюбов:

«Салфеточка, лежавшая на мощах святителя Божия Феодосия, привезена была дедушкой домой вместе с маслом от раки святителя. Возложена она была им с верою на голову моего оглохшего отца, больного шестилетнего мальчика; масло дед ему лил в больные ушки, и он совершенно исцелился и всю жизнь потом прекрасно слышал».

Отец Сергий был от природы очень одаренным человеком, но вместе с тем получил и прекрасное образование. В отрочестве он окончил Касимовское духовное училище, где преподавал его отец, затем Рязанскую духовную семинарию и, наконец, Киевскую Императорскую духовную академию с присуждением ему ученой степени кандидата богословия.

В 1913 году, еще будучи студентом Духовной академии, Сергий Анатольевич женился на Лидии Дмитриевне Федотьевой, дочери касимовского протоиерея Димитрия Федотьева. Венчались они в небольшом селе Панино Рязанской губернии Спасского уезда, где служили родственники Лидии Дмитриевны Федотьевой.

У отца Сергия и Лидии Дмитриевны родилось семеро детей: Анатолий (впоследствии протоиерей, 1914 - 1981 гг.), Владимир (1916 - 1918), Виктор (1919 - 1943; погиб на фронте), Вера, ныне здравствующая (род. в 1922 г.), Сергий (1925 - 1943; погиб на фронте), София, ныне здравствующая (род. в 1927 г.) и Владимир, ныне протоиерей (род. в 1931 г.).
В 1915 году, по окончании Духовной академии, отец Сергий служил в Киеве псаломщиком, а затем был послан в Вятскую епархию, где 26 октября (ст. ст.) того же года был рукоположен епископом Вятским Никандром в священника Спасской церкви слободы Кукарка (с 1937 года город Советск Кировской области). В 1916 году он стал протоиереем и был переведен настоятелем в Троицкий собор слободы Кукарка и назначен благочинным первого округа Яранского уезда Вятской епархии, законоучителем девятиклассной женской гимназии, двух мужских средних училищ и председателем педагогического совета гимназии. Отцу Сергию в это время было всего двадцать шесть лет.

В 1918 году о. Сергий чудом остался жив при следующих обстоятельствах. В Кукарку пришел карательный отряд латышских стрелков. Ночью они пошли с рейдом по слободе, арестовывая и расстреливая самых влиятельных жителей. Когда подошли к дому отца Сергия, разыскивая «главного попа», к ним вышел он сам и сказал: «Это я». Ему не поверили. Вид у отца Сергия был очень простой - лысина, маленькая бородка. Красноармейцы ответили ему: «Нет, ты не главный поп, ты - простой поп». Отец Сергий ответил: «Да, я простой священник». Каратели ушли, но отыскали престарелого заштатного протоиерея Алексия и расстреляли его. Отец Сергий всю жизнь молился за убиенного протоиерея Алексия.

В том же году отца Сергия арестовали и продержали под стражей два с половиной месяца. Арестованных водили на работу и называли их «трудовым ополчением», хотя на самом деле это было тюремным заключением. Однажды одну из групп заключенных вывели в лес и приказали копать траншею. Когда траншея была готова, всех расстреляли и закопали в вырытый ими ров. Очень скоро вывели в лес другую группу людей, в которую входил и отец Сергий. Также приказали копать траншею, и все были уверены, что их расстреляют. Во время работы все молились, чтобы Господь принял их души с миром. Когда все было готово, неожиданно по железнодорожным путям, проходившим невдалеке, подошел состав с испорченной рыбой. Охранник приказал разгрузить четыре вагона тухлой рыбы и закопать в траншею, после чего все могли быть свободны. Люди, выполняя эту тяжелую работу, радовались и благодарили Бога за спасение. Однако о. Сергия ждал другой удар - умер его маленький сынок, младенец Владимир.

В 1923 году отец Сергий с семьей переехал в город Касимов и определением архиепископа Рязанского и Зарайского Бориса (Соколова; †1928) с 8 сентября был назначен настоятелем Троицкой церкви.

Касимов - небольшой, но очень красивый древний город, известный с 1152 года. В нем было два монастыря и двенадцать церквей, в каждой из которых был прекрасный набор колоколов. Главный соборный колокол весил 16 тонн и отличался низким бархатным тембром, раздававшимся на многие километры в округе. Как вспоминают современники, звук этого колокола как будто плыл по улицам города, новых ударов было почти не слышно - только мягко возобновляющееся звучание, слышное километров до пятнадцати за городом. Ближайшие к Касимову сельские приходы начинали свой звон по соборному колоколу, а сам город просто звучал множеством колоколов, особенно в пасхальную седмицу, когда каждый прихожанин считал своим долгом подняться на колокольню своего приходского храма и хотя бы несколько раз ударить в колокола. Такое количество колоколов в небольшом городе и такое разнообразие различных звонов поражало всех, кто впервые приезжал в город. Один архиерей, посетивший Касимов, с удивлением вспоминал потом эти звоны и говорил: «Потрясеся весь град!»

Но не только своими колоколами славился город Касимов. В каждом из храмов было множество старинных облачений, икон, хоругвей, в каждом храме был свой хор певчих, которыми управляли опытные регенты, проходившие свое обучение в Москве и Петербурге.

Протоиерей Сергий любил свой родной город, и приехал он сюда для служения по просьбе своего отца, который писал ему в Вятскую епархию: «Возвратись в землю отцов; мы стары и горько нам умирать, не видя тебя и внуков, не насладившись общением с тобой и семьей твоей лицом к лицу». И действительно, Касимов был городом предков отца Сергия: в Успенской церкви служил протоиерей Анатолий - его отец, в Казанском монастыре - брат, иерей Николай, в кладбищенской церкви Всех Святых - протоиерей Димитрий Федотьев; в окрестных селах служили дяди отца Сергия - протоиерей Михаил, протоиерей Феодор и иерей Александр Дмитревы. Каждую неделю в базарный день, по четвергам, эти многочисленные родственники собирались в город по хозяйственным нуждам, а потом считали своим долгом появиться в доме отца Анатолия Авдеевича Правдолюбова, где вместе пили чай, разговаривали, делились приходскими заботами.

Когда в Касимов приехал отец Сергий, он стал постоянным участником этих встреч. Всем был известен его незаурядный проповеднический дар, и все единодушно просили его каждый раз импровизационно произнести проповедь на тему предстоящего евангельского воскресного чтения. Его внимательно слушали, вносили поправки и дополнения, а потом во всех церквах говорили примерно одно и то же, конечно, со своими личными особенностями, которые всегда отличают одного проповедника от другого. Тем более что у каждого священника, кто слушал тогда отца Сергия, были свои привязанности к определенным источникам. Сам протоиерей Сергий очень любил проповедничество архиепископа Иннокентия Херсонского и святителя Феофана Затворника, протоиерей Анатолий Авдеевич - святителя Димитрия Ростовского, протоиерей Димитрий Федотьев пользовался прежде всего хрестоматиями протоиерея Григория Дьяченко, кто-то любил святителя Тихона Задонского, архиепископа Амвросия Харьковского, протоиерея Родиона Путятина и так далее. Тем не менее, именно отца Сергия ценили как необыкновенного проповедника, оратора, апологета не только собратья священники, но и прихожане, собиравшиеся послушать его из других храмов города.

В эти годы протоиерей Сергий произнес весьма пространный цикл проповедей под названием «Объяснение Божественной Литургии». Сохранились очень подробные записи этих проповедей, которые и сейчас поражают глубиной веры отца Сергия, красотой слова и вместе с тем доступностью для каждого слушающего тех высоких богословских истин, которые в них излагаются.

Протоиерею Сергию приходилось принимать участие и в публичных диспутах с атеистами, на которые собиралось множество народа. Сами власти обязывали священнослужителей выступать на таких диспутах, но очень скоро диспуты были запрещены, так как атеисты неизменно терпели сокрушительные поражения.

Немало бед принес также и обновленческий раскол, распространившийся тогда повсеместно. Но в Касимове обновленцы не имели успеха во многом благодаря сплоченности духовенства, постоянной проповеди с церковного амвона, в чем немалую роль сыграла твердость отца Сергия, его убежденность в том, что недопустимо вносить в церковную жизнь те новшества, какие провозглашали последователи обновленчества.

В 1924 году протоиерей Сергий вместе со своим отцом протоиереем Анатолием Авдеевичем и братом Владимиром был в Москве на приеме у Святейшего Патриарха Тихона. В знак общения с касимовскими протоиереями Святейший Патриарх Тихон подарил им свой портрет с дарственной надписью: "Протоиереям Сергию и Анатолию Правдолюбовым. Патриарх Тихон, 1924 год". Именно тогда у Правдолюбовых появилась традиция, чтобы два имени, благословленные Патриархом Тихоном, чередовались в их роду.

Сложнее было отношение к митрополиту Сергию (Страгородскому), особенно после его Декларации 1927 года. Появились приходы, в которых не поминали имя митрополита Сергия. Были трудности и в семье Правдолюбовых. Старший сын о. Анатолия Владимир (будущий мученик) одно время не брал благословение у своего отца, не признавая линию митрополита Сергия. Но жизнь показала, что и те, кто поддерживал Декларацию, и те, кто был против, одинаково сохраняя верность Христу и Его Святой Церкви, идя на смерть вместе, сохраняли церковное единство в своих страданиях и мучениях. Отец Сергий сохранял верность митрополиту Сергию и убеждал других в том, что почитание митрополита Предстоятелем является залогом единства Церкви, и молитва за него сохранит Церковь от полного ее уничтожения.

28 февраля 1928 года протоиерей Сергий был награжден крестом с украшениями - «за усердное проповедование Слова Божия».

В те годы уже повсеместно установилась атеистическая власть, и начинались годы репрессий. В конце 1929 года отца Сергия арестовали и заключили в тюрьму. Его приговорили к двум годам заключения, но по многочисленным просьбам верующих неожиданно к празднику Пасхи освободили.

В 1934 году архиепископом Рязанским и Шацким Иувеналием (ныне прославлен в лике священномучеников.) протоиерей Сергий был награжден митрой. В эти годы полностью раскрылись таланты отца Сергия, данные ему от Бога. Его естественная властность вместе со смирением и простотой, проникновенные слова проповедей и пастырских наставлений воздействовали на многих и многих людей. Священнослужители, приезжавшие в Касимов, обретали в общении с мудрым наставником духовную поддержку и укрепление. Отца Сергия любил слушать даже его отец - протоиерей Анатолий Авдеевич Правдолюбов. А протоиерей Михаил Андреевич Дмитрев, бывший вместе с отцом Сергием в заключении в тюрьме зимой 1930 года, впоследствии говорил: "Был бы в тюрьме отец Сергий, а с ним и тюрьма не тюрьма!"

В 1935 году отец Сергий снова был арестован и отправлен на Соловки. Вместе с ним было арестовано более десяти человек, среди которых двое братьев: иерей Николай (канонизирован 27 декабря 2000 года как священномученик), Владимир (канонизирован 20 августа 2000 года как мученик) и сын Анатолий, двадцатилетний юноша. Анатолий был музыкально одаренным человеком. В 1933 году сам Ипполитов-Иванов принял его в свой класс, но буквально через месяц из-за "поповского происхождения" Анатолия исключили из консерватории, и он вернулся в Касимов, в отчий дом. Когда арестовывали его отца и дядю, чекисты, вызнав, что Анатолий, помимо музыки, занимается и поэзией, предложили ему написать сатирические стихи против отца-священника. Молодой человек, естественно, отказался это делать и вместе с отцом и дядей был выслан на Соловки.

Причиной ареста послужило составление иереем Николаем и Владимиром Анатольевичем жизнеописания всеми почитаемой Матроны Анемнясевской (канонизирована 22 апреля 1999 года как блаженная и исповедница) и двух местночтимых подвижников благочестия - царевича Иакова (XVII век) и Петра Отшельника (современника преподобного Серафима Саровского). Составление таких книг в то время считалось преступлением.

Жизнеописание подвижницы Матроны Анемнясевской было составлено при ее жизни. Подвиг ее святости сочетает в себе как пример необычайного терпения, поста и молитвы, так и образ исповедничества (святая была арестована в 1936 году и скончалась в заключении).

Матрёна Григорьевна Белякова родилась 6 ноября 1864 года в деревне Анемнясево Касимовского уезда Рязанской губернии. Родители её Григорий и Евдокия были едва ли не самыми бедными людьми в деревне и кое-как вели своё крестьянское хозяйство. По внешнему своему виду они были хилыми, тщедушными людьми и казались какими-то недоразвитыми. Отец много пил и слыл в деревне пьяницей. У них было большое семейство - шесть дочерей и два сына. Три сестры умерли в детстве; Матрёша была четвертою по счету.

До семи лет Матрёша была обычным ребенком. Родители почему-то невзлюбили ее с самого раннего детства. Нерадостна была жизнь ребенка в родной семье, где ей больше чем кому-нибудь из братьев и сестер приходилось терпеть обиды, ругань, побои; но еще большие страдания ждали девочку в дальнейшем.

В семилетнем возрасте Матреша заболела оспой. После этой болезни девочка поправилась, но уже навсегда осталась слепою. Теперь ее обязанностью было нянчить своих младших сестренок и братьев. Тяжело было слепой девочке справляться с этим делом. Однажды десятилетняя Матреша нечаянно уронила сестренку с крыльца на землю. Увидев это, мать схватила Матрешу и начала жестоко бить. В этот момент духовному взору девочки предстала Царица Небесная. Матреша сказала об этом матери, но та продолжала бить девочку еще сильнее. Видение повторилось три раза. Во время последнего видения Пресвятая Богородица дала Матреше утешительную записочку. О том, что это за записочка и что в ней было написано, блаженная Матрона никогда не рассказывала.

На следующее утро изувеченная девочка не смогла подняться с печи. С этого времени началась для Матреши жизнь мученицы, пригвожденной к одру. Она навсегда лишилась возможности ходить и что-либо делать и уже не вставала с кровати во всю свою дальнейшую жизнь.

Так лежала Матреша в родительском доме до 17 лет, терпеливо перенося всякие скорби и обиды, и только в молитве находя себе утешение и отраду. Односельчане знали о страдальческой жизни девушки и относились к ней с чувством благоговейного уважения. С семнадцати лет к Матреше стал ходить народ.

С течением времени эти посещения приняли характер настоящего паломничества: к Матреше шли не только жители окрестных мест, но и дальних, иногда и самых отдаленных мест нашего Отечества. Причем шли они беспрерывным потоком на протяжении более чем пятидесяти лет в количестве нескольких десятков, а иногда и сотен ежедневно.

После смерти родителей много скорбей пришлось претерпеть Матреше от брата и сестры, смотревших на нее исключительно как на средство дохода.

Матреша обычно лежала в небольшой отдельной комнатке крестьянской избы, в маленькой детской кроватке, которая всегда завешивалась пологом.

По внешнему своему виду Матреша была настолько мала, что казалась десятилетним ребенком. Ее платьице, подарок одной из почитательниц, закрывавшее блаженную совсем с ногами, было всего 90 сантиметров в длину. Очевидно, с десятилетнего возраста, с тех пор, когда она лишилась возможности ходить, тело ее не росло и навсегда осталось таким, каким было у десятилетней девочки. Она имела возможность переворачиваться с бока на бок, шевелить ручками и брать небольшие предметы. Она легко и свободно разговаривала и пела священные песнопения удивительно чистым и звонким детским голосом.

Никто не знает, как она молилась Богу. Известно только лишь то, что Матрона знала наизусть очень много молитв, многие акафисты и церковные песнопения.

Матреша своим внутренним, духовным взором как бы насквозь видела каждого из своих посетителей и каждому давала то, что для него нужно, полезно, необходимо в зависимости от его настроенности, его духовных немощей и нужд, в зависимости от условий и обстоятельств, среди которых ему приходилось жить.

Одних она учила и наставляла, других обличала и раскрывала им их грехи и пороки, третьих ободряла и утешала в тяжелых обстоятельствах жизни, четвертых предупреждала, указывая последствия их ошибочного пути, стремлений и намерений, пятых исцеляла от болезней и всех вместе старалась направить на путь истинной, богоугодной христианской жизни. Этим объясняется и разнообразие ее отношений к посетителям. Одних она принимала чрезвычайно ласково, с радостью и участием, как дорогих и близких своих людей. Других она прогоняла от себя, что было все же очень редко. Все это бывало, как говорили ее посетители, или в тех случаях, когда человек заходил к блаженной из праздного любопытства, или тогда, когда это нужно было для исправления человека. Когда такой человек пойдет от Матреши, он подумает о себе и сознает грехи свои. Если он после этого опять приходил к Матреше, то она с радостью принимала его.

По молитвам блаженной Матроны совершались исцеления от множества тяжелых недугов, когда даже врачи не верили выздоровлению, так как совсем недавно видели неблагоприятный исход. Исцелялись прибегавшие к блаженной и от пьянства, и от духовной болезни - беснования.

Матрона была арестована в 1936 году, отправлена в Москву.

Про московский период жизни блаженной Матроны имеются скудные сведения. В Москве она прожила почти год. Предположительно, она была заключена в Бутырскую тюрьму. Но пробыла она там недолго, потому что сделалась объектом почитания почти всех, без исключения, заключенных, которые начали петь акафисты и молиться. Ее должны были куда-то деть. Убить боялись, а отправить в лагерь не позволял пример тюремного молитвенного подъема заключенных.

По другим данным, безнадежно болевшая мать следователя, ведущего дело блаженной Матроны, получила исцеление от Матроны, и следователь сумел освободить ее как больную и умирающую. Он поместил ее в дом престарелых и увечных больных.

Документально засвидетельствовано, что блаженная Матрона умерла от сердечной недостаточности 16/29 июля 1936 года в Доме хроников имени Радищева в Москве, недалеко от храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине. Так как рядом с Домом хроников было большое Владыкинское кладбище, частично сохранившееся до нашего времени, то можно сделать предположение, что блаженная Матрона была похоронена здесь же, на местном старом кладбище.

Святая блаженная Матрона Анемнясевская в наши дни подает благодатную помощь в ответ на молитвы.

Перед чтимой иконой блаженной Матроны, которая находится в храме Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, всегда горит множество свечей, так что трудно найти на подсвечнике свободное место. Подсвечник перед иконой - дар семьи прихожан, почитателей блаженной. Верующие постоянно заказывают святой молебны, многие, будучи наслышаны о чудесах блаженной Матроны, приезжают издалека.

Большая почитаемая икона блаженной Матроны есть в Кафедральном Успенском соборе Рязанского кремля, третья чтимая икона находится в ближайшем храме к Анемнясеву – Свято-Троицком соборе поселка Гусь-Железный, на ежегодное празднование которой 29 июля нового стиля приезжает Рязанский архиепископ и множество паломников из разных областей, Москвы и Подмосковья.

Материалы следственного дела 1935 года показывают, что основой его, вместе с обвинениями в адрес блаженной Матроны Анемнясевской и рукописью книги отца Николая и Владимира Правдолюбовых, были служение и проповеди протоиерея Сергия, о чем свидетельствует стандартный вопрос к свидетелям: "Дайте, пожалуйста, характеристику проповедей протоиерея Сергия Правдолюбова..."

В Соловецком лагере протоиерей Сергий провел долгие пять лет в тяжелейших условиях. Вместе с ним в тюремном заключении томились его сын и брат, иерей Николай. Владимира Анатольевича отправили в Карагандинский лагерь и там расстреляли. На Соловках батюшка познакомился с епископом Бежецким Аркадием Остальским (канонизирован 20 августа 2000 года как священномученик), также соловецким заключенным. По спискам новоприбывших владыка определял, кто из них мог быть духовного звания, и, несмотря на запреты лагерного начальства, старался оказывать им помощь. Войдя однажды в барак, он спросил: "Где здесь Правдолюбовы?" Те отозвались. Со словами: "Не беспокойтесь, я вас не оставлю", епископ Аркадий протянул им свежий огурец из теплицы, где он тогда работал, и затем поддерживал их и помогал им почти два года, до своего освобождения в начале 1937 года. Выйдя из лагеря, владыка некоторое время жил в Касимове, в семье о. Николая Правдолюбова. В 37-м его снова арестовали и расстреляли в Бутове.

Несмотря на условия тюрьмы, у заключенных в те годы были возможности для общения, молитвы и даже богослужения. Сохранился соловецкий антиминс, а у внука отца Сергия, протоиерея Сергия Правдолюбова, как драгоценная реликвия хранится соловецкая епитрахиль в виде простого полотенца, которую отцу Сергию прислали «с воли». Сын протоиерея Сергия, протоиерей Анатолий, оставил свои воспоминания о годах заключения на Соловках, которые в настоящее время опубликованы в книге «Соловецкие рассказы» 2-е издание, М. 2008. Среди которых есть рассказы о, несомненно, чудесных событиях..
Однажды протоиерей Сергий предупредил своего брата и сына об искушении от нечистого духа, охватившего всех находящихся с ними рядом. Как-то в вечернее время после работы в тюремном общежитии множество заключенных находились вместе и мирно беседовали, расположившись группами по всему общежитию. Вели общую беседу и Правдолюбовы: отец Сергий, отец Николай и Анатолий. Вдруг отец Сергий сказал им: «Влетел!» «Кто влетел?» - спросил его сын. «Сатана влетел», - ответил отец Сергий. «А почему ты это знаешь?» - продолжал допытываться Анатолий. «А вот посмотри, слышишь, как около входа люди ругаются?» «Ну и что из того, мало ли какие у них между собой разногласия?» - продолжал возражать отцу Сергию Анатолий. «Нет, дело не в этом. Сейчас здесь все будут ругаться». И действительно, как бы по кругу страшная брань стала распространяться среди людей по всему помещению. Очень скоро все без исключения люди ругались, проявляя друг к другу непонятную злобу. «Вот видите? Мы сейчас с вами тоже ругались бы, если бы я вас не предупредил», - сказал отец Сергий.

Еще один случай с отцом Сергием говорит о том, что даже демоны иногда вынуждены свидетельствовать о силе Божией, действующей в людях, верных Ему. Был среди заключенных узбек, который любил гадать на небольших косточках, похожих на вишневые: он бросал эти косточки на какую-либо поверхность и смотрел, как они расположатся. По их расположению этот узбек предсказывал многое из того, что предстоит пережить тому или иному заключенному. Такие гадания нравились многим, узбека всегда окружала толпа людей, возбужденно обсуждающих то или иное предсказание. Как-то раз этот человек подошел к отцу Сергию и попросил у него разрешения погадать на него. Отец Сергий ответил: «Закон нашей веры гадать нам запрещает. Я не разрешаю гадание». Узбек отошел от отца Сергия и с лукавым видом сказал окружающим: «А мы все равно погадаем!» Бросил он косточки, посмотрел на них и вдруг побледнел и изменился в лице. С величайшим почтением подошел он к отцу Сергию, склонился перед ним, как-то особенно сложив руки, и сказал: «Разрешите продолжать гадание». «Нет, не разрешаю», - был ответ отца Сергия. Узбек подошел к своим косточкам, положил на них сверху какую-то небольшую палочку и сказал: «Все, не разрешает!» «Да что ты, продолжай, подумаешь, какой-то старик тебе запрещает!» - пытались ободрить его заключенные. «Нет, вы ничего не понимаете! Ему выпало счастье пророка! Это очень редкая вещь, и никто не имеет права гадать на него, если он не разрешает», - ответил узбек и в этот вечер вообще прекратил гадания.

В 1940 году отца Сергия освободили, и он вернулся в Касимов. Но многие храмы к тому времени были уже закрыты. Не совершались службы и в Троицкой церкви, где до своего заключения отец Сергий был настоятелем. Священнического места для него не было, и приходилось отцу Сергию вместе с семьей существовать исполнением треб и замещением штатных священников во время их болезни. А в августе 1942 года его снова отправили в тюрьму на шесть месяцев. Ему ставилось в вину «нарушение правил светомаскировки в военное время», которых он не нарушал, однако его арестовали и без суда и следствия заключили под стражу. Только через полгода отец Сергий был освобожден и в марте 1943 года стал служить в Никольской церкви города Касимова.

Но недолго пришлось служить ему в Касимове - уже в декабре того же года отец Сергий был мобилизован на трудовой фронт и отправлен ночным сторожем на карьер по добыче белого камня в Малеево. Этот карьер располагался недалеко от Касимова, но, тем не менее, это было ссылкой. Как заметил один из внуков отца Сергия, «каменоломни были всегда местом работы рабов и заключенных». Целых три года отец Сергий провел на каменоломнях, но все это время усердно изучал Добротолюбие, творения святых отцов, а иногда ему удавалось совершать всенощные бдения, на которых пели такие же ссыльные, как и он, среди которых нашелся даже регент церковного хора. Здесь же, в каменоломнях, он написал свое завещание, которое озаглавил: «Моим детям и внукам о том, как проводить посты и готовиться к исповеди и приобщению Святых Христовых Таин». По своему настроению это завещание очень близко к святоотеческим творениям, а детьми и внуками праведника и исповедника может считать себя каждый христианин, если с любовью воспринимает его наставления. «Достойная человека жизнь - только небесная. И на земле надо научиться дышать небом, иначе на небе задохнешься » , - так писал о. Сергий Правдолюбов своей дочке Вере.

В настоящее время в издательстве Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета в cерии «Слово исповедников ХХ века» вышла в свет книга священноисповедника Сергия Правдолюбова (+1950): Священноисповедник Сергий Правдолюбов. О постах, исповеди и приобщении Святых Христовых Таин. Завещание соловецкого узника. - М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2008. - 80 с. Тираж 15000.

Нынешнее издание исправлено и тексту возвращен первоначальный вид с самыми необходимыми поправками и редактированием.

В 1946 году отец Сергий был освобожден, но в Касимове служить ему запретили. Он стал благочинным и настоятелем Вознесенской церкви города Спасск-Рязанский. Но и здесь он служил недолго: с весны по декабрь 1947 года. Затем его перевели в город Лебедянь, входивший в те годы в Рязанскую епархию, а на его место благочинным Спасского округа и настоятелем назначили его родного сына, протоиерея Анатолия, принявшего священнический сан 7 декабря 1947 года. Для отца Сергия было большой радостью увидеть своего старшего сына священником. Когда он уезжал из Спасска, то, обратившись к прихожанам, сказал: «Я уезжаю, но оставляю вам своего сына, который будет для вас лучше меня».

В Лебедяни прошли последние три года жизни протоиерея Сергия. Это были годы трудов и болезней. В заключении здоровье его было подорвано, и в эти последние годы своей жизни он перенес инфаркт. В шестьдесят лет он выглядел восьмидесятилетним старцем.

18 декабря 1950 года, в канун памяти чтимого им святителя и чудотворца Николая, протоиерей Сергий скончался. Погребен он был в Лебедяни, у южной части алтаря Преображенского храма, в котором служил.

Сын отца Сергия, протоиерей Анатолий Правдолюбов, свидетельствовал о том, что во время отпевания и погребения протоиерея Сергия он, к своему же удивлению, не испытывал скорби, обычной в таких случаях, а напротив - тихую радость, похожую на ту, какая у верующих людей бывает на Пасху. Он поделился тем, какие чувства испытывает, со старыми священниками, на что те ему ответили: «Разве ты не знаешь? Так всегда бывает, когда хоронят праведника!»

Патриарх у раки с мощами. 2002 год.

Определением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и Священного Синода 27 декабря 2000 года протоиерей Сергий был прославлен как священноисповедник и причислен к Собору новомучеников и исповедников Российских. По благословению Святейшего Патриарха АлексияII, митрополита Рязанского и Касимовского Симона, митрополита Воронежского и Липецкого Мефодия 4 октября 2001 года было совершено обретение честных мощей священноисповедника Сергия. 5 октября 2001 года мощи исповедника были перенесены из города Лебедяни, который входит теперь в Воронежскую епархию, в Спасскую церковь села Маккавеево Рязанской епархии. Здесь, в этом небольшом селе, где родился священноисповедник Сергий, его честные мощи готовились ко всеобщему почитанию, а 5 февраля 2002 года были торжественно перенесены в Никольскую церковь города Касимова.

Во время визита Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в Касимов по случаю 850-летнего юбилея города мощи священноисповедника Сергия находились в главном Вознесенском соборе города, где 1 июля 2002 года Святейший Патриарх Алексий II совершил Божественную литургию.

5 сентября 2002 года, после восстановления и освящения Троицкого храма города Касимова, честные мощи священноисповедника Сергия были перенесены в этот храм для постоянного пребывания. Каждую неделю перед ракой его честных мощей совершается богослужение с чтением акафиста новопрославленному святому.
Память священноисповедника Сергия совершается в день его кончины - 5/18 декабря, в день Собора Рязанских святых - 10/23 июня, а также вместе с Собором всех новомучеников и исповедников Российских 25 января / 7 февраля (если этот день совпадает с воскресным днем, а если не совпадает, то в ближайшее воскресенье после 25 января / 7 февраля).

«Итак, встанем, возьмем свой крест и пойдем за Христом. И пойдем твердой поступью, решительно и не оглядываясь назад, помня слова Спасителя: "никто, возложивший руку свою на плуг, и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия" (Лк. 9:62). И как только мы начнем свой крестный путь, немедленно, тотчас же нам готова помощь. Невидимо и неслышно подойдет к нам наш Господь и Учитель, и подставит Свое плечо под наш крест, и пойдет вместе с нами - и таким легким покажется нам крест наш, и так радостно будет нести его!» - (из завещания отца Сергия).

Наставления отца Сергия бережно и свято хранились в его семье. Двое его сыновей стали священниками (двое погибли на фронте). Влияние отца Сергия, его духовного облика, личности сильно и сейчас - в его детях и внуках, которые тоже стали священниками, - и неразрывно связано с его исповедническим подвигом.

В настоящее время совершают священническое служение восемь протоиереев Правдолюбовых и один диакон – правнук Сергий Михайлович Правдолюбов.

Из детей старшего сына священноисповедника Сергия, протоиерея Анатолия, один – протоиерей Сергий Правдолюбов, магистр богословия, профессор Московской духовной академии и Православного Свято-Тихоновского богословского института, преподавал "Литургическое богословие", является настоятелем храма Живоначальной Троицы в Троицком- Голенищеве в Москве. Другой внук – отец Михаил – служит в столичном храме Воскресения Христова в Сокольниках, является кандидатом богословия. Другие – Серафим и Феодор – двойняшки. Первый из них – настоятель самого большого в Рязанской епархии Троицкого собора в поселке Гусь-Железный и глава самого большого среди нынешних Правдолюбовых семейства: у Серафима и матушки Марины семь сыновей и дочка. Отец Феодор – настоятель Покровского храма в селе Маккавееве Касимовского района.

Младший сын священноисповедника Сергия – протоиерей Владимир Сергеевич Правдолюбов – является почетным настоятелем храма святителя Николая в г. Касимове Рязанской области. Со своей матушкой Ниной Ивановной он воспитал двух дочерей и четырех сыновей, из которых трое пошли в священство. Андрей – настоятель касимовского Вознесенского собора и Успенского храма, где некогда служил святой священномученик протоиерей Анатолий Авдеевич Правдолюбов. Симеон – настоятель Георгиевского храма в Касимове, а Михаил - настоятель Никольской церкви г. Касимова и церкви святого Диомида в селе Перво Касимовского района.

Воспоминание протоиерея Сергия Правдолюбова, внука священноисповедника Сергия.

Известно, что при обретении святых мощей преп. Серафима Саровского было необычное благоухание, о чем и была сделана запись в протоколе обретения святых мощей.

Нечто подобное было при возвращении святых мощей священноисповедника Сергия в своё родное село Маккавеево 5 октября 2001 года поздним вечером.

Мы весь день на двух машинах ехали из Лебедяни Липецкой области с мощами, поя на ходу молебны. Здесь было не только благочестие, но и попытки не заснуть за рулем после бессонной ночи и дня Обретения. За 20 км до Маккавеева мы позвонили встречающим, и те собрались в деревянный рубленый Покровский храм и, не зажигая электричества, только при свечах, готовились к встрече. Батюшка, бывший на отдыхе в Маккавееве, облачился, открыл Царские врата и вышел на встречу.

Въезжая на улицу, ведущую к храму, уже в полной темноте, мы стали световыми сигналами машины, переключая все кнопки, как бы салютовать всем о прибытии святых мощей. Машина подъехала, все вышли с зажженными свечами и торжественно приняли мощи и внесли их в храм, поставив по центру именно так, как ставят прославленных святых – не вдоль оси храма, а поперек.

Приготовились и, после краткого рассказа об Обретении, отслужили первый молебен на родине священноисповедника. Было необыкновенно тихое и какое-то умиротворенное состояние и радость необыкновенная. Весь храм был наполнен благоуханием, которое заполняло всё до верха большого высокого купола. Оно напоминало запах свежесваренного, но еще не освященного мира, но с гораздо большим присутствием розового масла.

Так как все собравшиеся братья были в свое время иподиаконами Святейшего Патриарха Пимена и не раз были участниками мироварения (а когда миро разливают в сосуды, то со стенок котла находчивые иподиаконы собирают последние капли на ватку для благочестивого нюхания), то каждый из братьев подумал на другого – вот как здорово! Сохранил для такого случая. А я подумал – как хорошо, что я купил в Троицкой Сергиевой лавре случайно завезенное туда парижское розовое масло - вот и пригодилось, братья возлили прямо в гробницу.

Оказалось – никто ничего не соблюл для встречи. Никто ничего не открывал. А парижское розовое масло сын забыл погрузить в машину еще в Москве…

Когда мы это поняли, то воздали славу Богу и благодарили дедушку-священноисповедника за явленное всем нам зна мение радости, мира и благословения, которое он вымолил у Бога, чтобы обрадовать всех нас и поблагодарить за труды.

Село Маккавеево.

В настоящее время внук священноисповедника Сергия, протоиерей Сергий Правдолюбов заканчивает работу над книгой под рабочим названием: Прот. Анатолий Правдолюбов. «Воспоминания о Соловках» М., Святитель Киприан. В книгу войдут воспоминания о. Анатолия о Соловках, уцелевшие письма из Соловков и в Соловки, следственное дело с уникальными листами допросов около 5 или 6 прославленных святых.

На все воля Божия!

Доклад о священноисповеднике Сергие Правдолюбове я должна была читать 27 июля. Мне хотелось сделать это именно в этот день, т.к. 29 июля совершается память блаженной Матроны Анемнясевской, которая при аресте проходила по одному делу с Правдолюбовыми. Мне хотелось, чтобы люди узнали и о ней; кто-то, может, помолился бы ей в день ее памяти или заказал молебен. Но так случилось, что тема доклада в этот день оказалась другая. Пришлось мне отложить свой рассказ до следующего раза. Видно так было угодно Богу.

А 29 июля моя мама была в пос. Гусь-Железный Рязанской области на праздничной службе в память блаженной Матроны Анемнясевской. Там она подошла под благословение к прот. Сергию Правдолюбову, внуку священноисповедника Сергия. Мама рассказала о. Сергию, что я пишу доклад о свщ. исп. Сергии Правдолюбове. О. Сергий обрадовался и оставил номер своего телефона, чтобы я связалась с ним, если будут вопросы. О.Сергий является настоятелем храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве в Москве. Общалась я с о. Сергием только по телефону и по электронной почте, т.к. его не было в Москве. О. Сергий прочитал мой доклад, внес исправления, а также рассказал о благоухании мощей свщ. исп. Сергия в день перенесения их в с. Маккавеево. Я благодарна о. Сергию за помощь в написании доклада. Храни его, Господи!

Так что хорошо получилось, что я не читала доклад 27 июля, иначе мне не пришлось бы познакомиться с прот. Сергием Правдолюбовым, который помог мне в исправлении и дополнении доклада. Вот как бывает, на все воля Божия!

Очень трудно представить себе, а тем более описать жизнь людей, на долю которых выпали тяжелейшие беды и испытания: войны, ссылки, лагеря, притеснения от властей, разорение семей... Но, оказывается, несмотря на страдания, через которое они прошли, их дух лишь больше закалился и укрепился в любви к Богу, к жизни, людям. Мы же, живущие благодаря их мученическому подвигу, должны стараться воспринять все то, что с таким трепетом и любовью охраняли они в эти страшные годы, чтобы быть достойными их мученичества и исповедничества. Ибо они пронесли свою веру и нравственную чистоту через всю жизнь, преодолев все испытания. Мы счастливы, что имеем хотя бы малую возможность прикоснуться к их памяти.

Этот доклад посвящен жизненному пути протоиерея Анатолия Правдолюбова, жившего в прошлом столетии и пострадавшего в годы гонения от безбожной власти. О. Анатолий 5 лет провел в заключении на Соловецких островах.

До заключения о. Анатолий был регентом церковного хора и перенял от своих учителей-регентов старую дореволюционную традицию партесного пения - пения по партиям. Именно эту практику он ввел в своем приходе, когда стал священником.

Важным делом в жизни о. Анатолия стало занятие гармонизациями древних распевов: знаменного, киевского, греческого, также он является автором духовных сочинений и теоретического труда «Жизненные правила для регента-любителя».

О. Анатолий Правдолюбов родился в семье потомственных священников, которая отличалась еще и тем, что во всех поколениях было много педагогов - и не только в священном сане. Дед о. Анатолия, протоиерей Анатолий Авдиевич Правдолюбов, состоял благочинным в своем округе, был законоучителем духовных училищ и наблюдателем церковно-приходских школ уезда. Он вел большую, тщательную работу по налаживанию системы образования и просветительской деятельности во вверенном ему благочинии Касимовского округа Рязанской области.

Отец о. Анатолия, протоиерей Сергий Правдолюбов, окончил Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Специальностью его была апологетика – защита православной веры от неверия. На этом поприще он успешно подвизался много лет. Отец стал для Анатолия наставником и учителем, его «академией».

Восприемниками моими были Владимир Анатольевич Правдолюбов – старший брат отца, и Юлия Дмитриевна Федотьева - единственная старшая сестра матери моей».

Вскоре после окончания Киевской духовной академии в 1915г. отца Сергия рукополагают в сан пресвитера и определяют служащим священником Спасской церкви в слободе Кукарка Вятской епархии, а позже назначают настоятелем Троицкого собора в той же слободе (позже - г.Советск Кировской области) и благочинным 1-го округа Яранского уезда Вятской епархии.

Обстоятельства, связанные с надвигающейся революцией, опасение за жизнь и здоровье сына заставили о. Сергия отправить Анатолия в г. Касимов Рязанской области, где мальчик живет с 1918 по 1921гг. у родителей матери. Два последующих года Анатолий живет с родителями.

В 1923 г. отца Сергия Правдолюбова переводят в Касимов

настоятелем Троицкой церкви. Анатолий поступает в городскую семилетку, окончив которую в 1929 г., он не смог дальше учиться. Протоиерей Анатолий вспоминает: «По тогдашним правилам в восьмой класс нужно было подавать заявление. На мое заявление была наложена резолюция: «Отказать за неимением мест». Это была отговорка. Места были, но время было такое, что ни в какое сколько-нибудь повышенного типа училище детей духовенства не принимали, и вообще священники и их дети, равно как и купцы, были лишены гражданских прав».

С 9 лет Анатолий начал учиться игре на фортепиано. Мама, будучи сама пианисткой, пожелала дать Анатолию насколько возможно основательное музыкальное образование и определила его к одной из лучших учительниц города - Юлии Никодимовне Башкировой, ученице петербургского профессора Демянского, того самого, который был первым учителем С. В. Рахманинова.

Осенью 1929 г. Анатолий подает заявление в общину Успенской церкви города Касимова, где служил его дед по отцу протоиерей Анатолий Авдиевич Правдолюбов, с просьбой принять его на освободившуюся тогда вакансию штатного псаломщика. Решением приходского собрания Анатолий был избран на эту должность и служил псаломщиком сначала в Успенской церкви, а затем в храме Благовещения до 1935 г. В июне 1930 г. архиепископом Рязанским Ювеналием Анатолий посвящается в стихарь.

Любовь Анатолия к музыке была так сильна, что он старался использовать малейшую возможность для большего ее постижения. Молодой человек мечтал о том, что станет профессионалом-музыкантом, и продолжал учиться как мог, хотя это было трудно, так как во время одного из раскулачиваний, которому подвергалось их семейство, инструмент отобрали. Анатолию приходилось бегать по всему городу к людям, имеющим пианино, и вымаливать где час, где полтора в неделю, чтобы заниматься. Но он не сдавался и продолжал насколько возможно развиваться музыкально.

В 1934 г. у Анатолия появилась надежда на получение государственного средне-специального музыкального образования. Однажды у знакомых, где Анатолий занимался на фортепиано, он был представлен приехавшему к ним погостить московскому композитору Александру Алексеевичу Оленину. Последний, послушав игру юноши и познакомившись с его фортепианными сочинениями, признал в нем «несомненное дарование музыкальное и даже композиторское и сказал, что не учиться дальше есть преступление». Оленин взялся помочь Анатолию и посоветовал ему написать письмо М. М. Ипполитову-Иванову, на которое Правдолюбов получил очень любезный ответ: «Вас необходимо поставить на музыкальные ноги», -написал Михаил Михайлович и пригласил к нему в Москву.

Вот как рассказывает о встрече с М. М. Ипполитовым-Ивановым сам отец Анатолий: «Приехав в Москву, я подвергся подробным испытаниям, а потом, по его рекомендации, у преподавателей Музтехникума его имени - Пресмана и Целиховского. Они подвергли меня еще более подробным испытаниям, каждый порознь. Повернув меня спиной к роялю, много играли и модулировали, а потом заставляли называть звуки и тональности. За эти дни бывал я и в Замоскворечье у В. В. Целиховского, играл на его прекрасном рояле фирмы Ренин, бывал у А.А.Оленина, у его друга А. М. Дианова и везде играл. Дали обо мне все один и тот же отзыв: «Юноша очень интересный в музыкальном отношении, обладающий абсолютным слухом и имеющий композиторские задатки». Ипполитов-Иванов принял Анатолия в техникум, но администрация, узнав о его биографии и семье, по понятным причинам отказала и не стала оформлять документы. Пришлось вернуться на родину - в город Касимов, где 28 июля 1935 г. Анатолий был арестован вместе со своим отцом и дядей. Им предъявили стандартное обвинение для большинства подобных случаев в то время - контрреволюционная деятельность. Все трое были отправлены в Соловецкий лагерь особого назначения сроком на пять лет. В автобиографии протоиерея Анатолия сохранились интересные детали разговора в следственной камере Бутырской тюрьмы. «При допросе, - пишет он, - я сказал однажды следователю:

Позвольте и мне спросить вас: вот следовательское дело, как и все у нас, постепенно совершенствуясь, достигло очень высокого уровня, и вы сам, как вижу, следователь высокообразованный и опытный. Скажите, неужели вам не ясно, неужели вы не понимаете, что все это наше так называемое дело не имеет никакого состава преступления?

Отлично понимаю, - отвечал следователь. - А если бы ты был взаправду виноват, я не так бы с тобой разговаривал.

Ничего! Вот поедешь, пять лет поработаешь на лесоразработках, это будет тебе полезно. Видишь, сейчас время такое…

А время действительно приближалось к своему зениту - 1937 г., когда не только мои деды, но и немало «верных, нужных сынов партии» были отправлены на тот свет, а потом, как деды, так и они, посмертно реабилитированы. Мы же были, можно сказать, у самой смерти, но уцелели».

Период заключения явился для о. Анатолия одним из самых чудесных и утешительных. Много было пережито им и его отцом и дядей издевательств, глумлений, испытаний. Но чем труднее и страшнее было жить, тем больше им посылалось от Бога неизреченных утешений, таинственных наставлений, радостных уверений.

«Соловецкие воспоминания у меня в числе самых отраднейших, - вспоминает отец Анатолий. - Без конца писал бы и говорил об этом кратком, но и радостном времени. Было много горя, требовалось много терпения, иногда терпение истощалось, я бросался на землю и рыдал, а папа бранил меня и не велел горевать, хотя по-человечески и самому ему было очень нелегко. Ему было даже гораздо тяжелее, чем мне. Люди старые привыкли к почету или, по крайней мере, к сдержанности окружающих, боявшихся сказать духовенству что-либо грубое, так как были статьи закона, довольно жестко каравшие за это. А тут папа «со беззаконными вменися». Он был осыпаем с утра до вечера то насмешками, то скверной руганью, и особенно он страдал от необходимости носить засаленную лагерную одежду, «обмундирование второго или третьего срока», которую он звал «одеждою поругания».

Но у нас было нечто, могущественно поддерживающее и радующее нас. Это, во-первых, сознание своей невиновности и того, что мы лишены свободы и подвержены трудному режиму исключительно за то, что являемся служителями Христовыми , а потому не только можем, но и обязаны по заповеди радоваться и веселиться.

<…> Преподобные Зосима и Савватий и целый сонм священномучеников, мучеников и преподобных, конечно, не безразлично относились к нам, но ободряли и утешали. Иногда настолько утешали, что суровость режима как бы исчезала и радовала душу светлой радостью всякая мелочь, вроде хорошего заката или красивого полярного сияния. Многие заключенные не могли понять нашей радости и даже злились на нас за нее».

Трудно себе представить, что было пережито за этот пятилетний срок, но именно он явился для отца Анатолия настоящей школой истинно христианской жизни, опытом незыблемого стояния в вере и добре. Дух и силу этого исповеднического подвига он пронес потом через всю свою многотрудную жизнь. Кроме того, за эти пять лет они с отцом прошли весь курс духовной академии, занимаясь каждый день. Память о благословенной земле Соловецкой постоянно пребывала в душе о. Анатолия. Он часто рассказывал о своей жизни семерым детям, которые особенно любили слушать разные истории «про Соловки». Разумеется, помня о хрупком детском восприятии, отец многое опускал из той суровой, а порой и жестокой повседневности Соловецкого лагеря, которая сейчас известна многим по письмам священника Павла Флоренского, воспоминаниям академика Дмитрия Лихачева, писателя Олега Волкова и многих других. Отец, как мог, щадил детское восприятие, часто повторяя лишь, что не в силе Бог, а в правде!

После возвращения из заключения в 1940 г. Анатолий захотел возобновить свое служение псаломщиком, но сделать это не удалось из-за препятствия властей. Даже найти какую-либо работу служителю культа оказалось крайне трудно. «Церковников» в те годы буквально выдавливали из государственной системы. Они считались людьми последнего сорта, лишними в буквальном смысле слова. Все же Анатолию удалось устроиться на Касимовский утюжно-механический завод, где он сначала возил тачку с литьем, потом шлифовал утюжную крышку, а потом был переведен на формовку колесной втулки. Перед самой войной и частично в начале ее Правдолюбов был командирован в поселок Лашму для освоения производства пищеварных котлов. Удивительно, что даже в таких трудных обстоятельствах он сохранял присутствие духа и радость творчества, о чем свидетельствуют его воспоминания: «Я освоил формовку столитровых котлов и сдал экзамен - самостоятельно отформовал котел. Мой котел получился такой чистый и правильный, словно стеклянный, так что я пожалел, что не могу взять его себе домой на память».

1 сентября 1940 г. Анатолий по благословению своего духовника епископа Аркадия (Садковского) вступил в брак с дочерью священника села Селищи Касимовского района протоиерея Михаила Дмитрева (ныне священномученик) - Ольгой Михайловной Дмитревой. В 1941 г. родилась первая дочь Елена, из-за чего Анатолий не попал на фронт в первые дни войны.

Новые испытания были принесены Великой Отечественной войной. 16 сентября 1941 г. Анатолия мобилизуют в ряды Советской Армии, в 464-й строительный батальон, очевидно, из-за судимости. По выражению самого отца Анатолия, этот батальон оказался несчастнее других. «По слухам, было там вредительство, после наказанное расстрелом виновных». «По крайней мере, - вспоминает он, - нас не кормили так, как это было положено, как кормили в соседних с нами такого же типа батальонах, в результате чего многие товарищи мои умерли, а остальные, и я в том числе, после долгого лежания среди болот в овинах у станции Дворец, распухшие, почти без сознания, уже не борющиеся за жизнь, после вмешательства какой-то высокой комиссии были срочно отправлены в близлежащие полевые госпитали, и, по словам врача, буквально их забили, так что некуда было раненых помещать. Я лечился долго, мне несколько раз делали вливание крови, давали усиленное питание, сначала бессолевое, поили гематогеном, делали какие-то уколы. Болезнь нашу квалифицировали, как безбелковый отёк № 1, иначе - алиментарная дистрофия. Долго я был в госпитале выздоравливающих в Лыкошине Калининской области, где очень успешно работал регистратором. После того я направлен был в запасной полк и стал... кадровым солдатом».

После перенесенного недуга Анатолий воюет на 2-м Ленинградском и Псковском фронтах в десантно-лыжной бригаде, в саперах, в легкой артиллерии заряжающим «сорокапятки». Далее он снова попадает в госпиталь, теперь уже инфекционный, из-за тяжелого неоднократно редуцирующего гемоколита и содержится в нем длительное время. Выписавшись, Анатолий направляется приказом в пехоту, в 578-й стрелковый полк 208-й стрелковой дивизии пулеметчиком.

В январе 1944 г. он получает тяжелое ранение при защите пушкинских мест. «Мне дали в руки ручной пулемёт, и в восемь часов утра, в яркое солнечное утро, по искрящемуся снегу, с командой - не залегать, мы пошли в наступление. Тут, недалеко от могилы Пушкина, я был ранен, очевидно, снайперской разрывной пулей, которая сделала небольшое отверстие в левой руке, на мелкие кусочки раздробила середину плечевой кости, при выходе разворотила мышцы тыльной стороны руки и части спины, повредила некоторые ребра, так, что они долго потом при дыхании щёлкали. Много осколков, как показывает рентген, засели потом в мышцах, так, что их нельзя извлечь, не повредив нервов. <…> Кроме первичной операции в санбате под местным наркозом, я перенес еще три операции, все под общим наркозом. Было мне снова несколько вливаний крови (своя едва не вся вытекла на поле боя). Три раза в жаркое летнее время я изнывал с головы по пояс в гипсе, каждый раз по месяцу. Всё было безрезультатно: раздробленная плечевая кость так и не срослась»

У Анатолия образовался т. н. ложный сустав. 1-го июня 1945 г. он был демобилизован. В феврале 1946 г. он получил вторую группу инвалидности и уже после войны, в 1951 г., был признан негодным к несению воинской обязанности и снят с воинского учета. Впоследствии это ранение периодически напоминало о себе, о чем писал отец Анатолий в 1963 г.: «Долгое время я страдал обострениями хронического остеомиелита, когда рана открывалась, вытекало из неё множество гноя, и потом была такая слабость, что, как говорится, ветром качало. И так было почти ровно через каждые восемь месяцев. Сейчас рана не открывается, но временами, особенно под ненастье, так болит, что не дает спать. Это похоже на больной зуб, но какой-то гигантский. Рука не поднимается, много короче правой, и силы в ней по динамометру четыре килограмма».

После того, как Анатолий несколько окреп, он был переведен из второй в третью группу инвалидности и поступил работать табельщиком на чугунный литейно-механический завод пос. Сынтул Касимовского р-на, где протрудился с августа 1945 г. до января 1946 г., когда по состоянию здоровья был вынужден уволиться. Немного поправившись, Анатолий устроился работать на Касимовский ликёро-водочный завод счетоводом торгового отдела, в каковой должности он состоял до 10 июля 1947 г..

С июля 1947 г. начинается новый ответственный период в жизни Анатолия - начало служения церкви. 21 июля епископ Рязанский Иероним рукополагает Анатолия в сан диакона Вознесенской церкви города Спасска-Рязанского. 7 декабря того же года диакон Анатолий Правдолюбов рукоположен в сан пресвитера той же церкви и сразу назначен настоятелем ее и благочинным Спасского округа. В феврале 1950 г. по собственному прошению отец Анатолий освобождается от обязанности настоятеля с оставлением на должности благочинного на месте второго священника.

С 1950 по 1958 г. следует ряд переводов о. Анатолия с прихода на приход. Сначала его назначают вторым священником в Никольскую церковь Прудской слободы города Михайлова, в июне 1952 г. - на четвертое место в Никольской церкви города Скопина. С 18 ноября 1952 г. по 26 февраля 1953 г. отец Анатолий является благочинным Скопинского округа. В августе 1955 г. его переводят в город Спасск-Рязанский настоятелем Вознесенской церкви и благочинным Спасского округа. 21 июня 1956 г. отец Анатолий был возведен в сан протоиерея.

Все эти годы служения отца Анатолия сопровождались оскорблениями, газетной травлей, очень жестким обхождением. Да и сами эти бесконечные перемещения, сопровождавшиеся неимоверными скорбями и трудностями для семьи, были вызваны тем же - слишком активный священник, слишком много и убедительно проповедует, слишком благоговейно служит.

11 июня 1958 г. протоиерея Анатолия назначают настоятелем Покровской церкви села Маккавеева (рабочий поселок Сынтул). Один старец сказал ему в то время: «Здесь служи, здесь и упокоишься». И отец Анатолий принялся за ревностное возделывание Христовой нивы. Семья поселилась сначала в сторожке, а затем с помощью добрых людей кое-как построили небольшой дом.

В то время сынтульский храм был единственным действующим храмом на весь Касимовский район, а о. Анатолий - единственным священником. Он почти все время проводил в храме: служил, исповедовал, причащал. Кроме этого, в свободное время он сам чистил, красил, чинил что-то в церкви. В этот храм на каждую службу, особенно праздничную, стекалось огромное множество народа со всех близлежащих сел, так как свои церкви там были давно закрыты. Были даже постоянные прихожане из Меленок - деревни на границе с Владимирской областью (это почти 40 км от Сынтула). Поэтому и праздников в сынтульском храме получалось огромное количество: все престольные праздники закрытых храмов служились здесь. А это непременно всенощное бдение с литией и каноном, утром - водосвятный молебен, литургия с проповедью и крестный ход. Количество исповедников и причастников на каждой службе было просто колоссальным. На Пасху народ не помещался в храме и стоял вокруг во дворе. Требы служились постоянно, причем чаще всего нужно было ехать в какое-нибудь село.

Тяжесть пастырского креста усугубляли разного рода нововведения советской власти. Так в 60-х годах вышло постановление, согласно которому священник переставал быть полновластным хозяином церковно-богослужебной жизни, но превращался в наемника, которого брала на работу община. И именно община определяла и указывала священнику, что и как делать. А «община» эта в то время представляла собой абсолютно нецерковного старосту с идейно близкими ему людьми, которые не уставали напоминать отцу Анатолию, что он наемник. Староста регулярно отчитывался перед «высоким» начальством, что и как делает священник. Так однажды на отца Анатолия донесли, что он не имеет богословского образования, поэтому не имеет права говорить проповеди. После этого было постановлено, чтобы впредь протоиерей Анатолий Правдолюбов все свои проповеди перед произнесением носил в поссовет. Только после «богословского освидетельствования» их «компетентными» людьми принималось решение, произносить данную проповедь или нет. Многие подобные явления отягощали жизнь и служение ревностного священника.

Кроме богослужебно-храмовой жизни, которой отец Анатолий в первую очередь отдавал свои силы, он неустанно трудился над тем, чтобы все его семеро детей получили образование, которого он по воле Божией был лишен. После опыта лагерной жизни отец Анатолий считал, что дети не должны пропускать школу, даже в дни церковных праздников, кроме Страстной недели. Церковную жизнь они не выставляли напоказ. Помимо учебы в общеобразовательной и музыкальной школах, дети под его руководством дома занимались на различных музыкальных инструментах, играли квартеты, пели духовные песнопения небольшим хором. Классическая же и духовная музыка звучала в доме постоянно в виде граммофонных записей, которые отец Анатолий специально выписывал по почте. Позже отец Анатолий всех своих детей определил учиться в Москву, и все получили образование, что доставило ему настоящую радость.

Семья Правдолюбовых. 1973 г.

Справа налево: Серафим, будущий протоиерей, фортепиано; Феодор, будущий протоиерей и благочинный 1-го Касимовского округа, фортепиано; Ольга Михайловна, мама, сопрано в церковном хоре; Сергей, будущий протоиерей, 1-я скрипка; протоиерей Анатолий, тенор-виола; Лидия, виолончель; Елена, художница-миниатюрист и реставратор, иконописец; Михаил, будущий протоиерей, 2-я скрипка, Ксения, фортепиано, закончившая теоретический факультет Гнесинского института, отсутствует на фотографии потому, что в этом году вышла замуж и уехала из Сынтула.

Шесть лет спустя: отец с сыновьями. 1979 г. На праздновании 65-летия о. Анатолия

Слева направо: Серафим, иподиакон Рязанского архиепископа Симона; Сергий, диакон Николо-Хамовнического храма г. Москвы; о. Анатолий; Феодор, священник Покровского храма села Маккавеева (пос. Сынтул) Рязанской области; Михаил, диакон Петропавловского храма в Лефортове, г. Москва

В 1967 г. отец Анатолий по благословению своего духовника, ныне покойного отца Иоанна Крестьянкина, начинает регулярно писать дневник. «Пока ты будешь собираться написать что-то великое и солидное - время уйдет. Благословляю тебе писать в дневник все, чем обладаешь и чему научился за всю жизнь твою от общения с богомудрыми пастырями и угодниками Божиими». Но жизнь пастырская мало давала к этому возможностей.

В 1968 г. о. Анатолий занялся гармонизацией древних роспевов для смешанного хора. Эту работу он продолжал до 1972 г. с необычайным вдохновением и трудолюбием.

Однако жизненные испытания прошедших лет и непосильная физическая нагрузка брали свое. 18 октября 1975 г. у о. Анатолия случился обширный инфаркт. По молитвам духовника и всех любящих его священник выжил, но полностью оправиться уже не смог. Как последствие инфаркта появилась сердечная недостаточность, а от нее стали страдать ноги, которые и так болели от постоянного многочасового стояния. О страданиях в последние четыре года знал только он и отчасти его близкие. Но о. Анатолий не упал духом. После болезни еще активнее взялся за написание дневника.

В августе 1980 г. о. Анатолий слег совсем, началась его подготовка к смерти. Он вспоминал всю свою жизнь, постоянно исповедовался и причащался. В январе 1981 г. он чудом встал и повенчал своего сына Серафима, после чего больше уже не вставал.

16 февраля 1981 г., когда сидевшая с ним дочь ненадолго вышла, отец Анатолий тихо отошел ко Господу. Вернувшись, она увидела своего отца, стоящего на коленях со склоненной на стул головой, замершего в поклоне перед иконами.

Отца Анатолия отпевали в Покровской церкви с. Маккавеева при огромном стечении народа. Похоронен он за алтарем этой же Церкви. Память об этом удивительном человеке жива в сердцах многих, имевших счастье хотя бы раз слышать слово доброго, светлого и жизнелюбивого пастыря Христова.

Наследие отца Анатолия весьма внушительно. Он записал множество проповедей, домашних бесед, воспоминаний.

В своих воспоминаниях о. Анатолий с удивительной теплотой и благодарностью Богу пишет обо всем пережитом: «Я всегда умилялся той «академией», через которую Господь меня провел. Тут, кроме богословия (к которому я, увы, с молодости не очень прилежал), были и изящные поэты, и музыка, и сначала вынужденное, а потом и сердцем принятое мое шестилетнее служение псаломщиком, и любительское регентство, и пятилетнее пребывание с убийцами и ворами всех рангов, и почти четырехлетнее пребывание на фронте и в госпиталях во время войны, и обучение медицине в объеме почти фельдшерской школы, и преуспеяние в формовке пищеварных котлов и колесной втулки, а попутно подробное ознакомление мое с рабочими, некое вливание в рабочую массу, и годы канцелярской работы с заниманием должности помощника бухгалтера, и даже, отчасти, огородное дело, которому нас обучали в лагере, - все это дало свое приращение, все это пошло в ту евангельскую сокровищницу, из которой можно выносить и старое, и новое. Все при добрых чувствах к пастырскому делу пойдет там или здесь, рано или поздно, в пользу».

Статья Ксении Нефедовой из журнала «Музыкальная академия» №2-1999, «Протоиерей Анатолий Правдолюбов: Литургия и проповедь - дороже для меня ничего нет».
Протоиерей Анатолий Правдолюбов. Моя летопись. Раннее детство.
Автобиография. Рукопись из архива Л. А. Правдолюбовой.

В роду протоиерея Сергия Правдолюбова одиннадцать святых. Все они прославлены в сонме новомучеников и исповедников Российских. Прадед отца Сергия, священномученик Анатолий Правдолюбов, был расстрелян в 1937 году. Дед, священноисповедник Сергий Правдолюбов, испытан лагерем особого назначения на Соловках. Братья деда - священномученик Николай и мученик Владимир Правдолюбовы - тоже расстреляны, как и дед по матери, священномученик Михаил Дмитрев (1937). И если Русская Церковь сильна молитвами своих святых, то отец Сергий ощущает это самым непосредственным образом. Слушая отца Сергия, понимаешь: родство со святыми учит не чувству собственной необыкновенности, нет, напротив: смирению, сознанию собственного недостоинства... и еще - радости. Радости от того, что и ты, недостойный, принадлежишь к Церкви, породившей стольких святых. И это, может быть, главный урок, извлекаемый из встречи с протоиереем Сергием Правдолюбовым.

Протоиерей Сергий Правдолюбов родился в 1950 году в городе Спасске Рязанской области в семье священника Анатолия Правдолюбова. После школы учился в Гнесинском музыкально-педагогическом училище, служил в армии. Затем поступил в 3 класс Духовной семинарии. В 1974-1978 годах учился в Московской Духовной Академии, защитил кандидатскую диссертацию по библеистике, служил иподиаконом у Патриарха Пимена. С 1978 по 1989 год служил диаконом и протодиаконом в Никольском храме в Хамовниках. В 1989 году защитил магистерскую диссертацию по византийской гимнографии, получил степень магистра богословия. 13 августа 1989 года рукоположен во иерея, служил в Никольской Церкви села Ржавки в Зеленограде. С ноября 1990 года - настоятель храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве. Профессор Московской Духовной Академии и Свято-Тихоновского Богословского университета. Член Синодальной богослужебной комиссии, член Союза писателей России.

Отец Сергий, Вы выросли в семье священника, более того, в священническом роду - означает ли это, что Вас и Ваших братьев с детства готовили к принятию священного сана?

Отец очень хотел, чтобы мы были священниками. И молился об этом перед Престолом на каждой Литургии. В самый ответственный ее момент, когда совершал поклон перед только освященными Святыми Дарами, он шептал: «Прошу, чтоб мои дети были священниками». По молитвам отца это и получилось - все мы, четверо братьев, стали священниками. Двое младших уже митрофорные протоиереи: Феодор и Серафим.

Отец очень мудро поступал: он не навязывал нам ничего, не требовал от нас знания Закона Божиего, Библии - чтоб не отбить нам охоту к этой теме. Но зато в нашем детстве было главное, то, без чего жить нельзя: участие в богослужении. Мы ходили в школу, конечно, и в обычную, и в музыкальную, и у нас не так много времени оставалось на храм, но мы бывали в храме каждую субботу, каждое воскресенье, а когда начинался пост, начиналась первая седмица поста, а потом и Страстная седмица и Пасхальная - мы были только в храме. И была полнота жизни такая, что переживаемые богослужения действовали лучше всяких воспитательных средств. У отца был настоящий литургический талант, он воспринял это от своих предков и от тех святых людей, которых он видел на Соловках, которые и там служили Литургию. Таких литургических дарований, какое было у моего отца, я мало встречал в жизни, очень мало. И его богослужение в храме - это было лучшее воспитание.

- А мама? Что она Вам дала?

Молились вечером и утром мы, конечно, с мамой. Моя мама - дочь священномученика Михаила Дмитрева, служившего в Селищах Касимовского района Рязанской области и расстрелянного в 37-м году в Рязани. Она была очень живая, горячая душой и очень любила мучеников; когда рассказывала, как арестовывали ее отца, - неудержимо плакала. Эти слезы - они на меня воздействовали больше всего. И я с детства полюбил мучеников за их героические страдания, за смерть, за свидетельство о Боге. И поэтому всю жизнь остаюсь именно вот таким, «мучениколюбцем», мама заронила это в меня.

Отца Михаила, деда своего, я всегда ощущал органично. Я понимал и чувствовал его как личность. Остался его дом в Селищах, мы туда ходили из Касимова иногда в гости пешком - семь километров. Видели всю эту обстановку, дом, храм, в котором он служил. У нас не было преград, которые мешали бы понять этого человека как личность.

Другое дело - дед по отцовской линии, священноисповедник Сергий Правдолюбов. Я его почти не застал, я родился 1 ноября, а 18 декабря дедушка Сергий умер. Он успел послать телеграмму: «Благодарю Вас за Сергея!» Я в честь него и назван.

Я всю жизнь стараюсь его понять - кто он такой, как он молился, как он служил, и это для меня очень долгий и тяжелый труд - понять деда. По словам моего отца, дед был таким мощным стержнем, столпом, который держал своей молитвой и своей силой всех окружающих людей, и в лагере на Соловках, и потом, в обычной жизни. Он не был жестким и волевым человеком по природе, но он видел, как люди колеблются, как им трудно, страшно - и потому так строго держал себя всегда и был той самой опорой, на которой все утверждались духом, молитвой. Я читал его и творения, и некоторые проповеди, и следственное дело его прочитал, а оно очень хорошо помогает понять, кто такой отец Сергий. Но все равно преграда есть между нами, я чувствую эту преграду - потому что он высокого уровня человек.

Ваш отец протоиерей Анатолий Правдолюбов был в заключении в Соловецком лагере особого назначения вместе со своим отцом (Вашим дедом) и дядей с 1935 по 1937 год, и затем в Медвежьегорсклаге с 1938 по 1940 год. Он рассказывал о людях, с которыми вместе был на Соловках? Чем стали для него годы заключения? Вы чувствовали это, когда росли рядом с ним?

К собственному страданию отец относился очень спокойно. Молча, терпеливо нес крест, который Бог ему дал. Мучениками считал других. Рассказывал о женщине из нашего Касимова, она была старостой в Казанском монастыре, Вера Николаевна Самсонова, она умерла там, на Соловках за две недели до освобождения: «Вот она сподоблена, она - мученица». Она прославлена в сонме новомучеников теперь. Но по отношению к нам, детям, как мне кажется сейчас, он немного скорбел, потому что видел, что мы недопонимаем всю силу и всю тяжесть того подвига, который понесли эти люди. Отец говорил нам с тоской: «А вы помните, как было в Древней Церкви? Стать мучеником, умереть за веру - это было счастье, такого человека все почитали. А если человек остался жив после мучений - это был такой авторитет, его все спрашивали, как поступать в жизни, что делать, и эти исповедники даже злоупотребляли иногда своим авторитетом и превышали свою власть исповедничества». Когда святой - близкий тебе человек, ты можешь просто в упор не видеть, что он святой. Племянница отца Михаила Дмитрева как-то сказала: «Как? Дядя Миша святой? Да что вы мне говорите? Он - дядя Миша!» Это так удивительно и это так замечательно.

Икона «Собор семи мучеников Маккавеевских ХХ века». Происходящих из села Маккавеева Рязанской области новомучеников - семь, как и ветхозаветных мучеников Маккавейских. Первый ряд слева направо: священномученик Александр Туберовский, профессор МДА, магистр богословия; над ним священноисповедник Александр Орлов, соловецкий узник, духовник святой блаженной Матроны Анемнясевской. Второй слева в нижнем ряду - священномученик Михаил Дмитрев. Над ним - мученик Владимир Правдолюбов. Далее в нижнем ряду - священномученик Анатолий Правдолюбов и священноисповедник Сергий Правдолюбов. Над последним - его брат, священномученик Николай Правдолюбов

- Оба Ваших деда - святые... Должно же у Вас быть какое-то особое чувство - что Вы их внук.

До прославления отца Михаила у меня было такое нехорошее чувство: вот, я его внук, и это как бы авторитетно для меня. А когда совершилось прославление, я поехал в храм, в котором отец Михаил служил, мы с моими братьями совершили Божественную литургию, и я, обратившись к народу, объявил: священномученик Михаил, настоятель вашего храма, к которому ходили ваши отцы и деды, прославлен во святых, и теперь это ваш святой, который знает всех вас и всех, которые были тогда еще маленькими детьми, за всех вас молится. И люди это так восприняли! И получился, знаете, какой интересный духовный эффект: они все ему дети, потому что духовные дети ближе, чем родные внуки. Я почувствовал сразу собственное отдаление. Он - святой, они его духовные дети или дети детей, а внук - это дальний родственник, то есть нечем хвалиться! Какой-то внук!

Я помню одного молодого человека в Рязани, он после прославления своего деда встал на колени посреди храма и спрашивает: «Как мне теперь жить, как мне теперь жить? Он же святой! Как мне теперь жить?». Я ему говорю: «Как хочешь, так и живи. Только чтобы не было потом стыдно перед дедом».

Если мой дед святой - что это дает лично мне, какие преимущества? Если я грешу, если я в Бога не верю или мало верю, если мало молюсь, что он может сделать? Он может обо мне походатайствовать, но не больше! Здесь нет прямой связи: если он - святой, то мы все спаслись. Далеко не так!

- Батюшка, кто стал для Вас ориентиром в выборе пути, в священническом служении?

Отец! В первую очередь, конечно, отец. А потом - отец Иоанн Крестьянкин. Милостью Божией он был назначен в город Касимов настоятелем, это случилось в 1966 году, когда мне было шестнадцать лет. И он целый год служил, и мы были вокруг него! И вся жизнь наша прошла вокруг него! По всем жизненным вопросам вся наша семья ездила за благословением к отцу Иоанну. И это такая милость Божия, которую вообще трудно себе представить! Мой отец его чтил с таким благоговением, как к святителю Николаю относился к отцу Иоанну. Папа лучше нас понимал, кто такой отец Иоанн Крестьянкин, потому что прошел через лагерь, как и отец Иоанн. Они ведь были почти ровесники. Это отношение моего отца к отцу Иоанну очень большую давало силу, очень большую духовную поддержку и, конечно, ориентир.

Но что касается выбора... Я практически не выбирал. Куда меня влекло, туда я и шел. Если бы меня завлекло в какое-то другое дело, а не в священство, я бы туда пошел и даже отца бы не послушал. Я искал то место, где я могу получить наиболее полное приближение к Богу и реализацию всех своих возможных сил. Я узнавал, где самая суть. Где я найду суть, тем я и буду заниматься. Нашел бы в музыке, стал бы музыкантом. Но я не нашел в музыке, я нашел потолок в музыке, четкий, ощутимый потолок. В поэзии то же самое, и в философии то же самое, еще до семинарии я много прочитал философских трудов и никакого ответа и удовлетворения не находил. И только в священстве, только в богослужении, только в молитве, опытным путем нашел ответ.

- Но музыке Вы все-таки отдали должное...

Это шло от отца. Его дарование и любовь к музыке не реализовались, он поступал в музыкальное училище в Москве, но как сын священника не был принят, а вскоре после этого его забрали в лагерь на Соловки. Но он любил слушать музыку часами, мог играть на фисгармонии, на пианино, на виолончели, без устали импровизировать. Он много сил положил на гармонизацию знаменного распева, который он считал приемлемым для современного богослужения, но не в классическом, монотонном и унисонном пении, а в более привычной гармонизации. И этот труд он всю жизнь совершал, у него несколько томов нот хранилось. Мы все занимались музыкой. У нас образовался семейный струнный квартет, по четвергам мы обязаны были собираться и играть. Мы играем на горке, катаемся на санках, на лыжах, мама выходит: «Ребята, вам квартет пора уже играть! Отец ждет!» Так не хотелось! Но зато какое мы удовольствие получали от этого музицирования! Мы же пели в Церкви на клиросе, и в музыкальной школе учились, и дома играли квартет. Лучшее музыкальное воспитание трудно себе представить. В доме очень много было пластинок, музыку классическую слушали с большим удовольствием. Кстати, во время постов нам запрещалось слушать музыку. Поэтому, мы первым делом, только разговевшись, сразу с братьями бежали к своим пластинкам. Очень Шаляпина любили, и из «Бориса Годунова» сцены очень мощные, и симфонии.

Вы были иподиаконом у Патриарха Пимена, потом, долгое время, диаконом на приходе в Хамовниках... А почему Вас так долго не рукополагали во иереи?

Мне никто не объяснял, почему. Это было так тоскливо, мучительно, очень мучительно... Я дважды хотел уехать из Москвы, куда-нибудь подальше, и там рукоположиться в священники, но отец Иоанн запретил мне уезжать: «Терпи». Ларчик открывался крайне просто: все мои ближайшие родственники были государственные преступники, это такой букет, с которым в Москве не рукополагали. Проверялась вся родословная. Понимаете, какая ужасающая вещь: я все эти годы не был рукоположен не по какому-то другому поводу, а из-за мучеников...

Но так замечательно, что Вы - доцент МДА, магистр богословия, профессор и завкафедрой ПСТГУ - стали настоятелем храма в ТроицеГоленищево, который был древней Патриаршей резиденцией, где подвизался святитель Киприан, и что Вы тоже человек науки...

То, что меня поставили настоятелем в Троице-Голенищево - это тоже чудо, одно из многих в моей жизни. Вы правильно сказали, у меня всегда была такая жажда учиться, невероятная жажда, я мог три ночи не спать - книги читать, не отрываясь. Когда человека невозможно остановить, это есть то, что ему надо. Меня нельзя было остановить, я очень хотел учиться. То, что я так долго был диаконом, сослужило добрую службу. Диакон свободнее, чем священник, у него больше свободного времени. Он после службы может бежать к рукописям, в Румянцевскую библиотеку, в Центральный Государственный Архив древних актов. И этого научного пыла на десять лет у меня хватило, чтобы написать вторую диссертацию и ее защитить. Выбрать между богослужением и научной деятельностью я не мог. Стоило мне позаниматься восемь часов подряд, у меня начинался протест. Чтобы я как книжный червь сидел столько с книгами и больше ничем не занимался? Не хочу, никогда больше не пойду в эту библиотеку! А потом снова надо, снова туда бегу. Заниматься только одной наукой - это не жизнь, это ужасно. Только служить?.. Нет - хочется чего-то еще, и наука требует своего. Брат моего деда Владимир , мученик, он же Киевскую Духовную Академию закончил, и дедушка Сергий тоже. У Владимира был замечательный писательский дар, он издавал книги, писал и научные работы, преподавал, значит, и у меня какие-то гены есть. Когда занимаешься многим, получаешь удовлетворение. Надо быть просто Богу благодарным за то, что, во-первых, я хотел получить академическое образование - получил, хотел защитить диссертацию - защитил, хотел преподавать - напреподавался, преподавал много лет и в Академии, и в институте, преподавал литургику, византийскую гимнографию, русское литургическое творчество, святоотеческие чтения, практическое руководство для пастырей, каноническое право... У меня были такие открытия научные, что я прямо подпрыгивал в метро от радости: «Ой, как хорошо, что преподобный Андрей Критский сам писал ирмосы, а не кто-то другой после него, как некоторые ученые думали!» Люди пугались - человек больной. А это просто открытие.

В своих проповедях, статьях, трудах Вы очень большое внимание уделяете духовной жизни, подлинной молитве, «горячему, неравнодушному к Богу сердцу». Как сердце в себе возгревать?

Это такой процесс, он или есть, или его нет. А как его возгревать? Один священномученик с Соловков написал своим детям прекрасные слова: «Дети мои! Прошу вас! Ходите перед Богом!». Это из Библии - Енох был праведным и ходил перед Богом. Бог его взял на небо живым. Больше, после этого уже ничего не скажешь. Все этим словом сказано, так писал священномученик. Ходить перед Богом, в присутствии Бога, не забывать Его, молиться Ему, иметь с Ним общение, скорбеть о своих грехах - жить перед Богом! А что еще другое? По-другому не может быть. Или я обманываю людей, или я хочу для себя личного комфорта, удобства и прочего в этой жизни - и для меня это важнее всего, или надо поступать, как ты говоришь! Ты читаешь Евангелие - ты должен это выполнять, по-другому никак. Это традиция всех русских людей, всех без исключения, одних больше, других меньше.

Я хочу сказать, что человек должен додумать все до конца, додумать! У меня были хорошие преподаватели в духовной Академии и семинарии, которые мне очень много дали, и книги, которые мне удалось прочесть, они учили додумывать до конца, буквально насквозь пробивать до логического завершения, и на этом не останавливаться! По-другому быть не может. Или ты тогда будешь обманщик, или ты будешь лентяй, или, вообще, зачем ты живешь?

Я не вижу здесь какой-то трудности. Это обычно. Я очень боялся отвратить от Церкви своих детей, насильно заставляя их делать часто совершенно непомерные вещи.

- В своих выступлениях и публикациях Вы поднимаете очень серьезные вопросы церковной жизни. Насколько трудно в наше время отстаивать истину?

Во все времена истину было отстаивать трудно. Уверяю вас, в любые времена! Возьмите любую эпоху, любого святого, любого человека. Отец Сергий, дед мой, был великолепным оратором, который мог такие диспуты устраивать и так убеждать людей в православной вере, беседуя с безбожниками! Это у него получалось совершенно блестяще! И у отца Анатолия тоже был прекрасный проповеднический дар. У меня намного скромнее, и ничего не сделаешь. Однако Бог даровал мне, совсем не по моему желанию, защищать православную веру! Это не я сам захотел! Это настолько важно и необходимо для Церкви сейчас! Я полюбил наш Никео-Цареградский Символ веры , я понял ценность каждого слова, до слез! Когда веры у людей не хватает, тогда они и начинают веру искажать - какой это ужас! Спасительный якорь для нас - Символ веры ! Это такое оружие, поразительное! Бог даровал мне поучаствовать в маленькой степени (кто я такой! я ничтожно малый человек), но, тем не менее, в защите Православия - это святое, это настолько высоко! Настолько, что никто не может пожелать выше того, чтобы защитить Господа Иисуса Христа и Пресвятую Богородицу в правильном почитании. Ты ощущаешь, что ты не зря жил - это надо было! Дедушка мой диспутировал с неверующими, отец выступал против бывшего профессора Ленинградской Духовной Академии Александра Осипова, который отрекся от Христа. А я, грешный, вошел в их труд, я тоже продолжил дело защиты Православия не по своей инициативе, а по благословению священноначалия. Господи, слава Тебе! Чего же можно большего желать!

- У Вас два сына, близнецы: Вы молились за них, чтобы они стали священниками?

А как же! Без конца, неотрывно! Сейчас воспитать детей очень трудно, а без молитвы - просто невозможно. Владимир уже диакон, Анатолий старше его на 10 минут, он тоже должен рукоположиться.

- Расскажите, как проходило обретение мощей, прославление Ваших родных?

Любовь к мученикам, она меня подвигнула проявить колоссальную энергию! Преодолеть все препятствия! И в общей сложности я прочел шесть или семь томов следственных дел, связанных непосредственно с моими родными: отцом , дедом , братом деда и прадедом , дедом по маминой линии. Несмотря на препоны, я сумел сохранить те места следственных дел, которые имеют отношение к «активным церковникам», как называли этих людей в те годы. Что может быть лучше для прославления - активный церковник! Мне удалось милостью Божией всех людей, включенных в эти дела, всех, каких было возможно, представить к прославлению. Всего 32 человека. Моих родственников было всего 11 человек, а всех рязанских святых - 32. То есть я выкопал из каждого дела все возможное для прославления.

И еще хочу сказать о своем большом впечатлении. Я люблю дедов, почитаю их, да, они - мои родные - пострадали. Но когда я стал читать про простых людей!.. Это было в Погосте Рязанской области около Касимова. Простая женщина, крестьянка, может быть, даже колхозница. Ее арестовали только за то, что, когда забирали священников, она сказала: «А батюшки ни в чем не виноваты, зачем вы их арестовываете?» Ее сразу взяли и с батюшками вместе в «воронок» - раз! Вы понимаете, эта женщина, посидев день-два, могла бы сказать: «Я неосторожно сказала, я не такая верующая, я отказываюсь от этого, я в Бога не верю, крест снимаю, отпустите меня, я - советский человек, колхозница». И ее бы отпустили. Но она пошла до смерти, до конца. Ее расстреляли вместе с батюшками, она сейчас прославленная святая: Фекла Макушева. Стойкость, вера, мужество этих простых крестьян восхищают больше, чем традиционная священническая. Священники, они просто обязаны быть стойкими и верными Христу даже до смерти.

Пришли арестовывать плотника в Клетинскую верфь, где строят баржи. Средь бела дня - арестовывать мужика, который был мощным, сильным, владел топором. Звали его Петр Гришин. Как себя повел этот человек, по свидетельству очевидцев, я это сравниваю только с апостолами! Ему сказали: «Тебя вызывают». Он взял спокойно топор - стук! - в бревно его вонзил, как делают плотники, когда уходят на перекур, и пошел спокойно. «Оставил сети, оставил лодку, оставил отца»... и семейных своих (ср.: Мф. 4, 22; Мк. 1, 18, 20; Лк. 5, 11) - его позвал Господь! На страдание он пошел. Вот! Некоторые батюшки так не могут, а он смог! Простой плотник! Вот это меня восхищает!

Устюхина Александра, святая мученица, староста церковная. Громаднейший собор в Гусь-Железном находится. Приехала комиссия закрывать храм, вызывают ее - старосту: давайте ключи. Она: «Ни за что!» И - выпрыгнула в окно и убежала в лес! Они постояли-постояли и уехали. Потом приехали и арестовали ее на три месяца за самоуправство, потому что она ключи так и не отдала. Три месяца в городской тюрьме просидела. Потом ее обратно вернули, а в 37-м году взяли и расстреляли. Надо икону написать - эта староста Александра Устюхина должна изображаться в одеянии мученическом, в одной руке крест, а в другой большие ключи от храма, а за ней соборище огромный!

- Вы ведь составляете службы, тропари новомученикам...

Я являюсь членом Синодальной богослужебной комиссии. Недавно издана Минея общая, в которой службы всем чинам новомучеников, мы этим занимались почти пять лет, эта книга - результат наших трудов. Всем новомученикам уже написаны общие службы - у них другая специфика, чем у древних мучеников. После моего преподавания мне предложили участвовать в этой комиссии, и отец Иоанн Крестьянкин еще был жив, и он благословил! Это последнее благословение перед его смертью, поэтому я им очень дорожу.

- Как Вы смогли составить житие блаженной Матроны Анемнясевской? О ней ведь почти никто ничего не знал.

Я его не составлял. Житие Матроны Анемнясевской составил брат моего деда, Владимир Анатольевич, он за это и был арестован. Написанное им житие Матроны было положено во второй том его уголовного дела как вещественное доказательство. И мне его отдали, я не просил. Как будто бы из рук самой Матроны! И, конечно, я был должен довести этот труд до конца. Я перепечатал житие на компьютере. Вместе с художником, он в Храме Христа Спасителя трудился, выбрали иконографию и написали образ. Составили службу, акафист написала наша прихожанка, и общими усилиями в 1999 году в городе Касимове произошло прославление местной святой . Она умерла в Москве, будучи заключенной Бутырской тюрьмы, в больнице, там был дом хроников. Есть твердое предание, что кто-то ее выпросил или выкупил за деньги, и чуть ли не на Даниловском кладбище ее похоронили. Там же, где и Матрона Московская была похоронена. Искать захоронение, чтоб обрести мощи?.. Я не раз присутствовал при обретении мощей. Вы знаете, когда человек лежит в земле, это настолько правильно, от Бога! «Земля, и в землю отыдеши». А когда тебя вынимают, это уже сфера действия людей. В земле гораздо спокойней лежать.

- Но мощи Вашего деда, священноисповедника Сергия Правдолюбова, все же обретены - как это произошло?

После прославления отца Сергия мы обратились с письмом к Святейшему Патриарху Алексию II, предварительно взяв благословение у митрополита Воронежского и Липецкого Мефодия - в его епархию входил тогда город Лебедянь, где дед был похоронен, и у митрополита Рязанского Симона. Патриарх, видя, что два митрополита благословили, дал благословение нам поднимать мощи. Составили комиссию, назначили день, археолога церковного взяли, пригласили Сергея Алексеевича Беляева, который поднимал мощи многих святых, в том числе и Патриарха Тихона. Помолились, благословились и начали трудиться. Это была тяжелая, физически мощная работа, трудились молодые люди, мои сыновья Анатолий и Владимир, тогда еще студенты, мой племянник, отца Феодора сын, Леша, отец Михаил, муж моей дочки Анны, и еще было много студентов, и люди в возрасте, и батюшки были, молились, читали Евангелие целый день. Потом обрели, зажгли свечи, смотрим: внизу лежит воин, мученик - как на фреске. Мы не успели его поднять в один день, уже темно стало. Мы всю ночь молились, свечи жгли, по очереди там дежурили и на рассвете решили закончить. Конечно, все были переутомлены, не спали, но был такой духовный подъем, что не стали работу откладывать. И около семи утра снова полезли внутрь раскопа и стали поднимать. Подложили туда лист железа, чтобы не потерять, не рассыпать, стали медленно подводить, и когда уже почти полностью подвели - удивительная вещь - на горе, в соборе, расстояние почти километр, на колокольне ударили в колокол. Это совпадение просто поразительное - мы стали поднимать, и колокольный трезвон! Мы вложили святые мощи в гробницу, внесли в храм, отслужили краткий молебен, потом стали готовить к перевозке. И вот тут-то надо было выспаться, пускай бы в храме эта гробница постояла, а мы бы поспали, но такой был подъем! Мы ехали весь день, потом на закате - небо пылало, багровое было, яркое, прямо как мученическое. А в машине было так тесно, нельзя было никого посадить, только святые мощи. И я понял, что засыпаю, что сейчас рассыплю все и сам разобьюсь. Тогда я в полный голос стал служить молебен и так с молитвой ехал! Надо было проехать 400 км, ехали долго, уже стемнело. Мы договорились, чтобы нас встречали в селе Маккавееве у Касимова, чтобы там готовить святые мощи к прославлению. Ехать оставалось мало, мы созвонились, говорим: «Мы подъезжаем, готовьте храм!» Интересно, что отец Сергий в этом селе родился, и мы привезли сюда его мощи. Мы подъезжаем в темноте к храму, никто в колокола звонить не стал, потому что было уже поздно, люди бы встревожились, но я въехал на улицу и стал переключать фары - дальний свет, ближний, аварийный, в общем, иллюминацию устроил, чтобы люди понимали, что мощи везут! Подъезжаем, там нас встречают батюшки, народ стоит, стали мощи выносить. Это было ровно десять лет назад. И случилось такое чудо! Когда открыли заднюю дверцу машины, волна пошла благоухания, и весь храм, когда внесли мощи,- там такой храм громадный деревянный - наполнился ароматом! А потом благоухание прекратилось. Это очень похоже на прославление преподобного Серафима Саровского, там тоже был такой аромат. А потом я наткнулся случайно на «Повесть временных лет», обретение мощей преподобного Феодосия Печерского, я был поражен, так похоже - в момент подъема тоже ударило «било монастырское». Тысяча лет прошла, и в начале Руси, и сейчас - удивительно похоже! То есть такая связь святых людей! Преемство идет от XII до XXI века, это поразительно, церковное единство!

- Батюшка, какое событие в Вашей жизни стало настоящей радостью для Вас?

Много было!!! Прославление, конечно! Главным образом - прославление сонма новомучеников и исповедников Российских в Храме Христа Спасителя в 2000 году, это было событие совершенно невероятное! А в нашем храме самое сильное событие, которое ни с чем не может сравниться, - это когда мы впервые вошли в поруганный храм - в склад Гостелерадио - освободили престол, веником я его почистил, каменный престол веником, там была грязь - мы зажгли свечу и поставили ее на престол - вот это было событие! Торжество Православия!

Когда рукоположили, это тоже было поразительно... Мне на жизнь жаловаться нельзя! Я родился в 1950 году, сколько лет жил при советской власти, и никто меня не тронул, никто меня никуда не забирал. Трудности были, конечно, но при этом я оставался жив, в тепле, в благополучии.

- А когда было очень трудно? Были такие моменты?

Трудностей было всегда очень много, и даже болезни, было и очень тяжело, но это как-то забывается. Главным образом, вот такие замечательные вещи, которые Бог дал ощутить: прославить святых, мощи обрести, защищать Православие, служить священником, проповедовать, преподавать - а что еще надо? В жизни больше ничего и не надо! Полнота жизни! Общение с Богом, молитва Богу, говорение о святом, о насущном - вот это и составляет очень большую жизненную радость!

Беседовала Анна Афанасьева

Фото из семейного архива протоиерея Сергия Правдолюбова

Журнал «Православие и современность» № 21 (37)

Владимир Анатольевич Правдолюбов, мученик, расстрелян 4 октября 1937 г. Прославлен в 2000 г. Память 21 сентября / 4 октября.