Ереси и секты первых трех веков христианства. Раннехристианские ереси

Кандидат исторических наук Ирина Карацуба в интервью «Ленте.ру» рассказывает о том, как торговля церковными чинами в XIV веке помогла возвышению Москвы, как «жидовствующий» московский дьяк написал повесть о Дракуле и как русские еретики положили начало диссидентским традициям в России.

Ирина Владимировна, существует версия, что христианство было широко распространено на Руси задолго до ее официального крещения в 988 году, и что якобы первыми русскими христианами были именно еретики — ариане и несториане. Так ли это?

: Одна из самых главным проблем российской историографии, особенно древнего периода, — крайняя скудость источников. Этим наша ситуация кардинально отличается, например, от Западной Европы, где сохранилось множество средневековых документов. А у нас только за один XVII век в Московском Кремле было семь крупных пожаров, когда выгорало делопроизводство московских приказов, и не только. А от домонгольского периода русской истории сохранилось настолько мало источников, что имеет право на существование практически любая интерпретация событий того времени. В любом случае ясно, что, например, летописная дата крещения Руси, которую вы упомянули, условная.

Это почему?

Потому что она не основывается на каких-либо документах, а только на хронологических выкладках автора древнейшей нашей летописи — Повести временных лет. Это могло быть на самом деле годом раньше или годом позже — у разных историков на сей счет существуют разные версии.

Кстати, сам князь Владимир где крестился? В Киеве или в Корсуни?

Тут та же ситуация. Очень плохо с источниками. Самый корректный ответ на этот вопрос — науке это неизвестно и вряд ли когда-нибудь будет известно. Скажу лишь, что из всех существующих вариантов версия крещения в Корсуни самая маловероятная, скорее всего, наверное, это произошло в Киеве или под Киевом, в Василеве.

Слово «ересь» в современном русском языке имеет однозначно негативный оттенок. Под ересью подразумевается всякий вздор .

Конечно. Употребление этого слова в сугубо отрицательном значении пришло из церковной среды. Нынешняя Московская Патриархия нередко все, что ей не нравится, называет ересью. На самом деле, ересь — это отклонение от официальной церковной доктрины, ее идеологии и философии.

Но тут не все просто. В Первом послании к Коринфянам святого апостола Павла есть такие слова: «ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». Но «ересь» в переводе с греческого — это «другое учение», «другое мнение». Получается, ересь и есть то самое разномыслие, о полезности которого пишет апостол Павел. Само христианство зародилось как ересь внутри иудаизма. Многие ереси возникли на отрицании не только некоторых догматов, но и определенных церковных практик.

Давайте возьмем русские средневековые ереси. Какие у них были претензии к православной церкви?

Если говорить о первом крупном еретическом движении на Руси — стригольниках, которые появились сначала в Пскове, затем в Новгороде в XIV веке, то они обличали повсеместное распространение симонии.

Что это такое?

Это «поставление пастырей по мзде» — продажа и покупка духовных званий и должностей. Несмотря на то, что симония неоднократно запрещалась еще первыми Вселенскими соборами, в то время и в католической, и в православной церкви она была обычным явлением. Кстати, именно проблема симонии косвенным образом способствовала возвышению Москвы.

Каким же образом?

Митрополит Киевский и всея Руси Петр в последние годы своей жизни переехал из Владимира в Москву и поддержал князя Ивана Калиту в его противостоянии с тверским князем Александром Михайловичем. Это во многом предопределило исход борьбы Москвы и Твери за главенство в Северо-Восточной Руси. Но почему он принял такое решение? Да потому что за четырнадцать лет до этого, при назначении его митрополитом, разгорелся громкий скандал. В Твери была своя кандидатура на это место, поэтому в Переяславле состоялся собор, на котором тверской князь и духовенство обвинило Петра в симонии. И только заступничество московского князя Юрия Даниловича, брата Ивана Калиты, спасло владыку от позора и смещения с кафедры. Так митрополит стал союзником Москвы.

Давайте вернемся к стригольникам. Что означает это слово?

Почти все, что мы знаем о них, известно из церковных документов, в которых стригольники яростно обличались. Поэтому судить по ним о сути этого религиозного течения очень сложно.

То же касается и названия. На этот счет существует несколько версий: то ли от рода деятельности одного из идеологов движения цирюльника Карпа, то ли от заимствованного у католиков обычая выстригать на макушке тонзуру. Опять же, нет точных источников, чтобы однозначно ответить на этот вопрос.

Движение стригольников справедливо называли «ересью»?

В общем, да. Они решительно критиковали и отвергали многие церковные догматы, например, о Пресвятой Троице и божественности Христа. Стригольники обличали пороки и язвы православной церкви. Более того, они поставили вопрос о целесообразности института священства в церкви. При этом они ссылались на Евангелие от Матфея, где прямо говорится: «не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель - Христос, все же вы - братья. И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник — Христос».

Расскажите про ересь жидовствующих, которая появилась в Новгороде в следующем столетии. Откуда такое неполиткорректное по нынешним временам название?

В научной литературе их чаще называют «московско-новгородской ересью антитринитариев», потому что они тоже отрицали Пресвятую Троицу (лат. Trinitas —прим. «Ленты.ру»). Они отвергали божественную ипостась Христа и многие другие догматы. Антитринитарии обращались ко многим ветхозаветным традициям, поэтому противники обвиняли их в вероотступничестве и переходе в иудаизм. Отсюда и более известное название этой ереси — «жидовствующие».


Имелись ли различия между стригольниками и «жидовствующими» по социальному статусу?

Да, имелись. Идеи стригольников были популярны в основном среди простолюдинов, в лучшем случае их последователи могли быть дьяками или священниками отдаленных псковских и новгородских приходов.

Ересь «жидовствующих» была более элитарным движением. После переезда их лидеров из Новгорода в Москву она проникает на великокняжеский двор. В Москве «жидовствующие» активно включились в политическую борьбу между различными боярскими группировками. Шли последние годы правления Ивана III, и решался вопрос, кто станет его наследником — внук Дмитрий, который еще при жизни деда и вместе с ним был венчан на царство, или сын от Софьи Палеолог Василий. В итоге, как известно, победил Василий, а Дмитрий со своей матерью Еленой Волошанкой были брошены в темницу, где затем и погибли.

Елена Волошанка, дочь молдавского господаря, как раз и была активным участником придворного кружка «жидовствующих», который возглавлял думный дьяк Федор Курицын. Он, кстати, был одним из образованнейших людей Московского государства. Его перу принадлежит очень загадочное «Лаодикийское послание», о смысле которого до сих пор идут споры. Курицын написал одно из первых произведений русской беллетристики — «Сказание о Дракуле».

О Дракуле?

Да, о том самом Дракуле, о валашском господаре Владе Цепеше, который под его пером предстает «зломудрым» правителем.

Другим видным «жидовствующим» был митрополит Зосима. Он примечателен тем, что примерно за двадцать лет до псковского старца Филофея с его идеей Москвы как третьего Рима в предисловии к своему «Изложению Пасхалии» сформулировал, что именно Москва должна быть новым «градом Константиновым», то есть Константинополем. Поэтому «жидовствующие» были выдающимися интеллектуалами своего времени. Стригольники, конечно, на их фоне смотрелись попроще.


То, что крупнейшие ереси в русском православии возникли и оформились именно в Новгородско-Псковской земле, было неслучайно?

Да, неслучайно. После монгольского нашествия на месте некогда относительно единой Киевской Руси возникло три образования, каждое из которых с полным правом могло считать себя ее наследником. Первая — это Господин Великий Новгород, от которого потом отпочковался Псков, где, кстати, были более демократические порядки. Вторая — это Великое княжество Литовское и Русское, рыхлая конфедерация, где девять десятых территории были бывшие древнерусские княжества. И, наконец, третье — Великое княжество Московское с его деспотическими порядками.

В итоге Москва смогла укрепиться, расшириться и подчинить себе Новгород, Псков, другие древнерусские земли, да и не только их. Но это было потом, а в XIV веке экономика Новгорода и Пскова была тесно связана с Европой. Поэтому туда активно проникали в том числе новые веяния западной мысли.

Кстати, о западных веяниях. Можно ли сравнивать наших православных еретиков с европейскими протестантами? И корректно ли называть эти течения предтечей несостоявшейся русской Реформации ?

Я думаю, сравнивать их можно. Посмотрите, у них действительно много общего — все они боролись с иерархией, иконами, коммерциализацией церкви. Хотя, как известно, любая аналогия хромает. Но типологически в своей критике и в своей позитивной программе — гуманистической направленности, необходимости знать Священное Писание и самостоятельно искать путь к Богу — средневековые русские ереси, конечно, были похожи на протестантизм, который на нашей почве состоялся гораздо позже.

С другой стороны, похожие мотивы — критика пороков церкви, поиски подлинного Христа, призывы к возврату к раннему, катакомбному христианству — будут потом и у старообрядцев во времена раскола XVII века. И сейчас эти идеи очень востребованы у христианской либеральной интеллигенции.

Вы упомянули старообрядцев. Правда ли, что главными наследниками идей стригольников считаются беспоповцы?

Да. Для них тоже один из главных вопросов — нужен ли человеку посредник между ним и Богом. И даже преподобный Нил Сорский, один из лидеров движения нестяжателей (которое ни в коем случае не было ересью), в своем «Уставе о скитской жизни» определяет, что если духовник «не имеет духа или слепец по Господню речению», то «таковому не исповедати». Тогда, по его мнению, надо молиться Богу, изучать Писание и приносить исповедь «матери сырой земле». Но то же самое делали и стригольники, а правилами «Устава о скитской жизни» спустя много веков нередко руководствовались и старообрядцы! Поэтому, конечно, здесь определенная преемственность налицо.


Эти ереси оставили какой-либо след в русской культуре, в духовных практиках нашей церкви? Или же их наследие выжгли каленым железом?

Хороший вопрос. Выжигали, да, но как точно сформулировал декабрист Михаил Лунин, «от людей можно отделаться, от их идей — никогда». Пример старообрядцев, о которых мы только что говорили — наглядное тому подтверждение. Пришлось РПЦ МП в 1971 году на поместном соборе снять с них анафемы, а РПЦЗ позже — даже извиниться за гонения и насилие.

Сейчас в России идет тотальная клерикализация, в том числе и русской истории. Поэтому теперь средневековые ереси пытаются выставить чуть ли не врагами русского православия и пресловутой русской духовности. Но такая трактовка несправедлива. И стригольники, и «жидовствующие» искренне боролись за Христову веру и за Христову церковь, стремились восстановить евангельской правду в том виде, как ее представляли.
Тут есть еще один важный момент. Очень часто приходится слышать о московской жесткой политической системе и ее элементах — единстве власти и собственности, милитаризме, ксенофобии и изоляционизме, которые сформировались в XV-XVI веках. Но почему-то редко говорится, что одновременно с московским деспотизмом оформились силы, которые ему противостояли, с ним боролись, духовно и политически. Мы обязаны знать историю не только российского государства, но сопротивления ему, русского инакомыслия. И религиозное разномыслие было его важнейшей частью. К сожалению, это опыт нами пока мало осмыслен и востребован.


История возникновения ересей, их идейная и социальная сущность

"Ересью" в христианстве называли направление мысли, отрицающее некоторое определенное вероучительное положение католической веры (догмата), уклонение от учения церкви, которая есть "столп и утверждение Истины", уклонение от ортодоксии. В последнем смысле термин "ересь" употребляется в современной культуре и в нехристианском контексте. Для еретичествующих характерен оттенок горделивого усвоения своему личному, субъективному мнению значения абсолютной, объективной истины и вытекающее отсюда стремление к самовозвышению и обособлению.

Само слово "ересь" греческого происхождения (hairesis) и первоначально означало - отбор, выбор. На языке церковной догматики ересь означает сознательное и преднамеренное уклонение от ясно выраженного догмата христианской веры и вместе с тем - выделение из состава церкви нового общества.

По словам Мартина Лютера, "ересь это еще и духовная субстанция, которую нельзя разбить железом, сжечь огнем или утопить". Как-то пыталась сделать Церковь, стремясь искоренить ереси.

Однако если попытаться разобраться в сути понятия "ересь", то очевидным становится тот факт, что ересь - главным образом является формой свободомыслия. Любое свободомыслие в религии предполагает какое-то свое особенное отношение к Богу. Обычно выделяют три возможных отношения к Богу:

Во-первых: полная уверенность в том, что Бог есть - это верующие. Во-вторых: сомнение в том, есть ли Бог - агностики ("незнающие"). В-третьих: абсолютная уверенность в том, что Бога нет - атеисты.

Основными историческими формулами свободомыслия является скептицизм, антиклерикализм, индифферентизм, нигилизм, пантеизм, деизм, атеизм. Последнее является предельной разновидностью так называемого свободомыслия и противоположностью теизма. Под свободомыслием понимается вольнодумство, отрицание церковного устроения, отстаивание полной несовместимости разума и веры.

В средние века распространителями свободомыслия являлись ереси. Впрочем, это не означает, что еретики являлись атеистами, поскольку в то время богословские представления были единственными и абсолютными. Мировоззрение средневекового человека было религиозным и оставалось им, даже если человек становился еретиком.

Характеристики термина "ересь" не исчерпываются и не сводятся лишь к глубокому и многогранному понятию свободомыслия. Существует еще множество оттенков, которые вызревали эволюционно во времени. Так употреблявшийся христианскими авторами по отношению к гностическим учениям термин "ересь", затем распространяется на любую концепцию, отклоняющуюся от ортодоксии. Еще одно значение этого термина - обозначение философских направлений и школ. В этом смысле Диоген Лаэртский говорит о "ереси академиков". Со времени гностицизма ересь стала определяться как что-то низкое, недостойное, в современном смысле слова.

В связи с этим ересь следует отличать:

1). От раскола, который также означает обособление от состава церковного общества верующих, но вследствие не подчинения данному иерархическому авторитету по разногласию, действительному или мнимому, в обрядовом учении.

2). От непреднамеренных ошибок в догматическом учении, происшедших из-за того, что тот или другой вопрос самой церковью не был в данное время предусмотрен и решен. Такие ошибочные мнения встречаются нередко, притом у многих авторитетных учителей и даже отцов Церкви (например, у Дионисия Александрийского, особенно у Оригена) в первые три века христианства, когда имела место большая свобода мнений в области богословия, а истины церковного учения не были еще сформулированы в символах и подробных вероизложениях вселенских и поместных соборов.

Также следует отличать понятия "ересь" и "секта". Между ними та разница, что первым словом обозначается не столько совокупность лиц, следующих известному учению, сколько содержание самого учения. Поэтому можно сказать: " секта ариан состояла из таких-то лиц" и " секта ариан учила, что божий сын сотворен", и с другой стороны: "ересь ариан состояла в признании Сына Божия тварью", "ереси арианской следовали или держались такие-то лица".

Указанное разграничение терминов установилось, и то не совсем прочно, лишь в новое время (после реформации) и отсюда перенесено на древнейшие эпохи, когда слова "секта" и "ересь" употреблялись вполне как синонимы. Это же обстоятельство придало слову "секта" еще один побочный оттенок, сравнительно с понятием и словом "ересь". Дело в том, что главнейшие ереси с I по VII века начинались не с отрицания церковного учения и авторитета, а с попыток выяснить и сформулировать какой-либо пункт учения, не отлившийся еще в твердую догматическую формулу. Инициаторы этих ересей не сознавали себя в оппозиции с непрерывным церковным приданием, а напротив, считали себя выразителями и продолжателями его. Подвергшись соборному суду и осуждению, они и их последователи или подчинялись этому суду, или разрывали общение с церковью. При этом, поставив уже в одном пункте учения свою мысль выше мысли церковной, они, чем далее, тем смелее отрешались от церковного авторитета как в развитии своего только что осужденного догмата, так затем и в других пунктах, которые давно уже были сформулированы церковью.

Между тем свободные мыслители более поздних времен, особенно начиная с Реформации, имели дело с уже подробно развитым, сформированным и надлежащим авторизованным церковным учением, и касались этого учения в целом и в основах, а не по какому либо пункту. Таким образом, они оказывались по отношению к нему прямо в таком положении, в какое древние ереси приходили лишь в указанной второй своей стадии. Поэтому и слово секта, применяемое преимущественно к разномыслящим с церковью общинам средних веков и еще более новых времен, к другим ересям может всего удобнее применяться именно на второй ступени их развития - то есть к тем толкам, на которые они дробились уже по выделению из церкви. Так, например, редко говорят о секте монофизитов (хотя и это словоупотребление нельзя назвать неправильным), но постоянно говорят о монофизитских сектах (фтартолатрах, агноэтах, колианистах, северианах и т.д.). По той же причине вообще со словом секта привычно соединяется представление об общине, резко расходящейся с церковью, чем с понятием ереси и еретической общины.

Тем не менее, в литературе посвященной ересям, как правило, употребляются оба термина, поскольку они находятся в единой смысловой связке. В качестве примера можно вспомнить определение слова "ересь", какое ему давал Гоббс: "ересь - греческое слово, обозначающее учение какой-нибудь секты. Секта - это группа людей, следующих в науке одному учителю, избранному ими по собственному усмотрению. Секта называется так от глагола "следовать" (sequi), ересь же - от глагола "выбирать" (eligere). Так же Гоббс считал, что для определения ереси совершенно не имеют никакого значения слова - "истина" и "заблуждение": "ведь ересь обозначает только высказанное суждение, правильно ли оно или ложно, законно ли оно или противоречит закону".

Однако в религиозной сфере ересь как выбор считается явлением предосудительным. Этим термином подчеркивается субъективность, превратность учения, выбранного в отличии, а иногда ради отличия от других. Уже во II веке появляется сочинение Иринея Лионского "Против ересей", несколько позже сочинение Тертуллиана "О проскрипции (против) еретиков". Борьба против ересей стала главной задачей обличительной деятельности церковных идеологов с IV века.

Лактанций сравнивал ереси с лужами и болотами, не имеющими протока. Он постарался разъяснить причины ересей. Это - нетвердость в вере, недостаточное знание Писания, властолюбие, неспособность возразить врагам христианства, обольщение ложными пророками. В понятие "ересь" в этот период и тысячелетие спустя чаще всего будет включаться и безбожие. Ересь оказывается ограничением полноты, чрезмерное преувеличение частного положения до размеров всеобщего и исключительного, произвольное избрание чего-то одного, части вместо целого, т.е. односторонность.

В независимости от того, каким путем возникли ереси, можно выделить три их вида. Во-первых, есть прямые ереси - утверждения, находящиеся в одном контексте и выносящие противоречащие догме суждения об одном предмете. Во-вторых, есть ереси "заблудившиеся" - когда по каким то причинам некое суждение само по себе или правильное, или религиозно безразличное выпадает из своего контекста и заносится в контекст богословский. Третий вид - "арифметические ереси", отличающие частную правду, но воинственно не желающие видеть нечто большее. Здесь часть принимается за целое.

Если же брать во внимание идейную основу ересей, то все еретические движения условно можно разделить на два вида:

1. антитринитарные - учения неортодоксально трактующие проблему соотношения трех ипостасей Троицы.

2. христологические - учения толкующие соотношение божественного и человеческого начал в Иисусе Христе.

Однако как отмечалось выше это условное деление и в их исходной идейной основе помимо антитринитаризма и христологизма можно выделить более точно их характеризующие дуализм (павликианство, богомильство, альбигойская ересь и прочее), мистический пантеизм (альмарикане), мистический хилиазм (иохамиты) и другое. Спектр идей, как мы видим, был весьма широк. Свободомыслие некоторых мыслителей доводило их в своих собственных рассуждениях до признания вечности и несотворенности материи (Давид Дианский), извечности мира (Феодосий Косой). На базе указанных принципов отрицались ортодоксальное учение о Троице, Христе, боговоплощении, искуплении, спасении, греховности. Отвергались культурные таинства, "святость" церкви, монашество, институт духовенства, земной мир объявлялся царством зла, дьявола, антихриста.

Интересно, что попытки классифицировать еретиков были предприняты уже в средневековье. Средневековые источники указывают, что существует "очень много…категорий еретиков". Но из них выделяются две самые главные. Первая категория - это те, "кто верует, но его верования расходятся с подлинной верой". Вторая категория - те, "кто вообще не верует, очень негодные люди, думающие, что душа умирает вместе с телом и что не за добро, ни за зло, которое человек делает в этом мире, он не получит ни награды ни наказания".

Становление и распространение раннехристианских ересей и ересей раннего средневековья

Ереси прослеживаются в истории христианства начиная с первых шагов этой религии. Нестроения и отступления от апостольского предания в христианских общинах было от начала.

Понятие "ересь" появляется в "Новом завете" в позднейших книгах. Отчего отцы церкви настаивали, что ересь не могла возникнуть прежде истинного учения, которое предуведомило об их возникновении и советовало избегать их. "Сказано было церкви: "Если бы ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема" (Галл., 1: 8)" . Второе письмо Петра говорит: "но были и ложные пророки, так и сейчас среди вас появятся ложные учителя. Они будут тайно насаждать всевозможные ереси, ведущие к погибели". Апокалипсис прямо упоминает ереси "николаитов": "однако ты правильно делаешь, что ненавидишь дела николаитов, я тоже ненавижу это учение". Апостол Павел в первом послании к коринфянам осуждает еретиков, отвергающих воскресенье или ставящих его под сомнение: это было заблуждение саддукеев, принятое от части Маркионом, Валентином, Апеллесом и другими, отвергающими воскресение тела.

Попытки объяснить причины появления ересей также так же предпринимались от начала. Но объяснения эти были вполне в духе того времени и сводились в целом к словесной формуле фанатичного апологета христианства Квинта Септимия Флоренса Тертуллиана: "Если бы кому угодно было спросить, кто возбуждает и внушает ереси, я бы ответил: дьявол, который ставит своим долгом извращать истину и всячески старается в мистериях ложных богов подражать святым обрядам христианской религии".

Используя научный подход можно выделить следующие причины появления раннехристанских ересей:

1). Нежелание иудеев и язычников, а также последователей восточного дуализма, принявших христианство, окончательно расстаться со своим прежним религиозным и философским мировоззрением и стремление скомпилировать в одно целое старые доктрины с новыми христианскими. Смешение восточного дуализма с христианством произвело манихейство, ересь Вардесана, монтанизм, мессалианство и многие другие секты, в несколько изменившимся виде существовавшие даже в новой европейской истории (вальденсы, богомилы и др.). Из смешения с христианством древнего иудаизма возникли самые первые по времени секты, с которыми боролись еще апостолы и отцы церкви II и III в. в.; из стремления скомпилировать в одно целое наиболее отвлеченные доктрины христианства (учение о Боге Слове) с учением о Логосе платоников и неоплатоников получили свое начало рационалистические ереси III и IV веков (монархиане, субординационисты).

2). Стремление более сильных умов поставить христианское учение, данное как богооткровение, на один уровень с философскими и диалектическими методами последнего. Намерение у этих учителей было доброе, но по самой природе вещей неисполнимое, оно привело к рационализму, каковым и была напитана самая сильная ересь раннего средневековья - арианство с его разновидностями.

Заносчивость и самомнение философов, которые жили во времена апостолов, являлись причиной возникновения ересей в ранней церкви и, по мнению Гоббса. "Они были способны рассуждать тоньше, чем прочие люди, и более убедительно. Обращаясь в христианство, они почти неизбежно оказывались избранными в пресвитеры и епископы, дабы защищать и распространять веру. Но и ставши христианами, они, насколько возможно, сохраняли учение своих языческих наставников и поэтому старались толковать Священное писание, желая сохранить единство своей философии и христианской веры". "В ранней церкви, вплоть до Никейского собора, большинство догматов, вызывавших споры среди христиан, касалось учения о Троице, таинство которой, хотя и признававшееся всеми непознаваемыми, многие философы пытались объяснить каждый по-своему, опираясь на учение своих наставников. Отсюда сначала возникали споры, потом перебранка и, наконец, чтобы избежать возмущения и восстановить мир, были созваны соборы, причем не по указанию правителей, а по добровольному желанию епископов и пастырей. Это стало возможным тогда, когда прекратились преследования христиан. На этих соборах определили, как должен решаться вопрос о вере в спорных случаях. То, что принималось собором, считалось католической верой, то, что осуждалось, - ересью. Ведь собор по отношению к епископу или пастырю был католической церковью, т.е. всеобъемлющей, или всеобщей, как и вообще их мнение (opinio); отдельное же мнение любого священника считалось ересью. Именно отсюда происходит название католической церкви, и во всякой церкви католик и еретик являются именами соотносительными" .

3). Самобытное богословствование христианских учителей на основании Святого Писания и чистых начал разума, лишенное узаконенных церковью руководящих начал - церковного предания и общего голоса Вселенской Церкви.

Кроме указанных трех категорий учений-ересей, расколов, непреднамеренных ошибок церковных учителей, вне состава символического, общеобязательного для всех христиан учения церкви находятся еще т. н. частные, или личные мнения церковных учителей и отцов церкви о разных детальных вопросах христианского учения, которые церковь не авторизирует своим именем, но и не отрицает.

Однако следует признать, что вышеперечисленное при всей своей обоснованности не способно объяснить, почему чисто догматические разногласия с церковным учением выливались в мощные массовые движения, если оставить в стороне социальную подоплеку такого явления как еретические движения. Шествие христианства сопровождалось ожесточенной классовой борьбой, которая велась внутри христианских организаций, эксплуатацией масс верующих церковной иерархией, позднее с епископами во главе, кровавыми методами подавления протеста против церковников, становившихся уже в III в. крупной политической силой. Однако, даже оставаясь на почве богословских источников, можно проследить со II и III веков непрерывную линию классовой борьбы масс, уже одурманенных христианством, облекавшейся в религиозную форму ереси, между прочим, в попытке реорганизовать церковь, вернуть ей "первоначальную простоту".

Именно эта простота чаще всего и привлекала большие массы народа в секты, делала популярными идеи учителей-ересиархов. Тертуллиан, описывая поведение еретиков, отмечает какое оно "легкомысленное, мирское, обыденное". "Неизвестно, кто у них оглашенный, кто верный. …Так как по своим верованиям они расходятся друг с другом, то им все равно, все для них пригодно, лишь бы только побольше людей к ним присоединилось, чтобы торжествовать над истинной". Простота внутреннего устройства еретических сект, простота взаимоотношений еретичествующих - основные причины популярности сект, за исключением тех, которые отличались строгим аскетизмом, что и доказывает правильность вышесказанного. К тому же внутри еретической организации можно было быстро подняться в чинах: "нигде люди так быстро не повышаются в чинах, как в скопищах мятежников" и это не зависимо от социального статуса, "почему и нет или незаметно у них распрей".

Раннехристианский период отличается изобилием ересей. Уже Цельс упоминает ряд ересей пневматиков, психиков, сибилистов и другие: "Некоторые объявляют себя гностиками…некоторые, признавая Иисуса, желают вместе с ним жить по закону иудеев (эвиониты)". Упоминает Цельс так же маркионитов во главе которых стоял Маркион. Иероним в послании к Августину пишет, что существует ересь среди иудеев, которая называется минейской; "обычно их называют назареями". Кроме того, можно перечислить и такие ереси первого периода: керинфианство, элкезиатство, докитизм, манихейство, монтанизм, хилиазм. В учении о Троице возникли триадологические ереси, такие как монархианство, арианство, ереси евномиан, аномеев, евдоксиан, полуариан или духоборцев, савеллиан, фокиниан, аполинариан и т.д.

На многие из перечисленных ересей большое влияние оказал гностицизм. Первоначально именно гностиков именовали еретиками. Хотя считать гностицизм христианским учением вряд ли правомерно, в истории ересей - это важнейшая ее глава. Учение философских школ оказывали большое влияние на религиозные представления людей. Недаром Тертуллиан отмечал, что "философы и еретики рассуждают об одних и тех же предметах, путают себя одними и теми же вопросами".

Однако не следует думать, что гностицизм являлся реакцией античного мира на уже возникшее, совершенно новое явление (христианство) - именно такова точка зрения на гностицизм существовала еще в первые века христианской апологетики (например, у Климента Александрийского) и к которому были склонны и европейская, и российская наука в прошлом столетии. После находки гностической библиотеки в Наг-Хаммади (Египет), стало ясно, что гностическое мировоззрение имеет более самостоятельное значение. Хотя первым гностиком традиционно считается современник апостолов Симон Маг, нет сомнений, что истоки гностицизма исторически лежат там же, где и истоки христианства: в Палестине, точнее же - в иудаизме времен Рождества Христова. Протогностицизм имел иудейские корни. И если собственно иудаизм после событий I-II веков, после кровавых восстаний против римского господства, закрылся, вернулся к состоянию племенной религии, то христианство и гностицизм оказались широко распространенными именно благодаря идее надплеменного характера откровения Божества. Мимикрия гностицизма под христианство началась только во II столетии, однако точно так же в это время гностицизм принимает отдельные стороны античного философствования, египетской религии и зороастризма. В этом столетии граница между гностицизмом и христианством тонка, порой до неуловимости. Можно вспомнить, например, что катализатором процесса собирания Нового Завета стал гностик Маркион (а скорее христианин - "паулист", то есть признававший исключительный авторитет апостола Павла). Христианство самоопределяется в догматическом и церковном смысле именно во время полемики II столетия, причем принимает некоторые идеи, впервые высказанные гностиками.

Гностическое философствование зародилось весьма рано, шло рядом с победами собственно христианского вероучения, и, уже при императоре Адриане, в теории Сатурнина, ученика Менандра, успело сложиться в отчетливые формы. Непрерывная традиция связывает первых гностиков - Евфрата, Симона, Менандра, Керинфа и особенно сирийской школы Сатурнина, Кердона, Маркиона, египетского Василида - с теми катарами, против которых в XIII столетии Рим поднялся на бескомпромиссную войну. Василид объясняет загробную жизнь так, как объясняли ее некоторые альбигойцы: добрые души возвращаются к Богу, злые переселяются в создания низшие, тела же обращаются в первобытную материю. Прочие гностики прибавляют к этому целую самостоятельную космогонию, которая не могла не оказывать непосредственного влияния на историю позднейшего сектантства.

В эпоху, современную развитию гностицизма, появилось столько других самостоятельных теорий, сколько не производил никакой век ни до, ни после. Количество ересей увеличивалось удивительным образом. Некоторые церковные писатели первых веков христианства занимаются исключительно изучением ересей, они насчитывают огромное количество мистических и обрядовых христианских сект. Иероним знает их не менее сорока пяти, но Августин насчитывает уже восемьдесят восемь, Предестин - девяносто, а Филастрий, писатель конца IV столетия, живший в эпоху арианства, находит возможность указать более ста пятидесяти. Исидор, епископ севильский, один из авторитетных свидетелей, насчитывает в VII веке около семидесяти сект, большая часть которых вела свое начало с первых веков, и замечает, что "есть другие без основателей и без названий".

В эпоху возникновения христианства были самые разнообразные общества, секты, всевозможно толковавшие каждый церковный догмат, следовавшие самым противоположным правилам жизни. Многие из них отличались странностью, невежеством, суеверием. Антропоморфиты придавали верховному Существу человеческие члены; артотириты (т.е. "хлебоедцы"), следуя примеру первых людей, принимали в пищу исключительно хлеб и сыр, как "плоды земли и стад"; адамиты, следуя тому же указанию, ходили нагими, как мужчины, так и женщины; николаиты (одна из древнейших сект, что видно по Апокалипсису Иоанна; вели свое учение от диакона Николая - одного из диаконов, поставленных еще апостолами) предавались крайнему разврату, по примеру вождя, который предлагал свою жену всякой общине, и т.п. некоторые секты отличались причудливой мифологемой. Как, например, последователи некоего Керинфа, учившего, что мир сотворен не первым богом, но силою, которая далеко отстоит от этого превысшего первого начала и ничего не знает о всевышнем боге. По отношению к богу к этой ереси очень близка ересь эбионитов. Но в большинстве этих сект господствовали учения, которые содержали в себе дуалистический элемент позднейшего катарства.

Под этим наименованием существовала секта еще в первый век христианства, хотя система ее дошла до нас смутно и отрывочно, Катары (kataros - греческое "чистый"; латинское - "пуританин") времени святого Августина называли так себя вследствие той чистоты жизни, которую они проповедовали. Они восставали против любодеяния, брака, отрицали необходимость покаяния. По имени Новата, восстававшего против перекрещения и принятия отступников, сучением которого первые катары представляли нечто сходное, их часто называли новатианами (представители крайнего крыла христианского духовенства, возражавшего после гонений императора Деция в 251 году против возвращения в церковь людей, смывших с себя крещение) и смешивали с этими последними. Но из слов источников не видно, чтобы тогдашние катары следовали основам системы альбигойского дуализма. Полагают, что эти первые катары или исчезли в IV столетии, или слились с донатистами (движение донатистов (от имени карфагенского епископа Доната) возникло в 311 году под лозунгами, схожими с лозунгами новатиан). Тем не менее, разбросанные элементы позднейшего альбигойства можно проследить во множестве гностических и других сект эпохи, современной как веку языческих императоров, так и веку Исидора Севильского.

Верования в борьбу доброго и злого начала, восточная космогония и вместе с тем воздержание составляли в тогдашних системах явления далеко не редкие.

Мы отмечали уже общие основы гностицизма. Они удерживались во всех ответвлениях этой обширной системы, во всех созданиях ее последователей, положивших начало собственным теориям. Каждый из них приносил с собой какое-либо новое понятие, что вместе послужило материалом для позднейшей мысли. Менандровцы, василидовцы, кердониане, маркиониты и другие гностики, а также Архонтики не признавали мир созданием Бога (разделяли Бога-Создателя и Архонта, правившего созданным миром). Валентин считал Христа прошедшим через Святую Деву и не оскверненным - как вода проходит через канал; тогда как Карпократ и Павел Самосатский, напротив, развивали теорию о человечестве Христа.

Христиан первых веков волновала та же мысль, над разрешением которой бились дуалисты XII и XIII столетия и из-за которой они вызывали столько отвращения к себе у католических современников. Тем самым из множества бродивших идей, под непосредственным влиянием гностиков, составлялись последовательно учения манихеев, присциллиан, ариан, павликиан и позднее болгарских богомилов - тех сект, которые, с большей или меньшей вероятностью, разными авторитетными учеными признаются за непосредственных родоначальников позднейших альбигойцев дуалистического или, как мы называем, восточного направления.

Корень перечисленных учений лежит в степях Средней Азии, и Мани.

Манихейство до сих пор недостаточно изучено и оценено. Оно пленяло умы и сердца людей в гораздо большей степени, чем это позволяет думать поверхностное знакомство с его экзотической мифологемой, и оставило осадок в религиозном мышлении христианского человечества более значительный, чем обыкновенно допускают. Основателем манихейства являлся перс Мани, родившийся в первой четверти III в. в Ктесифоне. Он черпал свои идеи в секте могтазилах - крестильников, родственной мангеям, и елкезиастам и другим, а также в маркионизме, в системе Василида. Ересь Мани привлекала к себе своим рационализмом, проявляющимся в радикальном дуализме. На рядовых христиан манихейство производило впечатление своим аскетизмом, воздержанием. Однако именно это не позволяло завоевать широкие народные массы. В гораздо большей степени людей привлекал антигосударственный характер ересей, позволяющий выразить свой социальный протест.

Мани считал себя призванным объяснить то, что доселе так противоположно трактовалось. Он внимательно изучал каббалиста Скифиана, жившего при апостолах и склонявшегося к гностицизму. Учение Зороастра не могло во всей своей полноте удовлетворить Мани, который предпочитал верования более древних магов.

Идеям Мани был присущ пантеизм, который так же был характерен всем гностическим сектам. Он говорил, что не только причина и цель всего существования в Боге, но одинаковым образом и Бог присутствует везде. Все души равны между собой, а Бог присутствует во всех них, и такое одухотворение свойственно не только людям, но и животным, даже растения не лишены того. Повсюду на земле нельзя не видеть преобладания или добра или зла; примирение - это вымысел, в действительности его не существует. Добрые и злые существа враждебны уже с самого дня своего создания. Эта враждебность вечна, как вечна преемственность созданий, населяющих мир. Так как в добрых и злых явлениях, физических и духовных, нет ничего общего, то они должны происходить от двух различных корней, быть созданием двух божеств, двух великих духов: доброго и злого, Бога собственно и Сатаны, ему враждебного. У каждого из них есть свой Мир, оба они внутренне независимы, вечны и враги между собой, враги по самой природе своей.

Для Мани его Сатана есть непосредственное состояние материи. В ней все зло, и человек, скованный ею, только победой над ней, подвигами самоумерщвления, подавлением страстей, чувств, любви и ненависти получает надежду высвободиться из царства зла. Во всяком случае, Бог света должен быть выше Бога мрака, и врожденное этическое чувство подсказало творцу системы победу первого над вторым.

Большое внимание манихеи уделяли нравственной чистоте человека. Высокое призвание человека - в нравственной чистоте, вот почему иногда манихеи называли себя катарами, то есть чистыми. Земля, видимый мир, созданный Богом при посредстве животворного духа, должен был послужить ареной духовных подвигов первых людей, свидетелем их борьбы с телом. Такому толкованию верили "непосвященные слушатели", как они назывались в общине; избранные же поднимались до идеального созерцания предметов. (Подобное деление было и у альбигойцев.) Избранным или совершенным предлагался и более тяжелый практически кодекс морали, сходный с правилами сирийских гностиков и их суровым образом жизни. Очищение, освобождение от привязанностей земных, чистота и святость - цель бытия.

Так же Мани развил замечательное учение о душе. Воскресения мертвых Мани не принимал и стоял на воззрениях дуализма. Однако он внес в свое учение многое, непосредственно принадлежавшее христианству. С ним проповедовало двенадцать апостолов, семьдесят два епископа; у него были пресвитеры и диаконы для религиозного служения в различных местах.

Такбыли созданы манихейские богословие и Церковь, или, лучше, манихейская философская система. Пределы ее распространения были обширные, она с удивительной быстротой появилась на Востоке и Западе. Рядом с христианским воздвигался новый, манихейский молитвенный дом, и это было тогда, когда сама христианская религия еще не получила права на звание государственной. Церковная внешность и ортодоксальные приемы способствовали распространению манихейства. Подобно альбигойцам, манихейцы искусно умели пользоваться характером новых адептов, их ревностью к обряду, к букве. Поначалу они делали уступки, склоняя на свою сторону католиков евангельскими текстами, которые после начинали перетолковывать аллегорически. Будучи философами по убеждениям, они не отказывались от Крещения, но приводили его к простой обрядности и напоминали слова Спасителя: "Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять; А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную" (Евангелие от Иоанна, 4: 13-14). Под Причащением они подразумевали евангельское представление о духовном хлебе.

Основатель секты мученически погиб в 274году от рук персидского царя, осужденный собором зороастрийских священников, противившихся распространению манихейства. Для позднейших поколений Мани стал человеком-легендой. Для своих последователей он был то Зороастром, то Буддой,

то Митрой, то, наконец, Христом. Как увидим, влиянию его мыслей трудно будет определить пределы. Могущество его духа проявляется тем решительнее, тем замечательнее, что его система была плодом лишь личных, и исключительно его, размышлений. Дуализм видоизменялся и развивался в разные эпохи в результате самостоятельного творчества, но в первой и самой влиятельной своей манихейской форме он был делом одного ума. Гнозис сирийской школы дал Мани особенный авторитет на Востоке, утвердив на Западе в следующем, четвертом, столетии дуализм его ученика, Присциллиана.

Широкое распространение получила ересь монтанистов, возникшая во второй половине II века. Основателями ее были Монтан, его ближайшими продолжателями - Присцилла и Максимилла (фригийские женщины). Те христианские течения, среди которых вырабатывалась основная линия исторического развития церкви, вели долгую и упорную войну с монтанистами, которых отчасти поддерживала такая значительная фигура как Тертуллиан. Ересь называли также катафригиской так как возникла она во Фригии. Как и многие еретики, монтанисты в своих взглядах почти не отходят от доктрин церкви. "Они принимают пророка и закон, исповедуют отца и сына и дух, чают воскресения плоти, как проповедует и церковь; но они проповедуют и некоторых своих пророков, т.е. Монтана, Присциллу и Максимиллу". Но катафригийцы расходились с ортодоксальной церковью в одном положении веры: следуя Савелию они "втискивали" троицу в одно лицо, а так же не соблюдали традиционную обрядовость и церковную иерархию. Тем не менее, даже небольших отличий было достаточно, чтобы церковь ополчилась против ереси Монтана.

Католики жаловались на них за пародию святого таинства при Крещении и Причащении, где они произносили какие-то непонятные, мистические слова, подобно гностикам, а также на то, что у них женщины допускаются к системе публичного обучения, что строго запрещено соборами. Вообще еретики в этот век разложения западной империи представляли собой общество более образованное, более крепкое своей нравственной силой. К ним часто обращались лучшие умы времени. Многие риторы, поэты, ученые, весьма знаменитые женщины и, наконец, священники, епископы принадлежали к этой секте, блиставшей дарованиями и красноречием своих основателей. Это учение было широко распространено в Испании и Галлии; Аквитания и Нарбоннская провинция скоро сделались центром присциллианской ереси. Собственно манихеи не могли бы удерживать за собой такого количества последователей, потому что не представляли христианской Церкви в строгом смысле этого слова.

Император Максим, уступая настояниям святого Мартина, сам казнил присциллиан и приказал везде предавать еретиков казни в случае сопротивления.

Это были первые соборы против еретиков. Для тогдашних мечтателей и утопистов в религии, смотревших на богословский спор как на вопрос исключительно философский, такое административное и церковное преследование было неожиданным. Но эта новость послужила примером, которому стали подражать слишком часто. Из-за преследований еретики поспешили соединиться в более крепкие и дружные общества. Секта приняла таинственность обрядов и сделалась недоступной для непосвященных, тем заманчивее увлекая последних. До середины VI века она держится как отдельное и сильное вероисповедание, и только собор в Браге нанес решительный удар по ее существованию. Но, тем не менее, идеи присциллиан, так счастливо посеянные, нашли себе поддержку в скептицизме народного лангедокского характера. Эти идеи не исчезали, а, обогатившись новым материалом, растили будущую, гораздо более сильную оппозицию альбигойцев.

Около того же времени в тот же Лангедок были занесены с Востока сходные воззрения павликиан - секты, родственной сирийскому гностицизму, того же греческого происхождения, с теми же неоплатоническими началами, но потерявшей многое из манихейских преданий. Если быть конкретным, то павликианство возникло в Армении в середине VII столетия. Названо, видимо, по имени апостола Павла, возможно, имеет генетическую связь с паулистскими церквями I-II веков. Основатель движения - армянин Константин Сильван.

Провансальские павликиане даже проклинали память знаменитых ересиархов древности, они предавали анафеме Скифиана, Будду и самого Мани. В Галлии они назывались публиканами. Они сходились с манихеями только в понятии о дуализме и борьбе начал, отвергая, подобно будущим вальденсам, всякий внешний культ, придавая Крещению и Причастию одно лишь обрядовое значение произнесением известных слов. У них не было иерархии, никакого следа церковной организации, как не будет ее у вальденсов. Подобно последним, они признавали брак, не отвергали мяса. Собственно, на павликианскую систему надо смотреть не иначе, как на ту уступку, которую сделал азиатский дуализм европейскому рационализму в христианстве, как на первообраз будущих реформаторов XII столетия, смутно колебавшихся в вопросах веры и балансировавших между рационализмом и христианским богословием.

Поэтому если павликиане и занимают место в общей истории альбигойцев, то было бы жестокой ошибкой производить от них дуалистов альбигойских (катаров), хотя это делают даже такие представительные авторитеты, как Боссюэ, Риччини, Муратори, Мосгейм, Гиббон, наконец, некоторые историки ересей новейшего времени, такие как Ган, русский исследователь духоборов Новицкий и англичанин Майтланд.

В отношении же догматическом поздние катары имели с павликианами столько же общего, сколько массилиане (от Массилии, Марселя), эти "полупелагиане", названные так потому, что составляли исключительное достояние Прованса, где появились в конце IV века с догматикой, развитой учеником Пелагия Кассианом и поддерживаемые марсельскими священниками и несколькими епископами Аквитании. Совершенно чуждые дуализма, массилиане стояли на католической почве и привносили лишь собственный взгляд на благодать, необходимость которой если не совсем отвергали, то, во всяком случае, придавали ей второстепенное значение, содействующее человеку верующему. В манихейских обрядах упрекали только собственно пелагиан. Против массилиан же вооружились соборы в Арле и Лионе (475г.), а Аравзийский собор в 529 году наложил на них проклятие.

Но самым замечательным еретиком, потрясшим церковь, был Арий. Он отрицал тождественность, единосущность бога-отца и бога-сына; сын не существовал до рождения, не может быть изначален: творение не может равняться творцу. По существу Арий стоял на той монархианской позиции, которая была уже признана ересью и осуждена. Тонкой, едва заметной струей манихейство вливается в арианство, и восточная философия, преследуемая основателем этой обширнейшей из ересей, тем не менее, часто служит материалом для систематических построений Ария. У Ария, наконец, встречаются слова "Логос", "София"; у него Бог Сын - чуть ли не демиург, создавший первых людей вместе с Духом, который позже содействовал ему в делах творения. Тонкости и трудности системы, отсутствие ясности и точности, особенно в определении субстанции Сына, - те же признаки гностицизма; эти стороны особенно способствовали падению ереси.

Арий энергично повел пропаганду своей доктрины. В результате чего движение проникло глубоко в общество. Этому способствовало также то, что в это время ясно обозначилось противостояние между восточной и западной церквями. Неспособность определить однозначно догматиков было на руку арианам, их абсолютному торжеству. "Наступило тяжелое время, - писал Иероним, - когда весь мир исповедовал арианство".

Конец торжеству арианства положил Собор в Константинополе 381 года, одобривший только веру в "единосущие". Однако арианство долго еще давало о себе знать. Имея большое влияние на европейские государства, там оно упорно держалось, во многом благодаря простоте своих положений. Остготы оставались арианами до 553г., вестготы Испании - до Собора в Толедо 589г.; вандалы до 533г., когда были сломлены Велизарием; бургунды были арианами до присоединения их к королевству франков в 534г., лангобарды - до середины VII века.

При рассмотрении арианства несомненной становится его связь с альбигойскими катарами. Современнику альбигойской войны, английскому летописцу Роджеру Говедену, провансальские еретики прямо представлялись потомками ариан. Такими же они казались знаменитому автору арианской церковной истории - Христофору Санду.

Но если в учении Ария скрывается гностический элемент, то далеко не в такой степени, чтобы без особенной натяжки он мог создать абсолютный дуализм, которым отличается главная ветвь катаров, и чтобы можно было находить какую-либо традицию, кроме косвенной, то есть той, какую оказывают на образование религиозных и философских систем события прошлого. В этом смысле арианство заметно повлияло на альбигойских еретиков, хотя ариан, как отдельных сектантов, в XIII столетии в пределах Лангедока не существовало.

Таким образом, арианство невозможно считать случайной вспышкой. Была масса условий общего характера, которые подготовляли и поддерживали его. Колоссальная энергия, которую в первые века затрачивала церковь на борьбу с государством, теперь освободилась и пошла на внутреннее самоустроение. Все недоговоренное, сдавленное угрозой внешней опасности вырвалось на свободу, потребовало уяснения и формулировки. Нигде это оживление достигает такого высокого уровня, как в области догматической деятельности.

Усиление церкви на Западе, особенно после принятия христианства по обряду римской церкви королем Хлодвигом, укрепляло союз алтаря и трона и подчиняло народные массы господствующему классу.

Рост экономического и политического могущества церкви сопровождался усилениям нравственной распущенности духовенства, оправдывавшегося "немощью человеческой природы" перед неодолимой силою греха. Так монах Пелагий уже в V веке, возмущенный римским клиром, отрицал учение церкви о первородном грехе. Он говорил, что "неодолимого греха" не бывает: если он - дело необходимости, то он не грех; если совершение греха зависит от человеческой воли, его можно избегнуть: человек сам спасается, как и сам грешит". Пелагию вторит Целестий. В 412г. Их учение было признано еретическим.

На Востоке народные массы также испытывали на себе государственный гнет, только уже целой империи. Это выливалось в недовольство принимавшее религиозные формы. Получили широкое распространение христологические ереси. Из них выделяется монофизитство, ересь, основанная архимандритом Евтихием или Евтихом, поддержанная александрийским патриархом Диоскором и осужденная церковью на Халкидонском (Четвертом Вселенском) соборе 451г.

Сущность монофизитства состоит в утверждении, что Христос, хотя рожден из двух природ или естеств, не в двух пребывает, так как в акте воплощения неизреченным образом из двух стало одно, и человеческая природа, воспринятая Богом-Словом, стала только принадлежностью Его божества, утратила всякую собственную действительность и лишь мысленно может различаться от божественной. Монофизитство определилось исторически как противоположная крайность другому, не задолго перед тем осужденному, воззрению - несторианству, которое стремилось к полнейшему обособлению или разграничению двух самостоятельных природ в Христе, допуская между ними только внешнее или относительное соединение или обитание одного естества в другом, - чем нарушалось личное или ипостасное единство Богочеловека.

Монофизитство вызвало большие волнения в Восточной империи. Само монофизитство не оставалось единым. Оно разделилось на две главные секты: севериане (феодосиане) или тленнопоклонники, юлианисты или нетленнопризрачники, фантазиасты. Последние (юлианне) в свою очередь распадались на ктиститов и актиститов. В дальнейшем выделились также ниовиты и тетратеиты.

Ни одно из религиозных движений раннего средневековья не принесло Византии столько бед, как монофизитство: оно оказалось на знамени всех сепаратистов и нравственно, а потому и политически, оторвало от империи ее добрую половину. Страстная борьба не раз доходившая до кровопролитных столкновений, потрясала империю полтора века. Религиозные интересы, вызвавшие движение, в значительной степени подчинялись игре политических сил. Они создали кризис, но не могли управлять ходом событий. В момент обострения религиозных споров на сцену выступает борьба за преобладание трех главных церквей - Александрийской, Константинопольской и Римской - и доводит напряжение до крайней степени.

Это в очередной раз наглядно демонстрирует нам то, что все споры о "вере" носили не только умозрительный, но и, как правило, сугубо практический характер; использовались для достижения определенных целей. Главной целью во все времена являлась власть. Тем, кто рвался к власти "нужны были понятия, догматы, символы, с помощью которых можно было тиранить массы, сгонять людей в стада. Это "христово стадо", масса угнетенных не только государством, но уже и церковью, людей, создавало мощные еретические движения, Прикрываясь религиозными лозунгами они хотели достичь воплощения утопических идеалов справедливого мира и прежней простоты церковного устройства. Как мы видим "вера" была только предлогом, маскарадом, занавесом, - позади играли инстинкты. О "вере" без конца толковали, а поступали, как подсказывал инстинкт.

В VII в. возникло монофелитское движение являющееся видоизменением и естественным продолжением монофизитов. Монофелиты (единовольцы) в своем движении прошли две стадии: моноэнергизма и монофелизма в собственном смысле слова. К середине VIII в. монофелитство сходит на нет. Споры о единой воле были задавлены спорами об иконах. Эти споры вылились в VIII в. в Византии в движение иконоборчества. Суть его заключалась в отказе множества людей почитать иконы, так как это материальные вещи, а, следовательно, творение Сатаны. Особенно эти идеи распространяли павликиане, появившиеся в уже в VI в. и требовавшие отречения от земных благ, уничтожения церковной иерархии и монашества, отмены почитания икон. Данная ересь оказала влияние на возникшее в последствии ереси развитого средневековья. За этой внешне идейной борьбой скрывалась противостояние церкви и государства, недовольство народа возрастающим гнетом церкви и государства. Свидетельством этого является восстание Фомы Славянина, которое проходило под лозунгами восстановления иконопочитания. К восставшим тут же присоединились павликиане проповедавшие, как мы помним, идеи иконоборчества. Это как раз и показывает нам, что ереси в своей сути были выражением социального протеста народных масс, но облаченного в религиозные формы. Не важно, что идеи павликиан и Фомы Славянина расходились, главное, что совпадали их желания. После подавления восстания в 825 году павликиане еще продолжали свою борьбу с государством.

Так же следует особо выделить самобытные богословствования отдельных учителей-раскольников. Уже к середине III в. христианская церковь представляла собой мощную разветвленную организацию, обладавшую большим имуществом. Стоявшие во главе общины богатые епископы, опиравшиеся на новую провинциальную землевладельческую и служилую знать, руководили не только религиозной и финансовой жизнью церкви, но и политикой, направленной против умирающего сенаторского, патрицианского Рима. В тоже время идет ожесточенная классовая борьба внутри церкви; проникшаяся христианской религией беднота, эксплуатируемая своими же единоверцами и церковью, бессильно мечтает о возврате к мнимой "чистоте" первоначального христианства; отчаяние эксплуатируемых прорывается в ересях и расколах. В этот напряженный период происходит раскол Новата, Новациана и других. Епископ карфагенский Киприан сообщает, что Еварист, бывший епископ, отлученный от кафедры "блуждает по отдаленным областям…и старается увлечь других себе подобных. А Никострат, лишившись священного диаконского сана и бежав из Рима…выдает себя за проповедника". Киприан не скупится на слова описывая Новата - "всегдашнего еретика и вероломца", который первым зажег "пламя несогласия и раскола". Так же Киприан извещает о "коварных замыслах Фелициссима…который покусился отделить от епископа часть народа и сделался вождем крамолы и начальником возмущения".

Таким образом, ереси появляются уже в ранний период христианства. На этот период достаточно сложно обрисовать картину движения религиозных сект, которые чаще всего представляли собой переход к христианству от иудейства и других религиозных течений. Утверждение основных догматов христианства проходило достаточно долго, что порождало множественные интерпретации основных его положений и определяло тем самым идейное богатство возникавших ересей. Однако уже тогда еретичество (сектанство)"представляло собой … громадный лагерь, куда бежали все упавшие духом, сломленные в своей энергии, разочарованные в возможности сопротивления оружием. То есть, говоря другими словами ереси, изначально приобретали форму социального протеста, носили политический характер. Религиозные прения становились способом выражения недовольства определенных социальных групп, борьбы против существующих порядков. Все это отчетливо проявляется в еретических движениях раннего средневековья. Именно в этом виде ереси приобретут наибольший размах и значение в эпоху развитого средневековья.



В современном церковно-догматическом употреблении именем ереси обозначается такое христианско-религиозное учение, проповедник которого вступает в сознательное и явное противоречие с ясно раскрытыми и строго сформулированными церковно догматами христианства.

История самого термина . Как и большинство других древнецерковных терминов, термин «ересь» - классического происхождения: здесь слово αίρεσις (αίρέω , сарио, беру, захватываю, присвояю) в отвлеченном смысле, между прочим, означало захват истины, или точнее - горделивое усвоение своему личному, субъективному мнению значения абсолютной, объективной истины и вытекающее отсюда стремление к самовозвышению и обособлению. Это основное понимание ереси проходит через всю историю христианской догматики, начиная еще с апостольских писаний: так, в книге Деяний ап. именем ереси называется сущность фарисейства и саддукейства (5, 17; 15, 5; 26, 5), в посланиях ап. Павла - существовавшие в некоторых церквах разделения и партии (1 Коринф. 11, 19; Гал. 5, 20), наконец, в соборных посланиях апп. Петра, Иоанна и Иуды - те пагубные заблуждения, от прельщения которыми они так настойчиво предостерегают верующих (2Петр. 2, 1, 10-22; 3, 3 - 4; 1Иоан. 2, 18-19, 22-26; 4, 1-8; 2 Иоан. 7; Иуд. 8, 10, 12, 16, - хотя термин «ересь» здесь и не всегда употребляется, но он заменяется такими синонимами, которые несомненно описывают одно и то же явление).

В период святоотеческой литературы первых трех веков христианства термин «ересь» получает еще большую определенность, служа обозначением всех тех отступлений от богопреданных основ христианства, которые возникали в силу личного произвола еретиков и вели к нарушению единства веры и любви в ограде христианской церкви. Так, напр., Тертуллиан в своем специальном трактате об ересях («De praescriptionibus adversus haereticos») самое происхождение термина «ересь» выводит из филологического анализа греческого слова αίρεσις , в основе которого лежит понятие личного выбора или произвола: Haereses dictae graeca voce ad interpretatione electionis, qua quis sive ex instituendas sive ad suscipiendas eas utitur. Ha этот же субъективный момент, как основу ереси, указывает и Климент Александрийский (Strom. VII, 16); его же, как утверждение собственной мудрости, своего «я», выдвигает на первый план и Ориген (Comment, in Ep. ad Rom. II, 6). Ho особенно сильно на это чувство горделивого самопревозношения еретиков и на вытекающую отсюда их страсть к разделениям и обособлениям указывает знаменитый борец против них св. Ириней, который между прочим говорит: «каждый из них, всецело заблудившись и развратив истину, однако провозглашает, что его не должно смешивать с другими» (Adver. haeres. III, 2, 1).

В эпоху вселенских соборов с IV по VIII в. содержание и значение понятия «ересь» сложилось окончательно: этим именем стало называться всякое различное учение, которое не согласовалось с общецерковным взглядом, выраженным в догматических определениях вселенских соборов и заключенным в строго-сформулированный и неизменный символ (Никео-Цареградский и соответствующие разъяснения к нему в канонах последующих соборов). Заключив к концу этого периода все свое вероучение в стройную систему («Точное изложение православной веры» св. Иоанна Дамаскина), церковь тем самым раз навсегда определила свое отношение ко всяким, как прошедшим, настоящим, так и будущим ересям, сказав еще устами ап. Павла, что всяк не верующий в её учение есть уже «самосужден» (αυτοκατάκριτος , - Тит. 3, 11). И если еще прежде, когда церковь - столп и утверждение истины (Ириней) - не имела возможности или повода выразить своего авторитетного взгляда на существенные догматы, оспариваемые еретиками, некоторое разномыслие было простительно и понятно, то теперь, когда все существенное в христианстве ясно и строго сформулировано церковью, всякое серьезное иномыслие является уже положительной ересью и осуждается, как таковое: «кому церковь не мать, тому и Бог не Отец» (Киприан).

Происхождение и значение ересей . Появление ересей почти современно началу самого христианства: уже в посланиях свв. апостолов мы встречаем энергичную борьбу с довольно развитыми формами евионитства и гностицизма, которые в послеапостольский период со II по IVв. достигают своего пышного расцвета. А в эпоху вселенских соборов церкви пришлось выдержать сильный напор от рационализма во всех его видах. Эта последовательная историческая смена ересей уже сама по себе достаточно объясняет и причины или источники их происхождения. Таковыми были: 1) стремление вступивших в христианскую церковь иудеев и язычников искусственно соединить свои прежние религиозно-философские взгляды с новыми христианскими доктринами, вложить новое содержание в старые формы (евионитство, гностицизм, манихейство и пр.), и 2) самоуверенная попытка отдельных, более сильных умов рационализировать христианство, снять покров с его тайн и изложить всю догматику христианства в ясных, логически определенных и эмпирически осязательных формулах (арианство, несторианство, иконоборчество и пр.). Если первая из этих причин носит более или менее пассивный характер и является как бы неизбежным пережитком старого, то последняя отличается активным характером и полна разрушительной силы для христианской догматики, почему она и вызвала тот усиленный отпор, о котором свидетельствует история всех вселенских соборов. В этой-то реакции ересям со стороны церкви и заключается их главное значение. Они послужили главными возбудительными толчками к тому, чтобы христианство, во-первых, определило свое истинное отношение к ранее существовавшим религиозно-философским учениям; во-вторых, чтобы оно более сознательно и научно раскрыло свое собственное содержание, и наконец, чтобы оно выработало твердые и всеобщеобязательные нормы своего учения и привело их в систему, т. е. создало свою догматику. Но нельзя, конечно, подражая некоторым немецким ученым, преувеличивать здесь значение ересей и думать, что без них не было бы и самой догматики в христианстве: последняя развивалась из своих внутренних основ и роль ересей была здесь чисто служебная и гораздо больше отрицательная, чем положительная.

История ересей , строго говоря, заканчивается эпохой вселенских соборов, так как все впоследствии возникавшие и даже теперь существующие ереси, не исключая, напр., современного толстовства, есть не что иное, как воскрешение древних ересей, с примесью каких-либо незначительных новых прибавлений. Но от той древнейшей эпохи мы не имеем почти никаких подлинных сочинений еретиков, так как они усердно истреблялись церковью; зато мы имеем целый ряд прекрасных и сильных обличений этих ересей, из числа которых, кроме апостольских посланий, заслуживают особенного упоминания ересеологические труды св. Иринея, св. Ипполита Римского, Тертуллиана, Киприана, Климента Александрийского Оригена, Евсевия, Феодорита, Августина и Евфимия Зигабена.

Еретик - последователь ереси и член еретического общества. В своих отношениях к еретикам православная церковь руководствуется заповедью самого Господа Иисуса Христа, Который упорного и нераскаянного грешника приравнивает к язычнику и тем самым, следовательно, исключает его из ограды церкви (Мф. 18,15-17). В этом заключается право анафемы (отсечения) или церковного отлучения, которое - отнюдь не акт насилия и жестокости, но дело сострадательной любви, предохраняющей других членов от заражения ересью, и последний призывной голос церкви к вразумлению и обращению самого еретика.

Литература. Источниками служат сочинения вышеуказанных писателей-ересеологов, большинство которых существует и в русском переводе. Из пособий по общей характеристике ересей отметим Neander’а, « Algemeine Geschichte d. christ. Rel. und Kirche» (4: Auf.), Иванцова-Платонова, «Ереси и расколы трех первых веков», М. 1877, и обстоятельную статью Kahnis’а in «Real-Enсуldopedie» Herzog’a, 2 Auf., V B.

* Сергей Викторович Троицкий,
преподаватель С.-Петербургского
Александро-Невского духовного училища

Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 5, стлб. 489. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1904 г. Орфография современная.

По первым посланиям ап. Павла видно, какой свободой пользовалась тогда Евангельская проповедь. Миссионеры шли по внушению Св. Духа то в страны, еще не слышавшие евангельской проповеди, то в города, где уже были христианские общины. Павел воздерживался от последнего: он поставил себе за правило «не созидать на чужом основании»; если он довольно долго пробыл в Риме, то это было против его желания. Но не вс были так щепетильны. Отсюда возникали столкновения между лицами, между разными авторитетами, даже между учениями. Доктрина, внедряемая вначале, была разумеется очень проста: как я старался показать, она вмещалась в рамки еврейского религиозного миросозерцания. Но ревность первых христиан была слишком пылка, чтобы оставаться в бездействии. В области мысли она проявила себя в ненасытной жаже познания. Второе пришествие Христа, его время, условия и последствия, образ и продолжительность, чуть не местоположение его царствия, - все это в высшей степени возбуждало любознательность и вызывало то напряжете умственной деятельности, о которой свидетельствуют Послания к фессалоникийцам. Когда покончили со спорами об обязательности Закона и о взаимных отношениях ветхого Израиля и новоявленной церкви, личность ее Основателя в свою очередь заняла умы. Как существовал Он раньше появления в мире? Какое место отвести Ему между небожителями? В каких отношениях находился Он прежде и находится теперь к тем таинственным силам, которые отчасти библейские предания, но особенно умозрения еврейских школ ставили между миром и бесконечно-совершенным Существом?

Как эти, так и другие вопросы вызывали разъяснения, которые нарастали, наслаивались на первоначальное зерно христианского учения. Это то, что ап. Павел назвал надстройкой (…) из которой проистекает высшее знание (…). Он допускает это дальнейшее развитие религиозного учения и даже сам усердно работает в этом направлении. Но он не скрывает от себя, что есть разные способы развития первоначального учения и что, под предлогом дополнения, его легко можно исказить.

Это именно и случилось в азийских церквах, как доказывают послания ап. Павла, обращенные к ним из римского заточения. Я говорю о Посланиях к ефесянам и колоссянам, Первое имело, по-видимому, характер окружного послания, отдельные экземпляры которого были разосланы в разные церкви. Оно не заключает в себе никаких местных указаний. Напротив, в Послании к колоссянам точно названы те, кому оно предназначалось. Его сопровождает короткая записка, Послание к Филимону.

Эти послания переносят нас в пограничную область между Фригией и старинными областями Лидии и Карии. Три крупных города - Иераполь, Лаодикия, Колоссы - расположены были здесь на небольшом расстоянш друг от друга по долине Лика. Павел лично не проповедывал в этой части Азии; однако его признавали здесь авторитетом, духовным главой; вероятно он посылал сюда кого-либо из своих сотрудников. Пока он был в узах, его посетил Епафрас, один из главных церковных деятелей этой области, и осведомил его о положении дел внутри этих общин. Павел решил написать те два послания, о которых я уже упоминал; приводимые мной ниже извлечения дают понятие о догматических затруднениях, волновавших умы азийских христиан.

Посл. к колоссян. I, 15-20: (Иисус Христос) есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, - все Им и для Него создано, и Он есть прежде всего и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви; Он начаток, первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всем первенство: ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота, и чтобы посредством Его примирить с собою все, умиротворив чрез Него, кровью креста Его, и земное и небесное».

Посл. к колоссян. гл. II: «Желаю, чтобы вы знали, какой подвиг имею я ради вас и ради тех, которые в Лаодикии и Иераполе, и ради всех, кто не видел лица моего в плоти. Дабы утешились сердца их, соединенные в любви для всякого богатства совершенного разумения, для познания тайны Бога и Отца и Христа, в котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения. Это говорю я, чтобы кто-нибудь не прельстил вас вкрадчивыми словами, ибо хотя я и отсутствую телом, но духом нахожусь с вами, радуясь и видя ваше благоустройство и твердость веры вашей во Христе. Посему как вы приняли Христа Ииcyca Господа, так и ходите в Нем, будучи укоренены и утверждены в Нем и укреплены в вере, как вы научены, преуспевая в ней с благодарением. Смотрите братия, чтобы кто не увлек вас философией и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу, ибо в нем обитает вся полнота Божества телесно, и вы имеете полноту в Нем, который есть глава всякого начальства и власти; в Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым; бывши погребены с Ним в крсщении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, который воскресил Его из мертвых, и вас, которые были мертвы во грехах и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним, простив вам все грехи, истребив рукописание постановлений на нас, которое было против нас и которое Он взял от среды и пригвоздил ко кресту, отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою.

Итак, никто да не осуждает вас за пишу или питие, или за какой-нибудь праздник или новочесячие, или субботу: это есть тень будущего, а тело во Христе. Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безразсудно надмеваясь плотским своим умом и не держась главы, от которой все тело, составами и связями будучи соединяемо и скрепляемо, растет возрастом Божиим. Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: не прикасайся, не вкушай, не дотрагивайся (это все истлевает от употребления), - по заповедям и учению человеческому? - Это имеет только вид мудрости в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в нвкотором небрежении о насыщении плоти.

Из этих текстов ясно, что люди, против которых ополчался ап. Павел, стремились ввести: 1) соблюдение праздников, новомесячий и суббот, 2) воздержание от известных видов пищи и обряды, выражавшие смирение, 3) поклонение ангелам. Может, быть речь шла еще об обрезании (II, 11), на которое, по-видимому, намекает слово уничижение. Все это имеет довольно большое сходство с иудейством, но это уже не полемика Послания к галатам. Речь идет не о противоположности между верой и Законом, но об особых обрядах, связанных с определенным учением, которое пытались установить в качестве дальнейшего развития апостольской проповеди.

За этой обрядностью вскрывается особая догматика, преобладающая черта которой - чрезвычайное значение, придаваемое ангелам. Апостол Павел не вдается в подробности, он скорее излагает свое учение, чем разбирает учение противников. Но настойчивость, с какой он утверждает, что все сотворено Иисусом Христом и ради Него, что ему принадлежиг первое место в деле творения и искупления, ясно доказывает, что колосские учители старались умалить значение Спасителя в глазах фригийских христиан. Дальше мы увидим, как еретические учения противополагали ангелов Богу, приписывали им создание мира и ответственность за зло как нравственное, так и физическое. Здесь отношение между Богом и ангелами совсем иное. Ангелы не враги Божьи, ибо им воздается поклонение и в них видят завершителей дела спасения, незаконченного Христом. Однако, эти посредники между Богом и миром, это различие, полагаемое в роде пищи, это принижение плоти - все это черты, которые позволяют сближать лжеучения, которые ап. Павел был вынужден искоренять в колосской церкви, с идеями иудействующих гностических сскт, которые вскоре перед нами предстанут.

Таково высшее знание, …, которому учит апостол. Развитие объективной веры представляет собою развитие понятия о Христе. Нетрудно заметить, что выражения, употребленные в этих посланиях, не имеют в виду отношений между Христом и его небесным Отцом. Выражение «Слово» не было произнесено; Павел в нем не нуждается, потому что его занимает лишь отношение между Христом и тварью: Христа хотят низвести на степень ангела, апостол возвышает Его над всякой тварью и не только отводит Ему первое место, но видит в Нем смысл, цель и виновника творения.

Учение о церкви связано с этим высоким понятием о Христе. Церковь есть совокупность существ, на которых простирается дело спасения. Бог распространяет его в качестве безвозмездного дара на всех людей без различия происхождения: на греков и иудеев, варваров и скифов, рабов и свободных. Сложившаяся таким образом церковь все получила от Иисуса Христа: Он ее оправдание, ее жизненное начало, глава, вождь. Он сошел с неба, чтобы учредить ее, совершив на кресте дело спасения; восшедши на небеса, Он продолжает в ней распространение и завершение Своего дела. Он установил в ее лоне различные степени церковного служения - апостолов, пророков, евангелистов, пастырей, учителей - с тем, чтобы привлечь святых к общему делу, в священное здание, которое есть тело Христа. Действием Христа, чрез посредство этих орудий, мы все возрастаем в единой вере и познании, предмет которых все тот же Сын Божий, осуществляем свое призвание, достигаем в меру возраста мужа совершенна, которая есть обладание Христом во всей Его полноте.

Таким образом в церкви всякое учение проистекает от Иисуса Христа, всякий успех в знании происходит от Него и стремится к лучшему познанию Его и Его плеромы, той полноты Божества, какая обитает в Нем. Вся жизнь христианина от Него исходит и к Нему стремится; эта глубокая мысль нашла себе, позднее образное выражение в Альфе и Омеге ев. Иоанна.

Опасность, угрожавшая этому развитию вероучения, заключалась в суетных мудрствованиях лжеучителей; изменчивые как ветер или случайности игры, порожденные человеческой испорченностью, они коварно вводили в заблуждение людей, еще не утвержденных в истинной вере. Павел намекает даже, что эти теории, чуждые преданию, клонились к оправданию плотских грехов.

Дальнейший ход событий более, чем оправдал опасения апостола. Правда, документы, которыми мы располагаем для оценки этих первых стадий в развитии ересей, переносят нас ко времени, довольно далекому от той эпохи, когда Павел писал к колоссянам; к тому же они носят скорее полемичесюй, чем описательный характер. Из них однако ясно вытекает, что задолго до появления знаменитых гностических школ в царствование Адриана, сходные с ними учения проникали понемногу всюду, вызывая разделение между верующими, извращая Евангелие и стремясь превратить его в своего рода оправдание человеческих слабостей.

О таком состоянии церкви свидетельствуют так называемые Пастырские послания, из которых два к Тимофею, кажется, имеют в виду обстоятельства, происходившие в Азии. Личность проповедников ересей не остается уже неизвестной как в Послании к колоссянам; имена их названы. Это - Гименей, Филет, Александр. Они выдают себя за учителей Закона; их учения - басни иудейского происхождения; они обращаются к умам слабым, любопытным, мучимым страстной жаждой познания, в особенности к женщинам, занимают их пустыми и хитрыми вопросами, мифами, бесконечными родословиями. В практической части учения они внушали отвращение к браку и к некоторым родам пищи. Что касается воскресения, они считали его уже совершившимся, т.-е. не признавали иного воскресения кроме нравственного. Помимо опасности, какой подвергалась сама вера в собеседованиях с этими мнимыми учителями, здесь скрывался источник споров, ослабляющих узы любви.

Пастырские послания говорят нам об огорчении св. Павла при виде стольких плевел в его апостольской жатве. В других исторических памятниках, свидетельствующих об ересях и о заботах, какие они возбуждали в высших руководителях церкви, мы встречаем не только печаль, но и негодование. Сюда относятся: послание ап. Иуды, II послание ап. Петра, Откровете св. Иоанна. Еретиков обличают, как теоретиков безнравственности, которые превращают божественную благодать, Евангелие, в орудие похоти; их ожидают самые страшные наказания от праведного суда Божьего. Здесь опять идет речь об утонченных мифах, искусно составленных; другие подробности тоже вызывают порицание, но оно отличается более энергией, чем ясностью.

В семи посланиях, которыми начинается Откровение, ев. Иоанн также говорит с большим возбуждением. В азийских церквах свирепствует пропаганда, ведущая к безнравственности; она разрешает блуд и употребление в пищу идоложертвенного мяса. Учение, связанное с этой распущенной моралью, не излагается совсем; оно только охарактеризовано сильным выражением: «глубин сатанинских». Лжеучители выдают себя за апостолов, - а они не таковы; почитают себя иудеями, но они - «сборище сатанинское». Дважды они названы по имени: это - николаиты.

Конечно не по таким сведениям можно составить себе ясное понятие об ересях, распространенных в Азии во времена Апокалипсиса; предание тоже не проливает на это никакого света. Св. Ириней знает об ереси николаитов только из текста Апокалипсиса; он подводит итог сказанному о них там словами: indiscrete vivunt (живут беспорядочно). Климент Александрийский осведомлен столь же мало. Однако оба автора единогласно связызвают секту николаитов с именем диакона Николая, упоминаемого в Деяниях апостолов; но это отнюдь не доказано. Николаиты не единственные еретики, которых встречал автор Откровения. Поликарп рассказывал, что Иоанн, ученик Господа, войдя однажды в Ефес в баню и, увидев там некоего Керинфа, тотчас же выщел, говоря: бежим отсюда, здание может обрушиться, ибо в нем находится Керинф, враг истины. Св. Ириней, сохранивший нам этот рассказ Поликарпа, сообщает некоторые подробности об учении Керинфа, а св. Ипполит добавляет несколько черт к его изложению. Из их слов видно, что Керинф был в общем иудейский учитель, преданный соблюдению субботы, обрезанию и другим обрядам. Как и палестинские эвиониты, он учил, что Иисус был сын Иосифа и Марии, что Бог (…) слишком высоко парит над миром, чтобы заниматься им иначе, как чрез посредников. Один ангел сотворил вселенную, другой дал Закон; этот последний есть Бог иудеев. Оба они настолько ниже Верховного Существа, что не имеют о нем никакого понятия. Во время крещения Иисусa божественная сила, исходящая от Верховного Божества, - Христос (по Иринею), Святой Дух (по Ипполиту) - сошел на Него и обитал в Нем до начала Его страданий.

Лет двадцать спустя после появления Апокалипсиса, чрез провинцию Азию спешно проводили Игнатия, еп. Антиохийского, приговоренного к смерти за исповедание христианской веры и осужденного на растерзание дикими зверями в Риме. В посланиях, которые ему удалось написать некоторым церквам этой области, он в свою очередь касается положения догматических вопросов и предостерегает верующих от распространяемых среди них ересей.

Что прежде всего поражает его, - это склонность к партийности и к расколу. В Филадельфии он собственными глазами видел собрания еретиков.

«Некоторые из них хотели обмануть меня по слабости плоти моей, но Дух не впадает в заблуждение, ибо Он от Бога, Он знает, откуда приходит и куда идет, и разоблачает все тайное. Я вскричал среди их речей, вскричал громким голосом: держитесь епископа, пресвитеров и диаконов. Некоторые из них подумали, что я говорю так потому, что знаю об их разделении, но - свидетель мне Тот, ради Кого я ношу цепи, - не плоть, не человек открыли мне это. Дух гласит и поучает: не делайте ничего без епископа, блюдите вашу плоть, как храм Божий, любите согласие, бегите раздоров, подражайте Иисусу Христу, как и Он Отцу».

Собрания эти созывались по почину странствующих проповедников, которые ходили из города в город, сея плевелы. Им не всегда это удавалось. Так, по дороге из Филадельфии в Смирну, Игнатй встретил еретических проповедников, возвращавшихся из Ефеса, где они не имели никакого успеха. По всей вероятности, Игнатий знал этих еретиков до своего прибытия в Азию и старался предостеречь здешние церкви против нового для них врага, к которому сам он уже привык.

Учение, которое внушали слушателям на этих собраниях, прежде всего клеймится названием иудейства. Конечно, речь идет уже не о простой иудейской приверженности к Закону, а об умозрениях, в которых сплетаются три элемента: обрядовый закон, Евангелие и фантазии, чуждые тому и другому. Иудейские обряды, которые раньше отстаивались ради их собственной ценности, и как средство спасения, теперь служат указанием, внешней оболочкой для довольно странных религиозных учений. Игнатий часто возвращается к соблюдению субботы, обрезанию и иным обрядам, которые он считает устарелыми. Он настаивает на авторитете Нового Завета и пророков: эти последние связаны с Евангелием и косвенно противополагаются Закону.

Христология еретиков, - единственная часть их учения, о которой имеются ясные указания, - носит характер докетизма. «Будьте глухи, когда вам рассказывают о чем-либо помимо Христа, потомка Давидова, сына Марии, который действительно родился, который вкушал пищу и питье, был действительно гоним при Понтии Пилате, действительно распят, который действительно умер пред лицом неба, земли и преисподней, который действительно воскрес силою Бога Отца.... Если Он страдал только по видимости, как это. утверждают некоторые безбожники, т.-е. неверующие, которые сами живут только по видимости, то зачем я в оковах? Почему жажду я бороться с зверями? Напрасно ли я умру?» Эти выражения относятся не только к действительности смерти и воскресения Спасителя; они обнимают всю земную жизнь Его. Они имеют в виду не учение Керинфа, которое можно назвать докетизмом в несобственном смысле, но настоящий докетизм, напр. Сатурнила и Маркиона, для которых Иисус Христос во все время земной жизни имел лишь видимость плоти.

На счет эсхатологии (учения о конце мира) нет указаний, но настойчивость, с какою Игнатий подчеркивает действительность воскресения Христа и надежду на личное воскресение, заставляет думать, что еретики отвергали также веру в воскресение плоти. Это отрицание лишало христианскую мораль самой весской санкции. Слова Послания к филадельфийцам: «блюдите ваше тело, как храм Божий» - дают повод думать, что новые учения вели к безнравственности, однако этот довод слишком слаб. Новые еретики подвергают церковь опасности не столько своей распущенностью, сколько духом партийности.

Учение, которое св. Игнатий противополагает этой незаконной проповеди, слабо развито в его посланиях. Но его мнению Ветхий Завет был истинной, хотя несовершенной религией; теперь он отменен. Мученик Игнатий не превращает его в ряд иносказаний, но видит в нем введение к Евангелию. Христология Игнатия представляет несколько замечательных черт. Иисус Христос воистину Бог и воистину человек: «Бог Наш, Иисус Христос, по устроению Божию был зачат во чреве Марии из семени Давида, но от Святого Духа; Он родился и крестился, чтобы Своим страданием очистить и воду». Игнатий решительно настаивает на Его бытии до воплощения: «Один есть только врач телесный и духовный, рожденный и нерожденный, Бог во плоти, в смерти истинная жизнь, от Марии и от Бога, сперва подверженный, а потом неподверженный страдатю, Господь наш Иисус Христос». Учение о Слове Божием также известно св. Игнатию: «Один есть Бог, явивший себя чрез Иисуса Христа, Сына Своего, Который есть Его Слово, произнесенное после молчания, Который во всем благоугодил Пославшему Его». Это явление во времени не мешает Иисусу Христу быть вне и выше времени, существовать прежде всех век у Бога Отца.

В это отдаленное время ереси вырастали на почве еврейского мозаизма. Bсе лжеучители - это законники, преданные обрезанию, субботе и иным обрядам. Но они учили не только об обязательности Закона: их не следует смешивать с простодушными иерусалимскими книжниками и их учениками-фарисеями, поглощенными каноническим правом и толкованиями к нему. Они - настояние богословы, которые широко пользуются сравнительным равнодушием своих единоверцев ко всему, что не касается соблюдения Закона, чтобы предаваться своим ученым фантазиям. Но они не ограничиваются и этим. К без того уже мелочным Моисеевым обрядам они присоединяют еще резко выраженный аскетизм, девство, питание одной растительной пищей и воздержание от вина. Tе из них, которые приняли христианство, связывают с своими «иудейскими баснями» новые данные, внесенные Евангелием, и стараются внушить их новообращенным вместе с своими правилами строгой жизни. В общем то были - иудействующие гностики, которые в первоначальной церкви предшествовали вторжению философского гностицизма.

Легализация христианской церкви была выгодна церкви не менее государстве. Кроме непосредственной выгоды легальности, признание государством давало церкви орудие для внутренней борьбы. Усиление частнособственнических элементов, укрепление церковного аппарата, аристократизация всей идеологии христианства неизбежно должны были вызвать резкую оппозицию церковных низов.

Кроме того, развивая общие черты вероучения, написанные Христом, богословы вынуждены были ответить на многочисленные вопросы, которые непременно возникали в связи с углублением понимания догматов, уточнения их содержания. Причем высказывались разные мнения, обусловленные историческими, экономическими, политическими, философскими и, возможно, индивидуальными факторами. Часть из них была достаточно доказана и признана ортодоксальной, они вошли в учение церкви и высказанные в произведениях Отцов Церкви. Другие стали объектом упрямых споров, богословских дискуссий, многие из них были отвергнуты и объявлены ересью (греч. Hairesis - секта). В богословии ересью считается сознательное и умышленное уклонение от догматов веры.

Борьба с ересями в первые века существования христианства носила упрямый, а порой и драматический характер. Ранние ереси способствовали утверждению в христианстве иррационализма. Как это ни парадоксально звучит, но ереси сделали большое дело в христианстве - они помогли генеральному паулианському направления, стал ортодоксальным, видшлифовуватися в логическую, постоянную, всесторонне ориентированную религиозную систему. К ранним ересей в христианстве обычно относят монтанизм и гностицизм.

Монтанизм (от имени основателя течения Монтана) возник в Фригии около 156 г. н. Э Монтанисты выступали против примирения с языческой государством, церковного имущества и власти епископов. Они ожидали немедленного пришествия Христа и Страшного суда, а потому отрицали земные блага и вели аскетический образ жизни. Поддерживали безбрачие, но не придерживались его. Ересь особенно распространилась во время гонений, когда объединила всех непримиримых, и процветала в Северной Африке. К монтанистов примыкал и выдающийся христианский апологет Тертуллиан , хоть революционный сторону учения он затушевывал. их общины возглавлялись НЕ епископами, а пророками. Мон ва проповедовал в сопровождении двух пророчица Прискиллу и Максимилла, которые имели видения и доводили святость Монтана. Монтанисты широко практиковали экстатические моления, профетизм (пророчества), говорение неизвестными языками. Можно сказать, что они были сторонниками христианства, изложенного в Апокалипсисе. Полное поражение монтанизму завершила самый ранний период становления христианства, хотя остатки ереси на востоке Римской империи просуществовали до VIII в.

Стойку и упорную оппозицию в христианстве во времена его становления проявлял гностицизм. Гностики учили, что существуют три начала: Верховный Бог, Бог-Творец и первоначальное материя. Верховный Бог - абсолют, который проявляет милосердие, любовь, добро. Бог-Творец - это ветхозаветные Яхве, он находится во власти Зла. Материя же образует материальный мир. Между ней и Богом действуют промежуточные силы Соны, олицетворяющих Логос. Среди эонов находится и Иисус. Мир имеет двойную строение: хорошее соответствует зло, свету - тьма, дух - материя, души - тело, жизни - смерть, ведущих борьбу. Надо выбрать истину в этой борьбе. Человечество, по учению гностиков, состоит из пневматиков (избранные люди, которые обладают гносисом), психика (люди, которые находятся под властью Демиурга, выполняют Закон, но не понимают его) и Хоик (люди, которые находятся под властью плоти, материальных инстинктов, они обречены на гибель вместе с сатаной). Итак, для гностиков характерны следующие идеи:

Противопоставление материального мира духу, признание материального мира следствием действий злых сил или ошибки Творца, но ни в коем случае не творчества Божией

Спасение мирского, телесного, материального невозможно ни при каких условиях; будет спасен лишь тот, кто избранником Божьим, в душе которого есть частичка божественного духа; раскрытие этого духа должно состояться не умом, а интуитивным познанием, озарением; это озарение осуществит посредник между Богом и людьми - Христос.

Радикальные проповедники гностицизма доходили до крайностей, требуя полной смены всех принятых понятий и радикальной переоценки всех ценностей. "Если вы не делаете правое левым и левое правым, - говорится в апокрифических Евангелиях (Египетское Евангелие) - верхнее нижним и нижнее верхним, переднее задним и заднее передним, то вы не можете понять царство Божие...". "Двойное должно стать единственным, внешнее слиться с внутренним, человек с женским, не должно быть мужчины и женщины".

В социальных взглядах гностиков крайний индивидуализм переплетался с крайним коллективизмом. Отрицая любую организацию и любое догму, гностики проповедовали платоновский коммунизм, в частности совместное имущество и общие жены (секта Карпократа). Некоторые секты гностиков проповедуют полный индифферентизм, бедность и аскетизм. Из вождей гностиков влиятельными были Карпократ, Маркион, Васильев и Валентин.

Гностицизм настолько отдалился от чисто христианских идей, некоторые считают его христианской ересью, а отдельным религиозно-философским направлением, определенным сплавом пифагорейства и восточной религиозной мудрости. Социальной платформой гностиков была социальная пассивность, консерватизм, примирение с существующей действительностью. Зло - пожизненное, это свойство материи. Перестройка мира невозможна, революционный демократизм Иисуса христианства - лишний. Но, следуя учению о Логосе как посредника между Богом и людьми, они высоко ценили Иисуса деятельность, особенно антииудейской направления. Однако, чтобы утвердить новую церковь, надо было уничтожить гностицизм. И это было сделано.

Еретические мысли высказывал богослов III ст. Ориген, который заявил, что бедность - результат слабости человеческой природы и изменчивости. "Никто, - говорил он, - не станет без разбора хвалить бедных, из которых большинство в своей жизни люди бросовые".

Оппозицией паулинистичному движению стал антитринитаризм, что вытопит с неумение понять сущность единобожия, диалектический характер учения о Троице. В антитринитаризм было два течения: патригасианизм, который отрицал самостоятельное существование Иисуса (Бог-Отец и Иисус Христос - это одно лицо), и евионизм (или монархианства) , которое признавало существование Христа, но отрицал его божественность.

В своем становлении как религии греко-римского мира христианству пришлось выдержать борьбу еще с одним религиозным учением - манихейством , возникшее во II в. н.э. как смесь халдейско-вавилонских, персидских и христианских мифов и обрядов. Его автором считают Мани (ок. 216 - ок. 277 pp.), Родиной - территорию современного Ирана. Он признавал дуальность мира и человека. Такая дуалистическая концепция отрицала христианство. Поэтому церковь боролась с ересью. И первая казнь на горло, которая была осуществлена по требованию христиан, совершенное правителем м. Тира Максимом в 385 г. Над Присцилианом на основании обвинения его в гностицизме и манихействе

Возникновение ереси новатианства связывают с внутрицерковной борьбой за главную в Африке епископскую кафедру в Карфагене между Киприаном и Новат, а затем - Фелициссимом. Киприан (умер 258 г..) Получил кафедру за 2 года после возвращения к христианству. Он отстаивал единство церкви, крепкого епископской власти и права только епископа проявлять "милость к тем, кто упал" (я уступку язычеству, римской власти), допуская при этом большой либерализм. Его противники считали, что миловать могли только те, кто сам пострадал за веру (мученики и исповедники). Это подрывало авторитет епископа. Аналогичный движение возникло в Риме во главе с пресвитером Новатиан (умер 268 г..), От имени которого получила название ересь. Хотя внешней причиной возникновения этого движения было соперничество за должности, в основе его лежало желание сохранить в христианстве остатки революционно-демократического движения, помешать проникновению в христианских общин состоятельных лиц и т. Новатианци сопротивлялись социальной переориентации христианства. Однако и это движение было обречено.

В новозаветные текстах Христос выступает Богочеловеком, которая одновременно имеет человеческую и божественную природу. К этому христологического представление включено учение о тройственность божества. Вернувшись к вопросу о соотношении Бога-Отца и Бога-Сына, Арий из Александрии (видимо, 256 или 280 - 336 pp.) Высказал мнение, что Иисус не был рожден Богом, но созданный им.

Следовательно, он не единосущный Богу Отцу, а подибносущний ему. В греческом языке разница в этих словах заключается лишь в одной букве "и" (Голюусиус или Гомоиусиос). Но в эту разницу было заложено очень большое смысловое значение: есть Иисус Христос Богом? Ведь он был только подобный Богу. Речь шла о судьбе христианства. Арий сразу нашел сообщников: семь пресвитеров и двенадцать диаконов были его первыми последователями. Со временем под флагом Ария собрались массы населения Египта, недовольные церковными порядками, а также сторонники языческой идеологии. Арианство проникало в варварских племен, и под его флагом велась борьба против Империи.

Император Константин, который в то время определился относительно христианства как будущей государственной религии, бросился его спасать. Для преодоления арианства ему пришлось созвать Вселенский собор. Арианство было осуждено собором, но не так последовательно и решительно, как были осуждены другие ереси. Было принято решение о равенстве сущностей двух первых лиц Троицы, стало большой уступкой арианству. Правда, арианци решение не подписали, и начались притеснения их и церковью и государством.

Однако сын Константина (337 - 361 pp.) Реабилитировал арианство. И только в 381 р. II Вселенский собор в Константинополе при императоре Феодосии I Великого (379 - 395 pp.) Окончательно приговорил арианство и сформировал богословское положение "одна-единственная божественная субстанция в трех лицах". Однако арианство еще долго существовало в варварских народов (готов, вандалов, лангобардов).

Часть непримиримых монтанистов в Северной Африке во главе с епископом Донатом начали новую ересь - донатизм. С ней связан выступление североафриканских рабов и колонов - движение агонистики или циркумцелионив (бродяг). Агонисты называли себя борцами за правое веру. Особенно сильный размах достиг движение в 40-х годах IV в. Повстанцы сжигали и грабили поместья богатых, пытали богатых, освобождали рабов и колонов. Движение стало настолько радикальным, что руководство донатистов отделилось от него. Римская армия дважды наносила поражения агонистам. Однако отдельные донатистськи общины продолжали существовать до Vin ст. (до мусульманского завоевания).

О силе христианских идей и организаций свидетельствовала также неудачная попытка Юлиана Отступника (361 -363 pp.) Оттеснить христианство от общественной жизни и государственных дел. его преемник

Иовиан (363 - 364 pp.) Вновь запретил язычество и вернулся к христианству. Все другие императоры поддерживали христианство.

Однако это не защитило христианскую религию от новых ересей. В IV в. возникло несторианство во главе с Константинопольским патриархом Несторием (умер ок. 450 г.). Он учил, что Иисус - это человек, который только внешне соединяется со вторым лицом Троицы, с Богом Сыном, потому Дева Мария вовсе не Богородица, а только христородиця, выдающаяся женщина, которая родила выдающегося человека. Это заявление вызвало яростное сопротивление со стороны монахов и священников. Феодосий II собрал III Вселенский собор в Эфесе, где на первой сессии 153 епископы осудили несторианство.

Однако с прибытием на собор других епископов ситуация начала складываться в пользу Нестория. Его противник Александрийский епископ Кирилл с монахом Евтихием по-новому выложили христологическую доктрину: в Иисусе есть только одна божественная природа. Это и положило начало монофизитством . Теперь уже осуждали Евтихия. Опять созвали собор в Эфесе, и при поддержке императорской власти Евтихий был оправдан. Но Римский епископ не признал такого решения. Религиозная борьба продолжалась.

Император Маркиан (450 - 457 pp.) Был против ересей и собрал IV Вселенский собор в Халкидоне в 451 г.., На котором 450 восточных епископов осудили и несторианство, и монофизитство. Иисуса сказано: "Две различные и неделимые природы в одном лице". Еретики этого определения не признали и образовали свои церкви. Последователи несторианства есть и теперь в Иране, Ираке, Сирии. Монофизитство нашло плодотворную почву на Востоке как повод для отделения некоторых церквей.

Таким образом, христианство и христианская Церковь в IV в. сформировались организационно, одержали победу во внутренней борьбе с ересями и были признаны господствующими в Римской империи, то есть христианство стало государственной и господствующей религией.